3

А в подъезде никого не оказалось, и во дворе тоже. И то ладно! Сергей Константинович быстренько нырнул в подворотню и сразу же пересёк улицу. Ему нестерпимо, прямо-таки физически хотелось избавиться от дома, от всего, что случилось. Он готов был содрать его с себя, выползти из него словно змея, меняющая кожу. Выходя, даже не взглянул на металлическую дверь и место, где лежало давеча тело. Напротив дома, наискосок стоял газетный киоск. А в киоске, как всегда, восседал Мафуша – как его все панибратски называли – бессменный продавец новостей ещё со стародавних, советских времён. Он был инвалид детства и малость не в себе. Но как-то странно не в себе. Водя с Сергеем Константиновичем давнюю дружбу, как со старым покупателем, он время от времени жаловался: «С чердачными делами у меня всё не всё в порядке». И стучал себя по голове, обозначая то место, что звал чердаком.

– Профессор, – окликнул он, высунувшись из окна газетного киоска, Сергея Константиновича, норовившего поскорее пройти мимо, – Я вам скажу, история же в вашем доме… А? И как вы считаете: газеты об этом напишут или нет? Нет, вы постойте! Я думаю – напишут. О чём же ещё им писать, как не об этом самом. Телевидение уже было. Три камеры! А к вам не заглядывали? Нет? Вы же, говорят, главный очевидец. Или нет? Так я вам скажу, что лучше бы уж нет, чем да. Один древний царь говорил: «От большого знания висок ломит и в затылок вступает». И чтобы вы думали? Сколько раз убеждался, что так оно и есть! В этом киоске двадцать с лишним лет – вы же сами видели! Но вы же не знаете, сколько я кроссвордов за это время переразгадал! И не догадаетесь, сколько! Потому, что даже я не знаю, сколько. И что? А ничего. Только к вечеру от кроссвордов голова болит. И ничего больше. За день слов наразгадываю штук тысячу. А!? Как вам такое? Слова знаю, а связи между словами не даются. Потому что дурак. У меня и справка есть, что дурак. Другие за такую справку большие деньги готовы платить. А я дурак за бесплатно. Никакой корысти! А? Но я скажу вам, профессор, настоящие дураки бывают только даром. Бес-ко-рыст-но! Так, этот господин, которого убили, наезжал в ваш дом и не раз. Приедет, поставит свой ПШИК, – Мафуша, ухмыльнувшись, показал на джип, стоящий на платной стоянке, – вон он: видите, еще стоит. А хозяин уехал на другой – ногами вперёд..

– Этот – ахнул Сергей Константинович.

– Да. Кастрюльного цвета. Я сижу, и кроссворды щёлкаю, но всё-ё-о вижу. А меня – никто. Это раньше было: три газеты: «Правда», «Труд» да «Советская Россия» – всё остальное тут же сметали. А теперь я весь киоск журналами завесил. И кто будет на меня смотреть? А? Вы думаете, что кто-то будет? Все смотрят на голых тёток на обложках – во, полюбуйтесь! Это кому же по силам такое богатство содержать! Я поэтому уже сорок лет не женюсь. А что с ней, делать, когда на один бюстгальтер всей моей зарплаты не хватит. И не уговаривайте – не женюсь! Нет! – Он сказал это столь убеждённо и яростно, как будто Сергей Константинович только что предложил ему пойти по венец. – А с другой стороны, кому нужен я с моей справкой? И с моими припадочными родителями, которые выискали имя ребёнку – Мафусаил? Это я-то Мафусаил?! Ага! Посудите: может ли человек, у которого, конечно, нет справки из дурдома, жить с именем Мафусаил? И может ли человек, которого назвали Мафусаил, быть в своём уме? В любом случае без справки не проживешь. Или вы так не считаете, профессор? Но и со справкой я всё-ё-о вижу!

Что и говорить, Мафуша был философ, несмотря на проблемы с чердачными делами.

– А вы милиции про машину сказали?

– А кто бы из милиции меня о машине спросил? Они втроём около киоска стояли, курили, и лейтенант сказал: «Дело – явный висяк. Стрелка не найдём, а уж заказчика подавно». И чего бы мне лезть со своими наблюдениями! Или я не прав?

На платной стоянке действительно стоял джип стального цвета с насмерть затонированными стёклами. И вновь Сергею Константиновичу показалось, что и джип он где-то уже видел… Видел! Но где? Где? Нет, не вспомнить. Странно у него была устроена память. Он мог в алфавитном порядке на латыни перечислить имена простейших обитателей зарастающего озерка возле деревни Слоновка. И это казалось ему делом простым и естественным. Но подробности обыденной жизни мозг безжалостно отфильтровывал, и они не задерживались в сознании. Это было очень удобно, потому что совершалось как бы помимо его воли. Правда, Ксюша иногда брюзжала по поводу его бытового беспамятства.

