Отзывы на книги автора «Петр Алешковский»

Люди живут лишь затем, чтобы нести знание. Выбрать пригодное и припомнить в нужный момент может только сметливый.

Почему одни люди несчастны, другие одержимы? Кто больше достоин жалости? Достойны ли вообще люди жалости?

«Крепость» - очень точное название романа. Не только потому, что действие то косвенно, то прямо (и больше прямо, чем косвенно) касается древней крепости и раскопок, но и в связи с тем, что одна из идей книги (на мой взгляд) заключается в том, что у каждого человека есть своя крепость. В которой он либо прячется, либо обороняется, либо развивается. А ещё либо строит, либо разбирает, либо рушит, либо сохраняет. Вот так и персонажи Алешковского (их, слава Богу и самому Алешковскому, в романе много) – всяк в своих стенах. И дело только в их толщине и высоте.

Главный персонаж – Иван Мальцов, историк, археолог, человек, пнутый начальством, женой, в каком-то смысле и самой жизнью. Его крепость – в верности профессии, в честности перед собой и перед людьми. Стены этой внутренне-духовной крепости толсты и прочны, хотя именно благодаря им Мальцов не способен договориться с теми, кто снаружи, то есть с обществом. Он не может приспособиться к современному укладу, к сегодняшней действительности, к тому, что теперь всё решают деньги и чьи-то чужие интересы. Время, понимаешь, такое (а время действия самое что ни на есть современное, там даже события с Крымом упоминаются. Но – ВНИМАНИЕ! – они только упоминаются и как раз именно для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что на дворе, то бишь на страницах, середина второго десятилетия двадцать первого века. Ну, ещё про Крым несколько раз говорится в разрезе древности, но это никак не связано с текущей политикой).

Другой вопрос – а надо ли, чтобы главный герой был приспособленцем, чтобы умел договариваться? Ответ очевиден – не надо. Хотя бы потому, что тогда бы романа не получилось. А если мы позабудем, что всё прочитанное есть выдуманный сюжет, то всё равно не надо. А то уж как-то совсем получается грустно от ощущения, что в наше время честного и принципиального человека, готового наплевать на внешние условности, днем с огнём не найти. Тем более историка, с горечью признающего, что Настоящий историк обязан иметь предельно оголенные нервы, постоянно страдать, переживая то, о чем пишет, даже упиваться человеческой болью, из которой соткана история. И что Историку в наследство остается одно воображение и черепки, датирующие слой. И вообще, История всегда страшное дело , делает он грустный, но опять же принципиальный вывод. И вот именно эта принципиальность и приводит Мальцова к тому, что случилось с ним в финале. А что там случилось – это уже будет спойлер, так что все вопросы к Алешковскому.

Крепость олигарха местного масштаба Бортникова, ясное дело, построена из денежек и некоторой доли жлобства. Тут всё понятно. Человек привык, чтобы ему все подчинялись. И что все вопросы можно решить некоторой суммой. Или, как вариант, дачкой в виде хорошего алкоголя, свежей свинины и прочих презентов. В своём поведении он отчасти тоже бескомпромиссен. Но если Мальцов руководствуется общими или научными интересами, то Бортников за ними ширмует личные. Вот одна из вариаций конкретного мышления по Христу: да – да, нет – нет, а всё что кроме, то от лукавого. Но Бортников сам лукавый чёрт, ибо как ни крути, а всё подгребает под себя. Ладно, хотя бы это не худший вариант представителя своего класса – людей на стрелках не мочит, баб местных не насилует. Уже хорошо.

Нина, бывшая жена Мальцова, к тому же ждущая от него ребёнка, но сбежавшая от него в очень трудный для него момент да ещё и к мужику, карьера которого начиналась благодаря Мальцову. Ещё один человек по фамилии Маничкин, тоже некогда близкий Мальцову товарищ, а теперь строящий ему всякие пакости. Впрочем, не только ему. Стены крепости этих и им подобных строятся на беспринципности, подлости и предательстве, и роман очень наглядно показывает, как крепки и надёжны стены таких крепостей и почти ничто их может взять.

Инок Николай. Тут, я пожалуй, расписывать, ничего не буду, напомню лишь анекдот про то, как один бизнесмен ехал в купе с батюшкой и работал всю ночь на ноуте, а батюшка курнул, выпил да и к бабам пошёл развлекаться. Да и бизнесмена всё звал за компанию, только тот отказывался. А под утро батюшка с красным и довольным лицом приходит в купе, а бизнесмен с красными глазами его спрашивает – мол, батюшка, я вот работаю, работаю, работаю, на баб не смотрю, водку не пью. Может, я неправильно живу? А священник ему – да нет, живёшь ты как раз правильно. Только скучно. Вот такова же и крепость монаха Николая.

Есть ещё одна великая крепость в романе, на которой стоит целый пласт нашего народа. Это лень и водка. Несколько месяцев Мальцов прожил в деревне, отдельно от цивилизации, городских будней и суеты. Всё, что видно за этот период – как деревня спивается, пустеет да гробит сама себя. Приятного мало, но, к сожалению, это и есть действительность. В этом отношении Алешковского можно назвать бытописателем. Другое дело, что конкретно по данной теме он не сказал ничего нового.

Читателям, которые не любят исторические параллели, а также вещие сны, вызванные, вдобавок, употреблением чего-то околонаркотического, книгу читать не порекомендую. Потому что один из ключевых персонажей монгольский воевода Туган Шона дважды приходит Мальцову именно после употребления им некоего кайфа. Но вот что занимательно: в романе Туган Шона изначально позиционируется как исторически достоверное лицо, то есть не созданное одурманенным сознанием Мальцова. Более того, историк сам является дальним потомком Тугана. Вчитываясь в подробности биографии монгольского воина, поневоле думаешь: а Иван-то не реинкарнация ли Тугана Шоны? Вполне правдоподобно. (Тогда получается, что и инок Коля тоже реинкарнация другого Николая). А что? Туган ведь духовно очень похож на историка (точнее, историк на Тугана). Упрямый. Принципиальный. Верный себе. Способный на самопожертвование. Даже в шахматы хорошо играет. В общем, с такой же крепостью мужик.

Это что касается персонажей. Теперь обо всём остальном в двух абзацах. Ладно, в четырёх.
Лично для меня одним из критериев качественной книги является необходимость прочитать её второй раз. «Крепость» - роман как раз из такого ряда. Написанный простым языком, без лишних и непонятных хитросплетений и без многословия (несмотря на почти шестисотстраничность), требует повторного прочтения для более глубокого понимания. А так всегда бывает со знаковыми произведениями. Так что к «попсе» роман относить ну никак нельзя, при том, что особо глубокой философии или размышлений о судьбе всего нашего Отечества вы там не найдёте.

