Если рассуждать логически, а именно так рассуждать и пытались «следователи», ожидание предстояло долгим. Согласно показаниям потерпевших (если потерпевшими можно считать водителей, видевших погибшего молодого человека), привидение появлялось около заправки практически в одно и то же время: под утро или рано утром, а точнее – около половины четвертого утра, то есть примерно в то время, когда оно при жизни и погибло. Что тоже было достаточно логично. Правда, получалось, что появлялось оно не каждое утро, но зато если появлялось, могло появиться и дважды, и трижды за весьма короткий период. Как, например, это случилось с автобусами: пригородный отправился в Куско, чтобы одним из первых встать на линию, когда пойдут пассажиры, а лайнер прошел в противоположном направлении спустя каких-то несколько минут. В общем, ждать предстояло не час и не два, и часть этого времени полицейские и журналисты потратили на то, чтобы посвятить священника во все подробности.

Священник слушал очень внимательно, но еще внимательней слушал кассир. Он-то и добавил в историю еще один любопытный момент. А именно: с его слов, в 1993 году (тогда ему было семнадцать, и он и сам, подобно замучившим его грабителям, отнюдь не отличался благостным поведением) он – чего уж грехи таить, тем более давно отмоленные – незадолго до Рождества «позаимствовал» из кассы конкретно этой заправки несколько купюр: большего количества попросту не нашлось. Был он в изрядном подпитии и поэтому вел себя очень агрессивно. Перепугал тогдашнего кассира до полусмерти, и тот, в буквальном смысле опасаясь за свою жизнь, отдал ему еще и содержимое собственного бумажника. Не ахти сколько, но хоть сколько-то. А когда доставал из бумажника деньги, выронил на землю бумажку – что-то вроде вырванного из записной книжки листочка. Сама по себе бумажка мало заинтересовала юного шалопая, чьим подвигам уже на следующее утро дал соответствующую оценку суд (в Перу с судами не тянут: поймали, отвезли в участок, прямо из участка – в суд, а из суда – на зону). А вот поведение кассира – очень даже. Казалось, кассир, увидев, что из его бумажника выпала эта бумажка, перепугался еще больше: больше, чем только что боялся пьяного и не очень адекватного налетчика. Он аж позеленел. Кассир (то есть нынешний кассир заправки) так и выразился: se ha puso verde вместо обычного в таких случаях ha palidecido или palideció. Это se ha puso verde было очень эмоциональной характеристикой произошедшего, выражавшей даже не крайнюю степень испуга, а испуг за гранью мыслимого. Особенно если помнить о том, что люди в тех местах имеют преимущественно смуглый цвет лица, и если кто-то из них и способен «позеленеть», то выглядеть это должно поистине ужасно. Такая реакция заставила юношу схватить бумажку с земли, ведь ясно было, что она являлась ценностью куда как большей, чем только что полученные деньги. Но увы: ничего интересного в ней не оказалось. Всего лишь запись о том, что в Рождественскую ночь ожидается звездопад, и если небо, паче чаяния, окажется чистым, его можно будет наблюдать.

«Я, – рассказывал кассир, – очень расстроился. Спросил, что всё это означает, но тогдашний кассир уже пришел в себя и ответил, что ничего не означает. Просто по ночам так скучно сидеть в магазинчике! А тут – какое-никакое, но развлечение может получиться. Но теперь-то ясно, что это было не просто так!» «А еще, – добавил один из полицейских, – он заявил, что не видел наезда, хотя смотрите сами: из окна дорога – как на ладони!» Кассир подтвердил: здание магазинчика с тех пор было перестроено, но общая планировка сохранилась. У тогдашнего, как и у нынешнего, никогда не закрывавшаяся дверь и одно окошко выходили на колонки, за которыми ясно виднелось шоссе. Не заметить, как проезжавший мимо автомобиль сбил человека, было невозможно. Даже странно, что тогдашние следователи не ухватились за это. И это при том, что они знали: звонок с сообщением о ДТП поступил именно с заправки!

«Но позвольте, – вмешался один из журналистов, – это уже просто какая-то ерунда. Если кассир был в курсе происходившего и даже ожидал чего-то подобного, зачем он вообще позвонил в полицию?» «Может, – ответил один из полицейских, – ожидать-то он чего-то и ожидал – того, что было связано со звездопадом, – но произошло совсем не то, чего он ожидал?» «Но чего же он тогда ждал?» «Открытия ворот между мирами», – это уже священник. Все вздрогнули и посмотрели на него. Между какими мирами? Каких ворот?