А джип? С ним-то что делать? Плюнуть? Промолчать? Пусть милиция с прокуратурой сами доискиваются? Да и к кому идти? Где искать Богодухова. А как фамилия того подполковника, что примчался во двор после убийства? Был там какой-то Уразов… И вдруг Сергей Константинович вспомнил участкового Саврасова в форменных брюках, сползающих с толстого живота. Точно! Саврасов! Номер телефона участкового был в памяти мобильника. Саврасов приходил к ним домой и проверял, как хранится охотничья двустволка. Тогда-то Сергей Константинович и забил в память мобильника номер участкового.

– Саврасов у телефона.

– Вы извините, не помню, как вас по имени-отчеству…

– А кто это говорит? – И кому-то в сторону от трубки, – борща не дадут дохлебать,

– Я из дома чекистского. При мне сегодня двоих застрелили: Гаркушу и..этого.

– Понял. И что? Вас вызовут к следователю. Вы не волнуйтесь. Мы разберёмся.

– Видите ли… Тут машина нашлась…

– Какая машина?

– Того, которого…

– О. ё..! А вы не это… не ошибаетесь?

– Стоянка платная возле дома, – и Сергей Константинович продиктовал номер автомобиля. – это мне Мафуша рассказал.

– Кто такой?

– Газетами на углу торгует.

– Ха-ха-ха! – Засмеялся Саврасов, – нашли, кому верить! Да у него в голове семь вальтов и все козырные.

– Как знаете, – обиделся Сергей Константинович.

– Убирай борщ, – приказал Саврасов кому-то, видно, жене – приду, доем. – И выключил телефон.

Не было никакого резона дожидаться милиционера, и Сергей Константинович решил прогуляться до лаборатории. Всё-таки неделю отсутствовал. Идти пешком минут двадцать неспешным ходом. Он шёл по бульвару и впервые за долгое время с некоторым даже изумлением заметил, что вокруг него люди. Обычно, ему было ни до кого. Да, и зачем, когда всегда есть повод задуматься о чём-то более существенном: прежде всего о работе. А что касается прочего, то ему вполне хватало общения в лаборатории и контактов с женой. Всё привычно, повторяемо и надёжно. А мелкие недоразумения, не меняли общей картины окружающего мира. И это было удобно, потому что разумно. Сергей Константинович не числил себя сухарём, анекдотической фигурой, человеком не от мира сего. Он водочки мог хватануть, и, как в Ростове, поработав, выехать на природу. И в Москве, когда выдавалось бывать, в Третьяковскую галерею похаживал, где его особенно манил Левитан. Ах, памятный левитановский урок! Но всё это ровно до той поры, пока не мешало работе. Когда начиналась работа, он вообще отключался от окружающего мира. Особенно хорошо было на выездах: солнце, озёрная вода, вбирающая в себя и солнечные блики, и отражение берега, поросшего ивняком и пятна ряски, похожие на домотканые коврики, которые кто-то постелил на воду. И никого вокруг! Разве только пастух пригонит гурт разномастных коров на водопой. А тут – улица, люди, много людей; Молодая женщина с огрузневшей после родов фигурой катит коляску с двумя малышами. Немолодая баба в переднике с рюшками и псевдо-русском полотняном кокошнике сидит под красным зонтиком с логотипом «Сoсa-Cola» и торгует мороженым из расписного холодильного ларя с надписью «Nestle». Худющий мужик, жадно пьющий на самом пороге магазина пиво, будто в последний раз перед смертью. Молодой человек в дорогих солнечных очках грузит в багажник чёрного BMW пакеты с продуктами из супермаркета. Мальчишка, на скутере, промчавшийся мимо. Будто вставленные в рамки, портреты людей в окнах проехавшего троллейбуса. Дама, застенчиво отвернувшая нос от таксы, присевшей на газон по неотложным собачьим делам. Ещё, ещё и ещё люди…

– Господи! – Подумал Сергей Константинович, – как бы они себя повели, окажись вместо меня во дворе? Тогда! Когда щёлкнул выстрел в голову! Когда разбилась чашка чая со сливками! Как?