Впрочем, вот тут может быть самому с собой и поспорить можно. А что, разве исторические параллели с историей – не есть своего рода размышления о судьбе Отечества? А такого добра в романе тоже навалом – знай, успевай ориентироваться, причём тут Борис и Глеб, а причём Тохтамыш. И зачем всех в старом городе Деревске так интересует и волнует старая Крепость. Только ли бабки отмыть да бизнес сделать, али на самом деле кого история интересует? Не все же в этой жизни рассуждают, что ...мир крутится, либо поспевай, либо не выживешь!

А вот моральная сторона всех этих, к сожалению риторических вопросов, далась Алешковскому на все сто. Правда, по завершении книги грустно становится, потому что невесело завершается. Ибо с моралью в современной России ничуть не лучше выходит, чем во все предыдущие времена. В общем, От кого же нам бежать, как не от самих себя?

Что ещё могу сказать. Да всё сказал. Единственное, что пожелаю издателям – если будут продавать электронную книгу, пусть переформатируют контрольный файл, а то в отдельных словах вместо ударений знак # стоит. Глаз напрягает, знаете ли. А книга хороша, и мне пришлось попотеть, чтобы не испортить её бледным отзывом. В общем, как сам Алешковский заметил, По мощам и елей. Впрочем, какие тут мощи? Скорее, наоборот!

Для меня очевидно, что жанр большого русского романа переживает явный ренессанс: увесистые по формату и сложные по содержанию книги неожиданно становятся лидерами продаж, их обсуждают в социальных сетях, их авторы становятся гостями теле и радиопередач в рейтинговое время. Новый роман Петра Алешковского "Крепость" идеально подходит под вышеперечисленные параметры: написанная сочным, размашистым, ярким русским языком, "Крепость" оказалась одной из важнейших книг осени и совершенно явно запомнится прочитавшим её.
В центре сюжета - провинциальный археолог Иван Мальцов, 50-летний крепкий мужчина, полностью погруженный в свои изыскания истории вымышленного маленького городка Деревск, затерявшегося где-то между Петербургом и Москвой. Мальцов - упёртый фанатик своей мало оплачиваемой работы, от него уходит глубоко беременная жена, в городе у него конфликт с коллегами из музейной среды, откуда его почти выдавили, но влиятельный покровитель - владелец заводов, газет, пароходов, этакий современный Паратов по фамилии Бортников - не дал до поры расправиться с упрямым археологом. Всё дело в Крепости - сооружении ХV века на берегу реки - на которое положили глаз как местные нувориши, так и приближенный к высшей власти московский олигарх с говорящей фамилией Ройтбург. Хозяева жизни хотят превратить Крепость в ещё один культурно-исторический комплекс отдыха, понастроить новоделов и привлечь в город туристов, но под ногами вечно путается Мальцов, такой местный любящий выпить Дон Кихот, который своими изысканиями в культурном слое Крепости и прочей неуместной суетой пытается остановить этот в прямом смысле слова сокрушительный смертельный каток.
Мальцов, как уже было сказано, не только по профессии, но и по призванию археолог: человек с факультета ненужных вещей и смешной, как по деньгам, так и по статусу, работой. Он пишет книгу о связях Руси с Ордой, так как семейное древо Мальцова уходит в монгольские степи, к одной из ветвей Борджигинов - дальних родственников повелителя мира Чингисхана. Как-то, возвращаясь домой, он приглашает к себе соседку - весёлую разведенку Танечку с крымско-татарскими корнями - и после бурного секса обнаруживает себя в далекой донской степи, только под именем Туган-Шона. Густое, насыщенное повествование теперь переносится в средневековье, в ставку темника Мамая, у которого служит Таган-Шона - предок Мальцова.
Так и идёт в двух измерениях - наше время и эпоха Орды - книга Алешковского: стоит только главному герою выпить таинственного зелья соседки Тани, как его переносит на Куликово поле или во дворец грозного Тимура. По сути, Алешковский рассказывает о двух жизнях, двух сторонах одного человека: в совсем русском Мальцове проглядывают черты его далекого монгольского пращура, прежде всего, чувство собственного достоинства и гордыня, от которой Туган-Шона не избавился, даже оказавшись на службе московского князя Василия и приняв в православие так же неизбежно, как за несколько лет до этого пожертвовал своей крайней плотью, обратившись в ислам. По сути, это и есть подлинный русский мир: славяне, татары, православные, мусульмане, все давно перемешались в огромном плавильном котле под названием Россия, в ХV веке малонаселенная окраина Большой Орды.
Совершенно блистательный как по слогу, так и по описанию пласт романа - это рассказ о нынешней русской деревне, куда на несколько месяцев убежал из города Мальцов. Василёво - почти мёртвая деревня на несколько домов, включая семейный дом, доставшийся Мальцову от деда-священника. Изумительные пейзажи осени и зимы в романе Алешковского достойны пера Пришвина, а жёсткая, бесцензурная лексика в изображении деревенских алкашей и упырей посрамят своей точностью и безжалостностью матёрых писателей-деревенщиков, склонных в своей прозе, за исключением Астафьева, идеализировать давно ушедший в прошлое деревенский уклад. Российские осень и зима - время мрачное, холод, слякоть, переходящий в снег дождь, колкий ветер... Конечно, не стоит село без праведника: деревенская соседка Мальцова - пожилая Лена - воплощение терпеливого русского характера, усталая, ко всему привычная, сочувствующая окончательно спившимся односельчанам.
Вообще, у Алешковского замечательно прописаны характеры-типажи: глумливый и смешливый странник Коля, что числится при монастыре, но промышляет подаянием и кражами, бывшая жена Мальцова - Нина, провинциальная звезда, думавшая поначалу сделать себе карьеру в исторической науке при помощи супруга, но тот оказался излишне принципиальным и молодая дама предпочла кавалера помоложе и побогаче, всякие Маничкины и Калюжные - шакалы от археологии - распиливающие гранты от столичных исследовательских институтов и не брезгующие дружбой и совместной охотой на кабанов с областным прокурором и другими нужными людьми. Такова она сейчас, наша Россия...
Ордынская линия рассказана Алешковским не как острый памфлет, а как глубокий исторический очерк: чувствуется, что там автору как-то приятнее находиться. Странствия Туган-Шоны, его жизнь под жарким небом Крыма, в великой степи, под убивающим солнцем пустыни, показаны словно реальное свидетельство: веришь, что именно так и было, что ушёл Туган из-под Куликова поля вместе с Мамаем в Крым, оттуда, уже без своего сюзерена, через зной пустыни отправился на службу к Тимуру, потом - так уж вышло, всё обжорство, вероятно, да интриги - пришёл на Русь, где всё время, привыкший к солнцу и зною, мёрз, но пустил своё семя в русские боярские фамилии.
Я заметил, что тема Орды в последний год снова вошла в большой русский роман: персонажи книги Олега Радзинского "Агафонкин и Время" так же свободно перемещались в эпоху ранних чингизидов... Не могу сказать, с чем это связано: возможно, наша внутренняя природа, то, что называют национальным характером, сформировалось во взаимодействии и под влиянием Великой степи, двух сотен лет под властью Орды...
Крепость в русском языке - это отнюдь не только наименование защитного сооружения, но и оценка человеческих качеств: вот этой крепости Ивану Мальцову не занимать. Удивительный, метафорический, глубоко-религиозный финал романа подводит нас к простой и ясной мысли, как мне кажется, что гордая, одинокая, пусть и несуразная, но достойная жизнь человека на своём месте куда важнее всей бренной суеты, главное, не изменять себе, в любых обстоятельствах оставаться собой, будь ты Туган или Мальцов. Как говорится, по мощам и елей, тут уж в прямом смысле...

