И – орехи, специи, кофе, чай, табак, ремесленные товары, прочее барахло. Чуть наособицу высился двухэтажный особняк, у крыльца которого прохаживались южноморские стрельцы. Я решил, что там собираются местные заправилы. Вывеска гласила: «Товарная биржа».

Местные обитатели, вне всякого сомнения, с первого взгляда определяли в нас недавних приезжих, но столь же быстро понимали, что толку с таких покупателей как с козла молока. Самое большее предлагали первую бесплатную затяжку сбытчики дурман-травы. Ещё время от времени подбегали загорелые до черноты мальчишки – эти разносили воду.

Кружка – деньга, кувшин – грош.

Грабёж средь бела дня!

И да – без грабежа тоже не обошлось. Я слишком поздно сообразил, что Лоб со товарищи нарезает круги по рядам отнюдь не просто так, вот и не успел распрощаться с босяками до того, как им подвернулась подходящая жертва.

Впрочем, поначалу троица бледнокожих юнцов решила, будто это они отыскали нас, а вовсе даже не наоборот.

– Вы из какой дыры выползли, что собственной школы стесняетесь? – с презрением бросил парнишка, веснушчатый и лопоухий, на рубахе которого красовалась эмблема в виде зеленовато-синего водоворота. У его приятелей были такие же.

Но это они зря задираться начали. Нас было больше, мы были сильней и к тому же в своём праве, а что босяки умеют, так это запугивать и сшибать деньгу за такие вот необдуманные слова. Очень скоро ученики неизвестной мне школы стали беднее на пятнадцать целковых, причём обошлось без мордобоя; никто из окружающих ничего и не заподозрил даже. Ну или, как минимум, мы не дали никому повода вмешаться.

На соседнем ряду босяки затеяли делёж добычи, но я во время выяснения отношений намеренно держался поодаль, поэтому от денег отказался, ещё и постучал Лба пальцем по оставшемуся на месте споротой эмблемы пятну.

– По таким вот отметинам искать станут, имейте в виду.

– А станут? – усомнился Огнич, озадаченно побренчавший доставшимися ему монетами.

Босяки расплылись в широченных улыбках.

– Это как водится! – подтвердил Лоб. – Братва, айда прибарахлимся и лохмы обкорнаем!

Долго искать торговые ряды с одеждой не пришлось, а там в первой же попавшейся лавке получилось подобрать штаны из плотной ткани, пару льняных рубах, исподнее и короткую суконную курточку-пиджак со множеством накладных карманов и стоячим воротником. Вся верхняя одежда была светлых тонов – то ли бежевая, то ли песочная, так сразу и не разберёшь.

– Экспедиционный стиль! – с важным видом изрёк приказчик.

Не знаю как остальных, а меня он ободрал как липку – остатков сбережений едва хватило на дешёвенькую соломенную шляпу вроде той, что была у нашего проводника.

Я сразу переоделся, разве что суконную куртку свернул и убрал к школьной форме в вещмешок. Дальше уже с босяками оставаться не стал, выспросил у приказчика, где торгуют всякими магическими штуковинами и отправился на поиски нужных рядов.

Самочувствие оставляло желать лучшего, но не поддался соблазну и не стал заходить ни в одно из заведений, где можно было посидеть в теньке и выпить чашку чая или хотя бы кружку воды. Правильно сделал, ибо торговали здешние колдуны и алхимики совершеннейшей ерундой. Магии в их амулетах и оберегах не было ни на грош – они не то что от морока и сглаза защитить не могли, но и не содержали в себе даже отголоска небесной силы. А сунулся в лавку подороже – так там от цен волосы дыбом встали. Так и ушёл бы несолоно хлебавши, если б не наткнулся на старуху с раковинами, зачарованными против морской болезни. Бабка точно была ведьмой – от её поделок тянуло противной стылостью, но так было даже лучше.

Запросила старая карга целковый за штуку, и пусть терпеть не мог торговаться, но сначала сбил цену до семидесяти грошей, а потом для ровного счёта стребовал ещё четыре раковины сверху. В итоге за червонец и пятёрку получил двадцать пять амулетов. Сделкой вроде бы остались довольны оба. Я так уж точно.

Выбравшись на небольшой пятачок меж рядов, я повертел головой по сторонам и сразу углядел колокольню, но, выйдя к ней, задерживаться на условленном месте не стал и поспешил в казарму. Только-только отбило девять, и куковать целый час на солнцепёке лично у меня никакого желания не было. Да и чем раньше Беляна начнёт откачивать книжника, тем лучше.