Во время экспериментов, ещё в студенческую пору, он через микроскоп наблюдал, как ведут себя живые организмы, если на приборное стекло капнуть немного кислоты. Ужас, если им свойственно понимание ужаса, распространялось от капли по исследуемой среде подобно волнам от брошенного в воду булыжника. Существа пытались отплыть, втиснуться, как бы спрятаться среди себе подобных. И, не находя спасения, гибли. Он в те мгновения ощущал себя почти Верховным Существом, обрушивающим гнев и огонь небесный на Содом и Гоморру. Не хватало только воплей и скрежета зубовного. Но Сергей – тогда ещё просто Сергей – понимал, что такое сравнение не применимо к данному научному эксперименту с живым. Это чисто эмоциональное, образное восприятие, носящее абсолютно не научный характер.

У людей так или по иному? Старик Гаркуша прикрикнул на убийцу, за что получил пулю прямиком в сердце. А он, будучи куда моложе и крепче старика, присел, наивно пытаясь спрятаться, отсидеться, уцелеть. И обрёл срам. Теперь уже все в доме наверняка знают, как он опозорился. Стыдоба! И этот, в солнечных очках, и баба в кокошнике тоже бы так же? Или нет? А этот, пьющий пиво? Разбери-пойми человека! Вдруг бы он, отчаянная душа, кинулся ловить уходившего убийцу, ведь пистолет-то тот выбросил. А без пистолета неизвестно кто кого. Но Сергей-то Константинович присел, попытался укрыться, и, самое страшное, всё произошло помимо воли, рефлекторно, как у существ на приборном стекле. Он понимал, что следовало поступить иначе, сумку с бутылками метнуть в стрелка, кинуться вослед в подворотню, выскочить на улицу, заорать: «держи», и всё было бы по-другому. Не кинулся, не заорал. Мысли эти терзали душу, словно некто посторонний, экспериментировавший над ним, проводил крупнозернистой наждачной бумагой по душе, как по свежей ссадин…! И он прибавил шаг, подсознательно надеясь убежать от размышлений, терзавших его.

Он уже подходил к лаборатории, когда засвиристел мобильник. Странно, но всё это время он не пытался позвонить жене и подумал, что это звонит она. Оказалось, звонил Саврасов.

– Ну, вы ё… удружили! Его машина. Факт, что его. И ключи у него в кармане были, а от какой тачки – хрен разберёшь. А теперь всё сошлось. Ночевал он у кого-то в подъезде вашем. И фамилию мы его узнали – документы в бардачке. Большую фигуру у вас во дворе завалили.

– Кто он? – не удержался от вопроса Сергей Константинович. – Или секрет?

– Теперь какие секреты! Телевидение приезжало – раззвонит. Парусов это, Николай. Может, знаете? По кличке Лаперуз. Казино «Парус», на Васильевской? Его заведение. За звоночек от меня причитается. А то эти сыскари хреновы… искали, да не там. И Мафуша, умник тоже! Телевидение приехало, так он из будки своей собачьей вприпрыжку выскочил, даром, что инвалид ума. Я ему сказал пару ласковых. Ну, пока. – Чувствовалось, что участковый доволен тем, что уел сыскарей.

Так вот откуда память о ямочке на подбородке! Год назад жена буквально за руку затащила его в казино, тот самый «Парус». Сергей Константинович идти никак не хотел, но Ксюша твердила новомодное слово «корпоратив», повторяла, что Тамаз приглашал, что будет рад, что надо поддерживать отношения, что Мы!!! тебе такие деньги!!! за аренду платим! Последний аргумент всё перевесил, ввиду неотвратимости ремонта отопительной системы лаборатории с полной заменой одряхлевших радиаторов. И он пошёл. Разумеется, сидели не в игровых залах, а в ресторане при казино. Публика собралась пёстрая. Среди званных оказался заместитель мэра, отвечающий за содействие развитию в городе предпринимательства. Он был вопреки жаре официозен, а туго утянутый галстук в совокупности с лицом, налитым кровью и подвыпученными глазами, делал его похожим на человека, только что, снятого с виселицы. Впрочем, пробыл он не долго. Произнеся тост за таких предпринимателей, как Тамаз, который являет собой новый тип русского человека, возрождающего традиции дореволюционного купечества с его хваткой и щедростью, что Тамазу пора подумать о вступлении в Партию, а также избрании в депутаты. Зам мэра завершил свой, несколько витиеватый спич лукавой улыбкой в адрес Тамаза и словами: «Да не оскудеет рука дающего». После чего засосал фужер виски, ничем не запивая и не заедая, и отбыл, сославшись на большую занятость по основному месту службы. Зам мэра сидел по правую руку от Тамаза. А по левую – ничем не примечательный мужчина в притемнённых очках с диоптриями.

– Знаешь, кто это! – улучив момент, шепнула Ксения. – Это сам Кавалеристов..

– Кто-кто? – проявил свою полную неосведомлённость Сергей Константинович?

– Главный борец с организованной преступностью у нас в области.