Я уже давно выработала для себя следующую концепцию - не бывает плохих или хороших книг, бывают книги которые способны удовлетворить твою текущую потребность или книги, которые удовлетворяют потребность, которой у тебя сейчас нет, и она возможно появится когда-нибудь позже или никогда не появится. Это кстати оправдывает многие гендерные стереотипы по книгам, потому что по тем или иным обстоятельствам части мужчин и части женщин попадают в схожие обстоятельства, что ведет к подобным потребностям и в итоге к одним и тем же книгам.

"Секретики" пришлись не ко двору, потому что прочитала я их не в той последовательности. У меня есть потребность в автобиографиях, в длинном человеческом опыте сконцентрированном до одной книги, в истории России 20 века со всеми ее особенностями, перехода от сельского хозяйства к индустриализации, подъем науки и культуры. Но так сложились обстоятельства, что сначала я прочла "Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы" Павла Селукова, где очень концентрировано мне рассказали про формирование мышления и быта окружающих меня людей. А потом прочла "Перекресток" Юрия Слепухина, где как раз показаны 30-ые, когда происходил основной слом села и рост города, массовая наука и культура. Обе книги написаны очень понравившимся мне языком с глубокими внутренними эмоциональными переживаниями.

Так что же "Секретики"? Мне было не интересно. Главный герой (позволю себе так) жил в очень обеспеченной семье, в интеллигенции. Его проблемы мелочны и смешны, все они от какого-то легкого дискомфорта на который и внимания обращать не стоит. Много непрощенных обид на учителей, кто что ему сказал поперек, все помнит, на всех обижен. Внутреннего мира и переживаний особо и нет, вся книга "наружная", кто как выглядел, кто кому приходился, где ездил, с кем общался. Удивляется (главный наш герой) что люди закупаются с запасом, а сам через пару абзацев рыбачит и охотится как не в себя. Все время кого-то осуждает и ругает, а себя рисует такими красками, что ругать себя было бы уместнее. Эпоха почти не чувствуется, разве что в самом начале и пара раз ближе к концу.

Отдельные описания деталей и предметов из детства по своему хороши, но как будто ни к чему не приложены (хотелось вставить и вставилось). Из-за чего тут же выветриваются и особо внутри не отзываются. Для меня книга получилась пустой, она прошла сквозь меня, не задев, а как-то разочаровав полным отсутствием интересных внутренних переживаний. Быть может причина в том, что нам выдали только детство и юность, а самое настоящее происходит в зрелости. Но зрелость нам не выдали.

Интересно было посмотреть фотографии.

Плотный, многоуровневый роман, в котором переплетены история далекого истертого временем прошлого, которое благодаря мастерству и фантазии автора оживает, и печального настоящего. Жилистые монголы гонят по пыльной степи покрытых потом коней, заливают руки кровью, наносят звенящими мечами точные удары – в российской глухомани археолог вяло бодает бессердечную чиновничью стену и заливает водкой отчаяние. Все это в красочных образах – текст очень плотный, лексически богатый, щедрый на описания и детали. За объемные картины – довольно мрачные по большей части – я буду вспоминать роман с благодарностью. Один только кабан, которого Мальцов подстрелил на охоте, чего стоит, а это ведь незначительный, маленький эпизод.

Вот только сюжет оказался совсем не таким, какой я надеялась увидеть. В аннотации фигурирует таинственная неисследованная Крепость, и я надеялась, что книга будет полна ошеломительных археологических открытий. Они были, но занимали от силы страниц пятьдесят в последней части книги. Все остальное время Крепость маячит где-то на дальнем плане как фон для излюбленной темы в русской литературе: все плохо, давайте поговорим об этом на протяжении пятисот страниц.

Повествование об археологе Мальцове делится на три части: город, деревня, снова город. И время от времени вклиниваются большие вставки о монголах – в виде алкогольных или наркотических снов Мальцова. В первой части беды начинают валиться на голову нашему герою: подлый коллега пытается добиться права на реконструкцию Крепости, что ее погубит; в родном музее какие-то политические дрязги, все врут, лебезят перед чиновниками из Москвы и всячески ищут личной выгоды, забивая на науку; жена бросила, предпочла более деятельного и хваткого соперника. И эта часть сочетает в себе все то, что я в литературе не люблю: все эти nothing personal just business, кто чей человек, кто за кем стоит, кто на какое место метит, тьфу. И кроме того, в образный роман время от времени врывается учебник истории. Столько-то десятков лет назад здесь жили те-то, затем им на смену пришли другие, когда князь такой-то направил многочисленные войска туда-то и разбил князя того-то, хрррр…

Зато вторая, деревенская часть, мне понравилась. Читать ее морально тяжело: деревню населяют глубоко несчастливые люди, большая часть которых достигла крайней ступени падения, и они доживают последние дни, безобразно распухнув от паленой водки и едва переставляя ноги. Но в этих созданиях все-таки видятся люди, которых мне никогда не удается разглядеть за политической или бизнесменской суетой. Здесь и внезапных лекций по истории меньше, и насыщенность текста достигает своего пика. «Евгения Онегина» называют «энциклопедией русской жизни», и мне кажется, некоторые классические русские романы тоже достойны такого звания – а роман Петра Алешковского вполне можно считать современным дополнением к этой многотомной энциклопедии. Множество подробностей русского пьяного быта, не слишком приятного, но достоверного, а заодно и жизнь степного монгола-воина, которую можно представить тоже в деталях.

Но даже если бы роман целиком был «деревенским», я бы его не оценила на высший балл, поскольку очень уж не нравится образ самого Мальцова. Это человек верный науке, но совершенно бесхребетный, да и просто хорошим человеком его не назовешь. За исключением третьей части Мальцов почти ничего не пытается предпринять для сохранения своей драгоценной Крепости, кроме как орет на коллег и стенает о том, что все вокруг предали науку. Ни словом, ни делом не перечит, когда бывшая жена вытирает об него ноги и обманывает его – он ни свою честь не пытается отстоять, ни хотя бы вернуть драгоценную супругу, если уж настолько любит ее. Ничего. И главный, наверное, маркер его характера – то, как он относится к своему щенку, найденному в деревне. Конец истории со щенком показывает, что Мальцов собаку любил, но щенок получал от него пинки и невнимание (вот как можно на целый день забыть пса на улице в мороз и только к вечеру спохватиться? Особенно если живешь с этим псом ты один, и отвлекаться не на кого, как и перекладывать ответственность). Иногда фигура Мальцова кажется несколько героической и романтичной: вот он пытается отстоять Крепость перед жадным начальством, вот мужественно переносит обиду, нанесенную женой, вот принципиально отказывает пропойце в деньгах на водку – но за этой красивой фигурой на самом деле прячется хлюпик и нытик. И в его нытье слышится, что раньше трава была зеленее, солнце ярче и люди лучше, а сейчас, вот именно сейчас все прогнило и разваливается. Терпеть не могу такой подход.