Священник пояснил: «Слушаю я вас, слушаю и до меня никак не доходит – вы правда ничего не знаете о звездопадах или просто забыли? Это же каждому ребенку известно! До того как обратиться в веру Господа нашего Иисуса Христа (да и сейчас, пожалуй, тоже), кечуа верили в то, что звездопады – очень плохая примета. Они предвещали всевозможные бедствия: землетрясения, вторжения врагов, тяжелые войны, засухи или, наоборот, слишком затяжные дожди, заморозки после посева и всхода, а как следствие всего этого – голод. Правители кечуа не просто так создали систему продовольственных запасов, из которых народ обеспечивался в тяжелые времена. Создавая ее, они стремились уменьшить влияние злого рока, словно нависшего над всеми здешними долинами. Оглянитесь! Это же крохотные оазисы среди непригодных для жизни человека пространств. В каждое мгновение своего существования жизнь в этих оазисах подвергается смертельному риску. Достаточно одного более или менее сильного землетрясения, чтобы сбросить землю с полей: где-то – с искусственных террас, где-то – с обрывающихся в реки участков. И сложилось так, что все эти бедствия действительно происходили после звездопадов. Но что еще хуже…»

«Минутку, минутку! – перебил один из журналистов. – Но в 1993 году после звездопада землетрясения не было!» «Зато, вероятно, произошло кое-что другое». «Что?» «Как раз то, что во все времена было намного хуже землетрясений, войн и голода. Открылись ворота между мирами. Об этом я и говорю. Кечуа верили в то, что в момент, когда с неба падают звезды, пространство и время, и без того в их верованиях единые, смешиваются окончательно: прошлое перестает отличаться от настоящего и будущего, а нижний мир – от мира здешнего и мира верхнего: мир мертвых и нерожденных сливается с мирами людей и богов. Если в такой момент живой человек пожелает, он может общаться и с теми, кто давным-давно умер, и с теми, кто еще не родился, и даже с самими богами. Но и это страшно не так, как страшно то, что и мертвые, и нерожденные, если того захотят, могут общаться с живыми людьми! А поскольку человеческая воля, увы, слишком часто является злой, зла что так, что эдак может выйти немало. В отличие от вас, господа, тогдашний кассир явно знал это поверье. Что-то заставляло его желать, чтобы ворота между мирами открылись хотя бы на те минуты или часы, в течение которых звезды будут сыпаться с неба. А судя по его испугу, когда он решил, что его намерения могут обнаружиться, воспользоваться слиянием миров он собирался не совсем в благих целях. Надеюсь, его биография вам известна?»

Журналисты и полицейские переглянулись. Нет, биография бывшего кассира заправочной станции известна им не была. По правде говоря, они ею вообще не интересовались. Что примечательного может быть в биографии какого-то кассира? Может, он думал, что общение с мертвыми поможет ему разбогатеть? «Вряд ли, – возразил священник. – Будь это так, не было бы всего другого. Сюда, на заправку, не отправился бы вышедший из дома в Рождественскую ночь молодой человек. И сюда же, на заправку, не отбегал бы с дороги его призрак. Ведь это очевидно: кассир и молодой человек были связаны друг с другом. У них было какое-то общее дело». Священник обратился к нынешнему кассиру: «Сколько лет было тому?» «Не знаю. В том возрасте мне все люди старше двадцати пяти казались стариками и старухами». «Но он был стар, как стар какой-нибудь теперь известный тебе старик, или по-другому?» «Нет, он явно был моложе». «Значит, мужчина в расцвете лет. Скорее всего».

Мужчина в расцвете лет и молодой человек. Кассир заправочной станции и студент. Кассир, ожидающий звездопад в Рождественскую ночь и боящийся, что это станет известно. Студент, выходящий из дома в ту же Рождественскую ночь и идущий на заправку, где работает кассир, ожидающий звездопад. Что же могло их связывать? Какие общие замыслы? Что они надеялись получить от других миров? Чем было это нечто такое, что было важно для них обоих; нечто такое, что они никак не могли получить врозь, и нечто такое, в чем признаваться было очень опасно? И вот еще что: убегая на заправку, призрак-то, получается, бежал не на нее. Иначе нынешний кассир его бы тоже видел! Он убегает не на заправку, а в ее сторону. Оставляет в стороне магазин и движется куда-то еще. Куда-то дальше. Куда-то…

Священник вскочил. Журналисты, полицейские и кассир тоже повскакивали. «Шапка! Шапка с помпончиками! Не с кисточками! С помпончиками! Не мужская! Женская! А за магазином – задний двор. А за двором – река… Думаю, господа, этих людей связывало страшное преступление. Которое они надеялись исправить. Но так и не исправили, потому что им помешали. К счастью или к несчастью, скоро мы это узнаем». Священник посмотрел на часы: время близилось к трем часам ночи. «Теперь многое зависит от того, появится ли какая-нибудь машина. Если не появится, не придет и молодой человек. А поэтому…»