Так что ходу, ходу, ходу!

Вскоре базарная толчея осталась позади; улочкой с лавками на первых этажах домов я дошёл до перекрёстка, а там приметил на углу синюю отметину и свернул в узкий проход. Взбежал по длинной пологой лестнице в глухой переулок, шумно выдохнул, вытер покрывшееся испариной лицо и двинулся дальше уже безо всякой спешки.

Жарко!

Я почти дошёл до следующей отмеченной синей краской развилки, когда за спиной послышался топот ног. Оглянулся и обнаружил, что вдогонку несётся парочка фабричных дуболомов. В руках – крепкие палки.

Черти драные, беда!

Поблизости – никого! Округа словно вымерла!

Сорвавшись с места, я бросился наутёк, но сразу после развилки потянулась лестница куда круче первой. Ещё и до середины подъёма добраться не успел, когда сначала загорелись огнём лёгкие и закололо в боку, а затем резью отозвались силовые узлы и пошла кругом голова. Но – бегу! Пока что – бегу!

Паника и азарт – две стороны одной медали. У нас частенько бывало, что кто-то удирал до тех пор, пока окончательно не выбивался из сил, при неплохих шансах отмахаться поначалу, а кто-то так увлекался погоней, что и сам в итоге возвращался битым. Фабричные наступали на пятки, от них было никак не оторваться, поэтому я юркнул в глухой проход, там на рывке ускорился и свернул за очередной угол, опередив погоню саженей на пять.

Тотчас развернулся и шагнул обратно, встретил выскочившего следом крепыша грудь в грудь, он сам насадился на клинок ампутационного ножа. Охнув, парень врезался в меня и едва не сбил с ног, металлическую рукоять скальпеля вырвало из пальцев – я только и сумел, что кинуть во второго преследователя мешком.

Ехавший с железнодорожной станции в одном экипаже со мной громила поднырнул под него, ответил богатырским замахом и откровенно перестарался – дубинка чиркнула по стене, поэтому удар вышел смазанным. Я успел податься назад, палка промелькнула перед лицом, угодила в каменную кладку и расщепилась на конце. А только отскочила, и я вцепился в неё, дёрнул на себя!

Не вырвал!

Фабричный был куда массивней и, хоть рывок застал его на шаге вперёд, оружия не выпустил, мне же под ногу подвернулось тело его приятеля, едва не упал. Пришлось отскочить, следом – тычок, замах и ещё один!

Едва успевая уворачиваться от ударов, я как-то разом осознал, что упустил свой единственный шанс выйти из этой схватки победителем. Что-что, а орудовать дубинкой бугай умел, он больше не допускал ошибок и бил, не задевая стен и не позволяя мне ни перехватить палку, ни сблизиться.

Шажок назад, рывок, отскок.

Каким-то неведомым чутьём я угадал, что нахожусь в тупике и вот-вот упрусь спиною в стену; от предвкушающего оскала фабричного так и затрясло.

Нет! Не хочу! Не желаю! Так не будет!

Звать на помощь бесполезно – не услышат и не придут, но и позволять забить себя до смерти этому амбалу я не собирался! Чай, не босяк, а тайнознатец!

И я открылся небу, будто бы даже наизнанку вывернулся. Отчаянное нежелание подыхать заставило позабыть о жжении и рези, я рванул в себя энергию – и выгорело! Дух неуловимым образом изменился и вроде бы даже уплотнился, внутрь скользнула знакомая стылость. Я не позволил этому намёку на небесную силу бесследно раствориться, утянул его к солнечному сплетению и…

Отторжение!

Энергия бесследно канула в узловой точке, колени подогнулись, и я лишь в самый последний момент сумел увести голову от уже падавшей на темечко дубинки.

Нет, черти драные! Так не пойдёт!

Я вновь втянул в себя энергию, на сей раз чуть больше прежнего, и вновь вся она канула неведомо куда, так и не добравшись до исходящего меридиана.

Ложный рывок, уклонение, отскок!

Новая порция небесной силы заморозила сформированный участок оправы и обе узловые точки, следующая колючей волной добежала до запястья, а затем я предельно чётко ощутил уже готовый сорваться с руки ударный приказ, будто гирьку кистеня раскрутил. Всё что оставалось – это её направить. И я направил.

Череп наседавшего на меня бугая хрустнул, его висок вдавило, правый глаз враз налился кровью, а потом фабричный мешком повалился на землю, где и замер в пыли неподвижно и даже – недвижимо. Готов!