Ну а третья часть, хотя и подарила долгожданные археологические находки, окончательно подпортила впечатление от романа. Происходящее на последних десятках страниц в контексте предыдущих событий выглядит абсолютно неуместным голливудским боевиком со взрывающимися вертолетами на сцене Большого театра. Все вдруг ведут себя нелепо и гротескно в угоду зрелищности и красивого драматичного конца. В романе другого тона и другого жанра я была бы рада увидеть подобную концовку, но только не здесь.

И под конец сильно наспойлерю, кто не читал роман, но собирается – остановитесь здесь.

Дальше...

Так вот. Наш герой Мальцов оказался замурованным в пещерах рядом с Крепостью, в которых спрятана древняя церковь. Глубоко, телефон не ловит, никто о произошедшем не знает (слабоумие рабочего, который все видел, но никому не сказал, опустим). Есть запас еды, питьевая вода. Есть окошки наружу, в которые падает солнечный свет (!). Наш герой пытается позвонить, соорудив «стремянку» к окошку и просунув в него руку – все равно не ловит, толща земли слишком большая. После этого он немного ждет и бросается исследовать «шкурники» в надежде найти ход к другим пещерам с выходом наружу. «Шкурник» - это такой узкий лаз, в который можно протиснуться только ползком, и в незнакомом лазе без подстраховки напарников можно намертво застрять и погибнуть от жажды, потому что сам от питьевой воды и провизии уполз.
Такое решение принял опытный археолог. Что бы сделала я? Во-первых, орала бы в окна, пока не охрипла. Ну допустим, хотя пещеры поблизости от города, и на раскопках Мальцова все время кто-то ошивался, меня никто не услышит. Тогда я взяла бы доски, которые там были, и топор, который там тоже был, расщепила бы доски на тонкие палки, связала бы их вместе собственной рубашкой, порванной на лоскуты. Затем нужно набрать несколько смс, привязать телефон к полученному моноподу, выставить его в оконную расщелину как можно выше, profit. Может, я как-то не так представляю себе эти окна, но ситуация, что Мальцов попытался поймать связь в окно и забил на эту идею, потому что длины руки не хватило, и только, мне все равно представляется полным идиотизмом. Зато помер, конечно, красиво, вполне в духе его характера.

У меня будет просьба к тем, кто будет читать "Секретики". Не судите это произведение как художественный роман. Ребят, это мемуары. Это воспоминания. Воспоминания о детстве, о школе, о родителях, о бабушке с дедушкой, о друзьях и первой любви, о первом алкоголе (мальчик же рассказывает), о джинсах и пластинках Битлз, о книгах, а самое главное, она о взрослении.
Почему говорю чтобы не судили?! Ну а разве вы можете судить, к примеру, своё детство? Поставить ему оценку по 10ти бальной шкале? Думаю нет. Для каждого его детство особенное. Со своими, дорогими душой воспоминаниями и секретиками. Они бесценны, они будут жить в нашей памяти всю жизнь, стоит лишь напомнить об этом, и картинки всплывут перед глазами.
И вот тут, на страницах автор делится всем этим с нами, с читателями, своим самым сокровенным. Одно это уже вызывает уважение и какой-то трепет в душе. Спасибо ему за это. Ещё спасибо за то, что приоткрыл завесу советского детства (мне это всегда интересно, что в книгах, что в фильмах).
А ещё, я была на презентации этой книги в Москве. Слушала Алешковского с большим удовольствием. Очень умный и интересный мужчина. Поэтому, книгу дослушала в аудио формате (читает сам). Отчего казалось, что это все, он рассказывает лично мне, по секрету. Спасибо Вимбо, за подаренную аудиокнигу.
В конце хочу сказать, что это реальная жизнь, записанная по памяти на бумагу. Тут будет и грустно, и смешно, но самое главное душевно.
Если вы любите мемуары и книги о советском времени, тогда - читать!

Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов.
Мф.8:22

Давно выступаю за реформу в литературоведении — ввести категорию «премиальный роман», т.е. роман, написанный для участия в какой-либо премии или конкурсе, как самостоятельную. Это как с собаками — есть просто собаки, а есть выставочные. Понятно, «выставочная собака» плохо гармонирует даже с теми целями, для которых данную породу выводили, — так и роман, написанный для участия в какой-либо премии — может вообще не гармонировать с литературой. И если замах Утонувших был прям высокий, на нобелевку, в данном случае автор метил куда ниже — на Русский букер, который книга все-таки получила. Заставляет вспомнить о синице в руках против журавля в Швеции.
Начало, кстати, никоим образом не настораживало — да, это действительно современный русский роман «конкурсного» разлива 2010-2020-х годов. Здесь все чтоб понравиться Жюри (обязательно с большой буквы) — и интеллигенция, и этот быдло-народ, и проклятый Сталин, которого автор идейно все-таки больше любит, чем ненавидит, и мир чистогана, который затмевает Высокие Порывы (тоже с большой буквы), и трагедия Маленького человека (ну вы поняли), и душеискательство напополам с душеспасением, и «ниспровергание идолов» (гениальный Барклай и что-то про лизоблюда Кутузова), в общем, весь суповой набор интеллигента который рефлексирует в эту сторону уже лет 50 (автору, кстати, когда я удосужился навести справки — на момент написания примерно столько и оказалось). Старательный язык с «подвывертами», от которого автор устает примерно к середине первой части, переходя на обычный русский язык, тоже прекрасно подходит под требования какого-либо конкурса. И да, ничего плохого в конкурсах нет, когда конкурс не превращается в фронду — в виде ли Афедрона Колядиной 2010 года или чересчур ритмичной прозы Николаенко , которую я, признаться, не смог осилить, ибо укачало. Стоит ли напоминать, что шатания Русского Букера закончились плохо как для самой премии, так и для отечественной литературы — премия научила нас, что в лауреатах главного конкурса страны может оказаться все что угодно — от графоманского опуса до вполне себе читабельного романа средней руки.
О чем книга, если заведомо абстрагироваться от её конкурсной природы? Обладающий достаточно мерзким и неуживчивым характером г-н Мальцев имеет внутреннюю индульгенцию, оправдывающую любое скотство — он служит Науке (в лекции у диакона Кураева я слышал такую вещь, сказанную вождем дикого племени своему сыну: «Сын, больше всего на свете бойся христиан, их бог прощает им все!»). Божество, которому он постоянно приносил жертвы, в начале книги отворачивается от него, причем по всем фронтам. Именно с двух крахов — социального и личного мы присоединяемся к герою. Причины данных крахов во всей книге расписаны настолько сухо, что в какую-то их закономерность не верится просто никак. Мир настолько несправедлив к главному герою? Нет, конечно, — это просто очередное испытание, долгий пост перед подвигом, который новоявленному святому необходимо совершить. Надо сказать — и это моя явная фобия — я очень боюсь возникновения сюжета книги Иова в художественном произведении. Поскольку название и синопсис мало что говорили — такое развитие событий нельзя было исключить, и я уже приготовился грустить. Несправедливость по отношению к хорошему человеку очень сильно угнетает — к счастью, здесь никаким хорошим человеком и не пахнет. Как любой интеллигент made in USSR автор тему знает достаточно поверхностно — по крайней мере в тех вещах, когда дело не касается собственной специализации — и в эти дебри решил не углубляться. за что ему большое спасибо.
Данный роман пытается стилизоваться под все что угодно — собственно, это и есть основа конкурсной природы. Оставим в покое самые очевидные и ленивые аналогии, что главный герой и есть та самая Крепость, которую осаждают все кому не лень — а он стоит себе один в поле воин. Крепость из главного героя весьма сомнительная — если вы, конечно, не о тех крепостях, которых предпочитают развернуться и сбежать от осадившего её противника. Вроде крепость то осталась крепостью, и даже её не взяли — просто она взяла и уехала в другое место. Первые две битвы, с которых и начинается повествование — главный герой сдает без боя. И если за работу, о которой хоть и много говорится, да без особой личной конкретики, а все больше в сторону долга, герой бьется, то свою «любовь» он сдает с той же легкостью, с какой выжигают все на подступах к крепости перед осадой врага. Личный катарсис, в котором должен был «родиться» наш герой, герой романа, хоть и описан достаточно убедительно — происходит спонтанно. Можно было бы списать это на блаженство — но герой достаточно злобен и мстителен. О психологической достоверности еще скажем пару слов.
Какие еще компоненты должны быть в «премиальном» романе? Попытаемся перечислить:
1. Русская душа. Какой же русский роман без русской души, спросит любое жюри, и будет право — со времен школьных сочинений тема «русской душистости» является обязательным пунктом оценки. Скажу сразу — с ней все грустно. Особенно сильно в данном аспекте провисает вторая часть — видно что здесь автору мало знакома еще и фактура, и чем же занимается «потерянный русский человек» автор знает основываясь только на сугубо личном восприятии — русский народ в глубинке, по мнению автора, 80% времени пьет и 20% времени вспоминает Сталина. Описание сельской жизни может претендовать на одно из самых плоских в отечественной литературе — черт его знает, может в зонах рискованного земледелия народ и правда не просыхает, но вот поверить что народ исключительно не просыхает все свободное время достаточно сложно. Я, как человек, имеющий по одной своей линии исключительно крестьян, смело заявляю — крестьяне в России не алкоголики, а пьяницы. Алкоголик жрет водку каждый день — и это типаж городской, а пьяница употребляет водку циклами, т.е. уходит в запой — это гораздо лучше гармонирует с сельской жизнью, где как попашешь в пиковый период, то и будешь есть. Кстати, о своем непонимании села автор признается самостоятельно, устами героя;
2. Язык. Едва ли не главное требование к любому конкурсу — форма. Форма должна быть не просто форма, а «с изюминкой», «с подвывертом». Постмодернистские ли выверты в духе Пелевина , или чрезмерная стилизация Иванова (находки и первого, и второго автором признаны удачными, и встроены в роман хоть в «монгольских главах», хоть в точке вхождения в эти главы — через наркоту). Сам язык приятный — по крайней мере как в случае с Николаенко не раздражал, другое дело что я вообще люблю нудные лекции — первую половину книги автор старательно читает их по любому поводу, дабы никто не забывал, что он именно занудный ученый, а не просто зануда;
3. Форма романа. Недостаточно написать просто драму, детектив или триллер — надо их миксовать. Здесь все просто — автор разбил книгу на три части, первую написав в стиле производственного романа, вторую — в виде деревенского социального романа, а третью в виде легкого триллера. Важная вещь в «конкурсном» романе — показать свою многоликость, т.е. заставить и сопереживать автора, и даже его напугать. Хорошая новость — кое-где ему удается. Лично я, например, испытываю явный страх, схожий со страхами Эдгара Аллана По и Николая Васильевича Гоголя