Один из полицейских, поймав вопросительный взгляд священника, попятился: «Нет, нет, нет! Я не поеду!» «Я поеду с вами». «В этом нет смысла! Если бы он хотел… хотел… хотел просто привлечь внимание, он бы не под машины кидался, а позвал бы его! – полицейский показал на кассира. – Но он не зовет его! Ему нужен водитель! Он хочет водителя заманить туда… туда…» Все посмотрели на стену, за которой находились двор и река. Священник покачал головой: «Нет, ему не нужен водитель. Он никому не желает причинить зло. Под машины он кидается только потому, что он сам погиб под машиной: это, уж извините, обычай такой у призраков. И потом, вы же взрослый человек, полицейский! Вы не должны бояться!» «Но я боюсь!» «Не бойтесь. Если бы он хотел причинить кому-нибудь зло, он уже сделал бы это. Хотя бы с кем-нибудь из тех, кому мешал войти в их собственные дома. Неужели вы так и не поняли, почему он мешал людям войти в их собственные дома?» «Нет!» «Но это же просто. Эти дома стоят на линии смерти, вы же сами это обнаружили. Вы же сами обнаружили, что близится новый звездопад. И если он будет виден, линия смерти станет первым рубежом между мирами – самым опасным рубежом, на котором с живыми людьми может произойти все что угодно. Он, сам будучи мертвым и поэтому зная обо всем, об этом и предупреждает живых – тех, кто подвергается самой большой опасности. Но по какой-то причине он не может разговаривать. Но и это пытается сделать! Помните, он завыл? Он пытался! Пойдемте. Заводите машину и поехали. Времени, если мы хотим что-то узнать, остается немного». Полицейский, понукаемый остальными, вышел из магазинчика вслед за священником. Все остальные вздохнули с облегчением: слава Богу, не им предстояло ехать в машине по ночной дороге на встречу с привидением!

Полицейский внедорожник выехал с заправки, уехал в сторону Куско, где-то там развернулся и поехал обратно. Примерно в половине четвертого – плюс-минус – он снова оказался возле станции. Очевидно, сидевший за рулем офицер по-прежнему боялся, потому что он включил мигалки и сирену: напротив станции внедорожник появился с воем и в блеске огней. Но очевидно и то, что призраку погибшего молодого человека было глубоко наплевать и на мигалки, и на сирену, потому что он внезапно встал на полосе движения. Внедорожник резко затормозил, вильнул в сторону и чуть не опрокинулся. Призрак продолжал стоять – на одной ноге!

Из внедорожника вышел священник. Потом – полицейский, обошедший свою машину сзади и пристроившийся за спиной священника. И тогда призрак, словно убедившись в том, что его не только заметили, но и следят за ним, полетел в сторону заправочной станции. Не долетая до нее, он действительно принял вправо, огибая магазин, из которого тут же вышли все остальные: два других полицейских, журналисты и кассир. Пролетел, не останавливаясь, над люками топливных емкостей и скрылся на заднем дворе. Точнее, не скрылся, а сел под росшее на берегу Урубамбы дерево.

Священник, полицейские, журналисты и кассир подошли поближе и увидели, что призрак плакал или делал вид, что плачет. Что-то очень похожее на светящиеся слезы вытекало из его черных-черных глаз. А потом он снял с головы индейскую шапку и аккуратно положил ее рядом с собой – на выступавшие из земли корни дерева. Да не просто аккуратно положил, а с какой-то непередаваемой нежностью: разгладил ее, одну завязочку положил на другую, соединил помпончики – так, чтобы они касались друг дружки…

Священник сглотнул и заговорил: «Брат мой, кем бы ты ни был теперь, но по-прежнему мой брат во Христе, самое время рассказать всё. Мы специально пришли сюда, чтобы встретиться с тобой. Ты тоже этого ждал. Говори, если можешь. А если не можешь, показывай».

Призрак лег на бок и начал рыть землю. Вернее, конечно, он делал вид, что роет землю, но его намек был ясен. Кассир сбегал в магазинчик и принес лопату. По очереди начали рыть. Минут через двадцать откопали человеческие кости. Комиссар из Писака, на своем веку повидавший немало человеческих костей, мгновенно установил: женские и, скорее всего, совсем молоденькой женщины, потому что ни на одной из извлеченных из ямы костей не было никаких видимых – на беглый взгляд – патологий. За исключением левой лопатки и одного из ребер: на левой лопатке виднелась зазубрина, а в одном из ребер – какой-то посторонний предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся кончиком ножа.