Я и сам присел рядом. Волнами накатывало головокружение, нещадно ломало правую кисть, ледяное онемение внутри понемногу сменялось жгучим жаром.

Но – плевать! Жив! Я – жив!

Остальное не важно. Не имеет значения.

Я вновь потянул в себя небесную силу и принялся укреплять узловые точки и ослаблять натяжение меридианов, попутно гасил боль и жжение. Не сказать, будто совсем уж себя в норму привёл или хотя бы к прежней скорости поглощения энергии вернулся, но – очухался.

Перебравшись к фабричному, я перевернул бугая на спину и убедился, что дурень окончательно и бесповоротно мёртв. Под руку попал туго набитый кошелёк, машинально выудил его из кармана, щёлкнул застёжками и невольно присвистнул.

Куча серебра!

«Взял чужое – жди беды!» – будто шепнули в голове, и я высыпал монеты на землю. Уже начал подниматься на ноги, когда вдруг сообразил, что подъёмные всем выдавали золотом и у простаков с нашивками в виде водоворота мы тоже забрали золотые пятёрки. А тут – серебро. И…

Да, точно! Целковые черноводской чеканки, не южноморской!

Я доковылял до парня, налетевшего на ампутационный нож, высвободил и начисто оттёр клинок, затем проверил кошелёк. Та же картина – куча серебра черноводской чеканки.

Вот же черти драные! Не просто так за мной увязались, значит. На мокрое дело ради пятидесяти целковых подписались!

Или это лишь задаток?

Деньги я брать не стал, высыпал под ноги, нисколько не сомневаясь в том, что местные обитатели не только прикарманят их, но и разденут покойников до исподнего. С собой прихватил только дубинки, их выбросил в соседнем переулке, после закинул на плечо вещмешок и зашагал прочь.

Голова так и пухла от догадок и предположений, но пока что сосредоточился на услышанном от старшего наставника словечке на букву «а».

Алиби! Мне позарез требовалось алиби!

И я не поплёлся в казарму, вместо этого вернулся на базар. Колокольню поначалу обошёл стороной, вывернул к ней уже от торговых рядов. Не приметил никого из отряда и в сердцах помянул свой зарок не брать чужого – денег не осталось даже на кружку воды. Побродил ещё чуток, высмотрел игравших в орлянку юнцов и поставил на кон школьную форму. Минут за пять набил дюжину грошей и засобирался, а в ответ на требование дать отыграться вытянул нож. Все сразу стали предельно вежливы.

Ушёл, выдул кружку странного пряного кваса, а к колокольне двинулся с таким расчётом, чтобы опоздать ко времени сбора самое меньшее минут на пять. Босяки и примкнувший к ним фургонщик уже стояли на пятачке, Огнеяр что-то всем зло выговаривал, а они тщетно пытались стоять ровно и не покачиваться.

Наклюкались!

– Да вон Лучезар уже бежит! – указал на меня Лоб, икнул и попытался оправдаться: – Мы просто Звана помянули, земля ему пухом! По кружке всего выпили, это на жаре развезло!

Ученик повернулся ко мне и потребовал объяснений:

– Ты где пропадал?

– Дела были! – ответил я высокомерней некуда и вытянул из мешка ракушку-амулет. – Вот, от морской болезни приобрёл!

Огнеяр покачал головой.

– Этой безделицы и на седмицу плавания не хватит!

Я в ответ тряхнул мешком.

– С запасом взял. Потому и задержался, что у одной ведьмы все амулеты выгреб.

– Ладно, идём!

Ну и двинулись обратно в эту чёртову горку.

До казарм еле добрался. Не могу сказать, будто так уж вымотался, но и усталость сказалась, и солнце палило нещадно, а самое главное – пудовыми гирями давили к земле невесёлые раздумья.

Черти драные, меня ведь убить хотели! Снова!

И фабричным точно не Златобор на прощание целковых осыпал с наказом поколотить боярина – лавочник кто угодно, только не дурак. Не мог не понимать, что дуболомы о его поручении забудут сразу, как только он из виду скроется. Подрядил их тот, кто мог козью морду сделать, если только вдруг хвостами крутить начнут. Да и полсотни точно лишь задатком были.

И тут выбор невелик: либо за мной увязался подручный Сурьмы, либо родичи Лучезара с кем-то столковаться сумели.

Вот же, черти драные, угодил как кур в ощип!