Плохая новость — данные игры с формой делают роман ближе к «выставочной» породе собак, чем к обычной — а выставочные породы больше интересны жюри, чем остальным 98% населения.
4. Психологизм. От сексуальных фрустраций главного героя (автор и здесь успел сказать свое слово) до портретов героев. Здесь, кстати говоря, самый большой провал — чего нет у героев, так это психологизма. Главный героя похож на ожившего Голема — ему не сопереживаешь как человеку ну просто никак. Остальные герои сделаны ничуть не более искусно — в лучших образцах прозы времен соцреализма. Когда «милиционер» должен был быть преданным но слегка дубовым, а «спекулянт» юрким и плохим. Менять навязанные социальные роли, конечно, нельзя, что мигом приближает действие к японском театру. Лучше всего провал виден по образам женщин — их ровно 1,5, по 0,5 на каждую из трех женщин. И, собственно, даже эти 1,5 образа легко укладываются в один — «ведьма». Такой топорной работы в отношении женщин еще надо поискать. Что меня коробит в этой ситуации — так это нечуткость автора к своим силам — но не можешь ты сделать это, зачем берешься? Зачем там вообще женщины? Ладно, ладно — автор писал житие — но даже в этом житие искушения женщиной то нет (а если и есть — то оно с треском провалено). Тогда зачем ружье, которое не стреляет? Пусть главный герой будет вдовец, и все начнется со смерти жены — кто мешает то? Вот и социальная драма. Но нет, автор старательно выводит «женский образ» — и это какой-то злобный терминатор, который прибыл из ада чтоб отравить жизнь главному герою. Жена изображена гадюкой на 115% — в первую очередь, конечно, тем, что она стяжательница, и ставит интересы семьи выше науки. Разумеется, она еще подлая и лицемерная тварь — можете не сомневаться. Автор не может остановиться, и с каждым появлением еще больше сгущает краски, в результате под конец мы видим даже не человека, а разве что Сатану в белой горячке, которую герой имеет риск получить. С остальными героями не лучше — главный злодей романа, я бы сказал, сошел со страниц комиксов, если б не знал, что в комиксах злодеев прописывают значительно более реалистично. Сопутствующие персонажи тоже толщиной с картон — «барин-олигарх», «секретарь», «пьяница № 1», «пьяница № 2», «просто Коля Ангел (Бог)» и пр.
5. Сюжет. Самая, наверное, ненужная часть для конкурсного романа — собственно, его здесь и нет. Первая часть это нравственный поиск главного героя без поиска. Герой настолько плоский, что неспособен даже к минимальной саморефлексии, какой уж тут поиск? В результате первая часть состоит из высосанных из пальца событий. Но даже это не так плохо в сравнении со второй частью — где нет даже высосанного из пальцев. Такое ощущение, что вторую часть автор старательных выжимал, чтоб сделать роман «конкурсного» объема — около 500 страниц. Зачем нужна была вторая часть? Зачем нужны были кучи проходных персонажей для героя, по сравнению с которым чугунная болванка это образец изменчивости? Да с тем же успехом можно читать пьесы Шекспира каменной стене. Чтоб показать как личность героя меняется под влиянием его общения? Бросьте, она неизменна. Какое-то движение намечается ближе к третьей части — но знаете что я вам скажу? Вступив в опасную химическую реакцию, компоненты: «Вы все козлы, а я в белом», «Нынешняя власть это плохо», «От богатеев хорошего ждать нельзя» и «Нужен хоть какой-то катарсис» породили такую театрально-унылую бурду, что расхлебываешь её с недоумением. Ах да, в начале книги были заданы вопрос — знаете как на них ответили? Бинго, никак! Мотивация героев после раскрытия карт стала настолько непонятной, что аналогия «забивать гвозди чеховским ружьем» кажется какой-то даже чересчур мягкой. Этим ружьем не то что не стреляли, ни только не забивали гвозди, а, даже боюсь сказать в качестве чего использовали.
И так во всем, например, столь любимый еще со времен Мастера и Маргариты прием «роман в романе» — вроде не такая плохая вещь, если б не: а) вопиющая Пелевенщина; б) унылость этого внутреннего романа. Роман, судя по всему, писался без четкого плана — и это заметно, слишком уж много ложных намеков и героев, которые никуда не ведут. Признаться, я бы посоветовал автору закончить роман на первой части — и вот объективно, не стал бы он от этого сильно хуже. По крайней мере не было бы сплошной «провисшей» второй части.
Теперь о хорошем — мне правда понравился язык автора. Автор очень успешно сымитировал зануду, и будь там кому сопереживать — сопереживание бы наметилось. Пока мы видим робот-пылесос, который ездит по квартире и пылесосит — и даже немного жалко, когда он начинает тыкаться в ножку стула, но все-таки это немного иная жалость, чем жалость к живому человеку — а герой не являлся живым изначально. Важно подчеркнуть, что герой не научный работник — любая наука требует гибкости. Научный работник должен иметь колоссальную волю но при этом внутреннее смирение, умение отойти и не ломиться в закрытую дверь — пересмотреть свой подход к проблеме, свое отношение с миром, возможно, и себя. Наш герой этими качествами не обладает. «Внутренние главы» относительно татаро-монгол могли бы быть интересными, если б и там герои были не такие же картонки, что и в настоящем — не фанат я Алексея Иванова, и не люблю я постоянно тыкать его произведения в лицо всем окружающим, но аналогичные вопросы в Сердце Пармы решены значительно более качественно, и, не побоюсь этого слова, с лучшим знанием материала.
Перед нами разнородная смесь стилистических обрывков, эдакое лоскутное одеяло, но никакая не крепость. Таких крепостей не бывает, а если б и были — врагу их взять было бы вообще несложно. Видимо, это понял и сам автор, ибо в самом конце из рукава он начинает вытаскивать Библию, в результате чего вся эта эклектика пытается замаскироваться под житие блаженного Иоанна (Мальцева). Вот только искушений то у него, толком, не было, образ жизни его на образ жизни святого вообще не похож, и, самое главное — герой не служит «науке». Нет, упреки его «гадюки» жены были справедливы — герой служит исключительно самому себе. Крепость не бежит от проблем — крепость на то и крепость, чтоб остановить врага. Но не таков наш герой — наш герой предпочитает уйти от битвы, а не стоять на месте пытаясь остановить врага — хорошая же крепость получается. В итоге эта крепость занимается тем, чем занимаются реальные крепости в современности — стоят облупившиеся, прогнившие, разваливающиеся, и вспоминают те деньки, когда они были еще кому-то нужны помимо коммерциализации — так и наш святой Иоанн нудит, как раньше он мог, а сейчас уже не может, и что раньше государство было ух, и работали то не за страх а за совесть, и где-то его стенания становятся так похожими на стенания упоротого деда-сталиниста из второй части, что поневоле их перестаешь различать. Зачем ходить в эту крепость? Послушать плач Ярославны, пусть и с неплохим литературным языком? Старческое брюзжание немолодого героя руками немолодого автора? Есть старики, немощи которых сопереживаешь — а главному герою сопереживать упорно не хочется. Очередное загадочное решение загадочного Русского Букера — похоже что предпоследнее.

Детство – наш потерянный рай, лишенный одной из главных составляющих времени – прошлого, которое незаметно, но упорно наполняет кладовые памяти.

Это был нечестный обман. Не «роман взросления», не современная литература, а самая настоящая автобиография с черно-белыми фотографиями, датами и подписями к ним. Вообще я не очень люблю автобиографии, тем более совсем незнакомых мне людей. С Алешковским и его знаменитыми родственниками я практически никогда не встречалась. Разве что когда-то Двапортфеля покорил моё сердце. Поэтому, когда я поняла что это за книга, сдаваться было поздно, по игре нужно было прочитать до конца.

Больший интерес книге придает именно аудиоверсия в начитке самого автора. Кто, если не он сам способен расставить акценты, понизить голос или сделать паузу. Звучание голоса самого рассказчика создавало впечатление, что история предназначена тебе лично.

Ну и конечно первая часть про детство, когда «безгрешное счастье заполняет тебя целиком», самая трогательная. Именно в эти пятьдесят страниц любой, даже совсем посторонний мог бы провалиться в собственное детство. Его запахи и звуки. Первая часть как портал в волшебную страну. Не смотря на то, что почти никто из читателей не вырос во дворе третьяковки и половина из них никогда не бывала в Коктебеле, всё равно дух детства витает где-то рядом, напоминая и увлекая в самые душевные и теплые воспоминания. Свои личные, собственные. Так что хочется вторить автору «да-да, это было самое сказочное лето, когда…»