«Ее убили, – констатировал комиссар. – Убили очень неумело. Ударили в спину, однако нож наткнулся на лопатку. Эта первая рана не могла оказаться смертельной. Тогда, наверное, ее ударили еще раз, нож был длинным, он прошел почти насквозь, попал в ребро и обломился. Давайте еще посмотрим».

Вырыли еще немного земли. Даже не вырыли, а выгребли из ямы ту, которая в нее осыпалась, и действительно обнаружили остатки ножа: трухлявую деревянную ручку с напрочь съеденными ржавчиной заклепками. Лезвия не было: скорее всего, оно рассыпалось в прах и смешалось с землей.

«Нужно вызывать прокурорских. Пусть составляют протокол и распоряжаются насчет морга. В Писаке хороший патологоанатом. Он проведет необходимые исследования и даст заключение». «Но кто она?» – спросил один из журналистов. «Этого, боюсь, мы никогда не узнаем. Мы даже провести сравнительный анализ ДНК не можем: с кем? Вот если бы он нам все рассказал…» – комиссар показал на призрак, который все это время оставался рядом с деревом и даже не думал исчезать. – «Почему он не может разговаривать?» «Постойте-ка!» – священник. – «Но ведь он может показывать ясные знаки… Брат мой, нарисуй буквы!» Призрак начал пальцем чертить по воздуху. Понять эти знаки было трудно, но в итоге получилось что-то вроде Luz Álvarez, Лус Альварес. К большому сожалению комиссара – слишком распространенные имя и фамилия, чтобы можно было что-то сразу на это сказать. А потом стало быстро светать, и призрак все-таки исчез.

Позже патологоанатом подтвердил все, что раньше сказал комиссар. А пока он работал, полицейские и журналисты опять копались в архивах, стараясь найти то, что могло бы объяснить: кто такая эта Лус А́льварес, и почему ее сначала убили, а потом закопали на заднем дворе заправочной станции? Священник же пытался найти ответы на другие вопросы: почему вообще призраку понадобилось привлекать внимание живых людей к совершенному когда-то преступлению? Наконец, оставалась и третья загадка: что случилось с семейством из Лимы после того, как автомобиль хирурга сбил молодого человека? Как получилось, что, как минимум, бабушка и внук или внучка, оставаясь для всех невидимыми, но будучи прекрасно слышимы, разговаривают теперь перед появлением призрака? Где остальные члены семьи?

Первыми что-то нащупали полицейские: в архиве без вести пропавших лиц. Ни о какой Лус Альварес ни за 1993 год, ни за более ранние годы информации в нем не было, но зато была информация о том, что за два месяца до Рождества в Куско без вести пропала боливийская студентка, учившаяся в университете Сан Антонио Абад, то есть в том же университете, в котором учился и погибший молодой человек. Только звали ее не Лус Альварес, а Мария Эспиноса. Кто ошибался? Призрак или полицейский архив?

Обратились в университет. В его канцелярии действительно нашлось дело Марии Эспиносы, так никогда и не закончившей факультет градостроительства. Приехала девушка из провинциального боливийского городка по программе свободного обмена, предусмотренной соглашениями между странами-членами так называемого Андского сообщества (Comunidad Andina de Naciones: Перу, Боливия, Колумбия и Эквадор). Поступила на факультет градостроительства. Ничем примечательным не отметилась. Ни в каких конфликтах замечена не была. Училась средне. А потом пропала без вести.

Уже из полицейского архива были установлены некоторые другие факты: опрошенные после исчезновения друзья Марии знали только то, что она уехала в Лиму и оттуда не вернулась. Одна из подруг лично проводила ее в аэропорт, поэтому сомневаться в том, что Мария действительно улетела в столицу, не приходилось. Тогдашняя полиция Имперского Города обратилась за помощью к своим столичным коллегам, но те ничем не смогли помочь: пассажирка рейса AV838 боливийской Авианки, следовавшего из Веласко Астете⁶ в Хорхе Чавес⁷, зарегистрированная как Мария Эспиноса Угарте, прошла контроль по прилету, но дальше ее следы затерялись. Поданные в СМИ объявления о розыске успехом не увенчались. А так как никаких преступлений за девушкой не числилось и ее боливийские родственники не объявлялись, как будто их и вовсе не было, дело потихоньку закрыли. Или, если угодно, забросили в дальний угол, поскольку тратить время и ресурсы на активные поиски человека, которого не ищет вообще никто и судьбой которого никто не озабочен, было сочтено неразумным. Кроме того, полиция Лимы вскоре была отвлечена на страшное происшествие. Ей стало не до пропавшей студентки.