Всю свою жизнь человек целенаправленно строит свою крепость, заточает себя в ней, усиленно защищая свой внутренний мир от посягательств извне. А для чего все? Чтобы в итоге стать заложником своей же крепости, не суметь из нее выбраться, и так и погибнуть под гнетом своих крепостных стен.
Одна книга, три главы. Тема крепости через всю книгу. Крепость, как трофей, который жаждут заполучить все, кому не лень, как крепость напитков, которые пьют герои книги, как попытка огородиться от окружающего мира, как некий символ. Подозреваю, что у каждого читателя крепость будет своя.
Эта книга хоть и называется «Крепость», рушит все, что я выстраивала своим «долгим» жизненным опытом, она прошлась по мне катком, укатав все мои попытки выжить в этом суровом мире, все иллюзии о том, что мир чудесен и прекрасен, что в людей можно верить и в некое хотя бы гипотетически светлое будущее. Книга жестока, она беспощадна. Она вытаскивает из глубин души те страхи, о которых принято молчать, те комплексы, которые не принято показывать, то, что прячешь в самую глубь себя, так глубоко, где, казалось бы никто не сможет достать, но нет, появляется такая вот книга, которая безжалостно вскрывает все, что было погребено под толстым слоем иллюзии благополучия, порядочности, видимости спокойствия. Отгоняешь от себя страх, создаешь себе крепость, где внутри свой уютный волшебный мир, но все это рушится, как карточный дом, под давлением каждой страницы книги Петра Алешковского. Я негодовала, мне хотелось кричать: "я больше не могу и не хочу ЭТО читать!", хотелось разбить вдребезги телефон, и оттирать с себя всю эту брезгливость, отвращение, гнусность чуть ли не железной мочалкой. Я задавалась вопросом: «ведь это все я вижу каждый день, это то, от чего я каждый день убегаю в книги, почему я терплю это сейчас, добровольно это читая? Почему впускаю это в себя?» У меня под окнами 8!!! баров низкого качества, с соответствующим контингентом людей, их посещающих. Каждый день я вижу, как люди уничтожают сами себя напиваясь до бессознательного состояния, как плачут матери о своих пропащих сыновьях и дочерях, я вижу, как маленькие дети ползают в грязи, пока их в стельку пьяные родители валяются под забором, я вижу, как пьяная мать избивает своего сына-подростка, как приводят туда маленьких детей, милых ангелочков – девчушек и мальчишек, и я не буду подробно рассказывать сейчас про пьяные дебоши, драки и маты, ведь в таких заведениях это само собой разумеется. Я не хочу так жить, я выбираю другую жизнь, я за здоровый образ жизни, но вынуждена это наблюдать и сжимать кулаки от бессилия, и страха, жаловаться нет смысла, абстрагироваться не получается, а ведь каждый сам делает свой выбор. Я боюсь за будущее своих детей, я боюсь всего этого, и этот страх выворачивает меня наизнанку. И этот страх я прячу очень глубоко, но в этой книге эта часть жизни славянского народа описана настолько ярко, сочно, настояще, что вся эта волна внутри поднимается и захлестывает меня с головой, и погребает меня в огромной куче, так старательно выстроенных стен моей крепости. Этот страх извне, благодаря книге и живым образам в ней заполняет меня тягучей вонючей субстанцией внутри, он просачивается внутрь, погружая в самый эпицентр такой жизни, я не вижу теперь все это со стороны, я будто являюсь участником этого действа. Меня будто силой привели в один из подобных баров и сказали: «смотри!», я пытаюсь вырваться, но не могу, я кричу, но смотрю/читаю дальше, потому как у каждого страха есть обратная сторона, которая манит и притягивает к себе, заставляя проживать событие снова и снова, пока оно не будет принято, как достойное существования. И хотелось бы, чтобы это был всего лишь кошмарный сон или бурная фантазия автора, но стоит выглянуть в окно, чтобы понять, это реальность. В такой крепости спасения нет. И страх, пробравшись внутрь рушит все на своем пути, крышу, стены, подвальные помещения, все, до самого укромного уголка. Параллельно с моими переживаниями, я не просто так их тут описала, происходит жизнь главного героя, который сам недалеко ушел.
Отношения мужчины и женщины в этом романе тоже воспринимаются жутко, с негодованием, неприятием. Нет взаимопонимания, нет взаимоуважения. Какая любовь? О чем речь? Нет здесь любви. Нет любви даже к своему ребенку. Вроде бы есть воспоминания о былой любви, которая такой не выглядит даже в воспоминаниях, но во время действия романа это ненависть, взаимная неприязнь, обвинения, непонимание, отвращение друг к другу такое мерзкое, гнилое, истеричное. Умирающие отношения тоже разлагаются и тоже пованивают. Хотя мне со стороны легко понять и Ивана Мальцова, и его жену Нину. Они правы каждый по своему.
Читаем дальше, может все-таки можно надеяться, что есть любовь к своей профессии? Нет. И тут мимо. Увлеченность, да, принципиальность, профессионализм, но нет горения души, призвания. Есть невероятное упрямство, какое-то твердолобое даже, в чем-то конечно, оправданное, ведь на таких людях вроде как должен держаться мир, но чего он добьется этим упрямством, поступок его в конце романа, это нетерпение и любопытство, неумение сдержать себя, показывает, что герой и сам не такой уж правильный, какими заставляет быть всех, окружающих его людей. Ведь он тоже сделал все в обход правил, а ведь это нечестно, неправильно, ведь он за это бился. За правду. Или нет?
Вопрос коррупции тоже краегольный камень в романе. Мальцов среди людей, пытающихся заграбастать крепость себе, был как прослойка для смягчения удара. Здесь да, соглашусь, он держал собой крепость, как исторический памятник эпохи средневековья. И как все плясали вокруг него. Вроде человек маленький, не начальство, всего лишь ученый-археолог, но его согласия добивались все: музей, чиновники, высшее начальство. Возможно, он был ценным сотрудником, но разве такие люди кому мешают, чтобы вот так рьяно пытаться его подкупить? Он хоть и пользовался уважением коллег и вышестоящего ученого сообщества, но даже раскопки не мог начать, пока не получит на это соответствующего разрешения.
Интересно обыграна история монгола Туган-Шоны. Эту часть автор преподнес не то в качестве реинкарнации главного героя, не то, в качестве отождествления Мальцова с этим монголом, и в аннотации вроде дается намек, что две эпохи, два мужчины, которые пытаются спасти крепость от разрушения. Но хоть и негласно оба героя сопоставлены, они совершенно противоположны друг другу. Возможно Туган-Шона лучшая версия Мальцова. Туган-Шона отважен, смел, настоящий воин, у Мальцова же противостояние и борьба какие-то карикатурные, больше бравады, чем дела. Принципиальность Мальцова тоже выглядит более чем странно. Складывается ощущение, что отождествление Мальцовым себя с Туган-Шоной – жалкая попытка почувствовать себя настоящим героем, иллюзия, мираж. Всему этому веришь, потому что куча же таких мужчин вокруг, которые кричат на каждом углу: "я мужик!", кичатся своей мужественностью, силой, храбростью, а внутри них сидит так и не повзрослевший зайчик с детского утренника, с пришитым мамой хвостиком. Все эпизоды с Туган-Шоной, вроде как попытка Мальцова написать о том времени книгу, происходят в пьяном-наркотическом беспамятстве. Лишь самый конец, он смог увидеть в самом обычном сне/дреме. Все же остальное, как в тумане. Безумно интересно, но как-то мутно. Исторически, но веры в то, что могло бы произойти на самом деле нет, потому как состояние сознания Мальцова в этих видениях оставляет повод для беспокойства. И это не шаманские сны, это просто алкогольно-наркотическое беспамятство. Он просто напивается, иногда один, иногда в компании, и спит беспробудным сном, смотря такое вот увлекательное историческое кино.
Книга очень тяжелая морально, никому не буду советовать, такое нужно читать только если есть внутренняя готовность посмотреть в глаза существующей реальности, заглянуть в самую грязь нашего мира и в свою собственную грязь. Эта книга не сделает человека лучше, но может погрузить в состояние уныния надолго. И возможно она достойна прочтения, поскольку надо признать, что написано все красиво, возможно правдиво, но… нет! По крайней мере, для таких кисейных барышень, как я, упорно желающих продолжать верить в сказки.

Можно считать это психическим расстройством, но я боюсь маленьких произведений и обычно не читаю малую прозу, даже если она собрана в большие тома. Люблю толстые фундаментальные произведения. Когда натыкаюсь на книгу с рассказами, то редко дочитываю до конца, а чаще всего вообще не берусь её читать.

Конечно, бывают и исключения. Сборники рассказов Пелевина шли на ура. «Ложится мгла на старые ступени», которая хоть и рассказывает об одной семье, но всё строится на отдельных мало связанных между собой эпизодах, что также не вписывается в концепцию классического романа. Некоторые так называемые романы Сорокина тоже имеют подобную структуру, но мне определённо доставили. Идея одного мира и описание его посредством освещения разных граней без сквозных персонажей имхо очень удачный приём.

Алешковского я впервые узнал по «Жизнеописанию Хорька». Книга мне однозначно понравилась. Такая лёгкая приятная современная русская проза, которая идёт хорошо, но с другой стороны не является безнадёжной макулатурой. Просто, без рюшечек и приступов словоблудия.

«Институт сновидейний» это сборник городских легенд и зарисовок из быта горожан. Свои городские сумасшедшие, бандиты, милиционеры, юродивые и просто всякии забавные бытовые истории, которые в народе циркулирует, но в новости не попадают. Всё это по своему содержанию и стилю чем-то очень напоминает посиделки, когда собралась компания старых друзей, захлопали пробки, зазвенели рюмки, захрустели огурцы и начались воспоминания о том о сём, всякие сплетни, истории, анекдоты и прочее подобное – вот если такие посиделки записать и олитературить, то выйдет именно такая книга, где постепенный градус нереальности и крутости историй нарастает пропорционально выпитому. Потом, по ходу пьянки, за стол присаживаются всякие посторонние прохожие, и пьяные истории совсем резво перепрыгивают грань реальности и перетекают в формат слишком уж преувеличенных историй и сказок.

Читать или не читать? Если всё надоело и начинается такая нешуточная сартровская тошнота и, уж не знаю, кризис ли среднего возраста, или экзистенциальный кризис, или эпистемологическая неуверенность, или что-нибудь подобное кризисное и страшное, то это вполне сойдёт для выравнивания горизонта настроения и сбоя фокуса со своего страдающего эго.

Читать или не читать? Если знания литературы крайне скудны, но почитать хочется качественный продкут, при этом не обламываясь от непонимания ключевых моментов из-за отсутствия литературного-культурного-исторического фона, то тоже можно почитать и вполне словить лулзов.

Под что читать? Под водку, однозначно. Такие истории должны всегда сочетаться с водкой. Если нет собеседника и собутыльника, то эта книга выполнит эти роли.

Где-то к трети книги я почувствовал, что тошнит. Такой сплошной поток во многом похожего и однотипного немного начинает надоедать. Но всю эту треть я прочитал за один присест – возможно это выступило причиой более весомой, чем реальная однотипность материала. Так что если всё это дело разбить на равные доли (как мандаринку!) и читать не столь фанатично, то впечатление будет скорее хорошее.

Дом как дом, люди в нем.
Все как привычно и изменений нет.
Много лет в окнах свет,
Шторки в полоску, чашки в горошек,
Тихие взгляды тех, кто с нами рядом

Биографическая проза может быть увлекательной как роман, а из автобиографической порой вырастают культовые произведения - мир сегодняшний знает о чудесном влиянии мадленок, размоченных столетие назад в липовом чае, на память юноши по имени Марсель, получше, чем имена собственных прапрадедов, живших примерно в то же время.

Хотя для того, чтобы вернуться в прошлое, продлив воспоминаниями жизнь дорогих тебе людей, не обязательно быть Прустом. Я не самая большая поклонница Петра Алешковского, " Крепость" три года назад оказалась не так хороша, как можно было ждать, судя по отзывам критиков. Бывает - профессионалы оценивают книги, опираясь на иные, чем у нас, читателей, критерии. Так или иначе, на продолжение знакомства сподвигли не восторги первой встречи, а лонг-лист Большой книги.

Потому к"Секретикам" приступала без особых ожиданий, и начало показалось именно таким: ну вот, опять на престижную литературную премию номинируют лишь-бы-что, главное, чтобы написал человек из тусовки. Ну кому, в самом деле, может быть интересно, в каком месте Москвы ты родился, где стояла твоя коляска, как ваша семья снимала на лето дачу и о чем говорила твоя няня с Полтавщины со своей теткой? То есть, для того, чтобы у публики прорезался ко всему этому интерес, надобно прежде стать фигурой с уровнем известности Ленина или Гагарина (Набокова или Бродского, на худой конец).

За себя могу сказать, что скепсис истаял достаточно скоро. На самом деле важен не уровень медийности и даже не степень занятности происходившего с человеком, а то, как он умеет об этом рассказать. Петр Алешковский может очень хорошо, это было ясно уже из "Крепости", тех ее самых любимы фрагментов с заготовками на зиму соленых огурцов и квашеной капусты, утеплением избы, похода в лес за новогодней елкой, и кабаньей охоты. С бытописательством, с умением воссоздавать мир из осколков и черепков, автор археолог хорош необычайно. Он словно бы ставит один свой профессиональный навык на службу другому и результат не разочаровывает.

А поскольку "Секретики" - в сути бережное, подсвеченное ностальгической нежностью воссоздание прошлого, то и читаются они с нарастающим удовольствием. Отменный язык, узнаваемые, несмотря на разницу в возрасте, реалии советской жизни, так ведь на то и застой, что в определенный период мало что менялось. Довольно откровенный, без жалости, самолюбования и попыток приукрасить, рассказ о семье и о себе. Таки да, это хорошо. Нет, не уровень "Большой книги", где есть "Высокая кровь" Самсонова все остальное, даже очень сильное и яркое, отстает и остается позади. Но удовольствие вы получите гарантированно.