Арику пришлось пойти за отцом обратно в темный дом, что немного пугал мальчика. Одну из комнат Клеонский оборудовал, как личный кабинет, где размещались темный лакированный стол со встроенной тумбой, пара стульев и старый черный диван, покрытый потертой кожей. Георгий Максимович усадил сына на диван, шагнул к столу, включил настольную лампу с зеленым стеклянным абажуром, из ящика тумбы вытащил старинную резную шкатулку и только после этого занял место рядом с Ариком.

Клеонский открыл шкатулку, мальчик увидел отливающую серебром звезду с лучами разной длины. В ее центре матово поблескивал белый полупрозрачный камень. Арик удивленно вздохнул, звезда показалась ему манящей, воображение рисовало дальние странствия и военные победоносные походы в неведомые земли. Мужчина взял звезду в руки и отложил шкатулку в сторону, Арик подумал, что отец сейчас покажет какую-то тайну этого предмета.

– Папа, эта звезда так похожа на награды какими русские императоры награждали своих полководцев. – Предположил мальчик. – Расскажи откуда это у тебя.

– Эта звезда передается в нашем роду из поколения в поколение. – Принялся рассказывать Клеонский. – Происхождение ее для меня осталось тайной, так как ни мой отец и ни дед ничего не знали об ее истории.

– Как же так, мне показалось в ней какая-то тайная сила, а сама звезда имеет древнюю историю. – Расстроенно вздохнул Арик и провел пальцами по отливающим серебром лучам.

– Не переживай, – улыбнулся отец, – одна тайна, скрытая в звезде мне все же известна.

Георгий Максимович поднялся с дивана, отключил свет, вновь присел на диван и тихо шепнул: «Смотри!». Он держал звезду на ладони левой руки, согнутой в локте, а указательным пальцем правой руки принялся тереть камень в центре с обратной стороны. Как только полумрак в комнате начал рассеиваться от начинающего все больше и больше светиться камня, Арик с восхищением вздохнул и замер от необычного действа. Клеонский убрал правую руку, камень, впитавший силу, отдавал свет кверху, разбегаясь лучами по граням звезды. Именно это сияние граней лучей звезды больше всего поразило мальчика, возникло даже ощущение, что из-за лучей кончики звезды удлинились.

Звезда начала постепенно гаснуть, теряя энергию света и вскоре в комнате вновь стало темно. Клеонскому пришлось подняться и включить настольную лампу снова. Арик несколько минут молчал, все еще находясь под впечатлением от увиденного, Георгий Максимович воспользовался паузой убрал необыкновенный предмет в шкатулку, а ее засунул в ящик стола. Когда магия света завершилась, мальчик вновь обратился к отцу.

– Как же эта звезда попала к твоему прадеду? – Спросил Арик.

– Это долгая история, – начал говорить отец, – я тебе обязательно расскажу по дороге, возможно тебя уже мама потеряла. Я тебя сейчас отвезу домой.

– А как же мой велик?  – Вспомнил мальчик. – Я его оставил перед ручьем.

Вместе они вышли из дома, Клеонский открыл ворота гаража и выехал на несколько метров вперед на Ниве, предложил сыну занять место рядом с собой. Как только автомобиль отъехал от дома, отец пообещал Арику забрать по пути велосипед, так как он знает место, где нужно остановиться недалеко от пьяного леса, разрезанного новой насыпной дорогой. Автомобиль подпрыгивал на неровностях дороги, колеса отбрасывали неприкатанные камни, а Георгий Максимович, не отрывая взгляда от дороги, принялся пересказывать историю, как в руки прадеда попала эта таинственная звезда.

***

Клеонский решает примкнуть к ополчению и на постоялом дворе знакомится с раненым генералом Бланкаром, передавшим звезду, полученную от эмира Худжинкара в Египте. 

Во владения Клеонских в Смоленской губернии в 1810 году входили земли трех сел Понизово, Савеное и Клеоново, в последнем находился большой двухэтажный дом, построенный отцом Александра более десяти лет назад. В том году Иван Наумович еще был полон сил и даже лелеял мечты расширить свои владения путем скупки деревень у обнищавших помещиков Сычанского уезда.  Мечтам Ивана Наумовича исполниться не удалось, он смог прожить в новом возведенном доме всего лишь пару лет. Александр в это время пировал в северной столице, прожигая деньги, присылаемые отцом.

Сообщение о тяжелой болезни старого помещика несколько дней ожидало молодого Клеонского в съемной квартире, являющейся флигелем, пристройке к дому купчихи Самойловой. Слуга Александра, мужчина средних лет по имени Степан, боясь гнева барина, метался по городу в поисках хозяина.  Ему удалось случайно обнаружить ротмистра Чеушева, постоянного друга Клеонского по попойкам, офицера драгунского полка расквартированного в окрестностях Санкт-Петербурга. Степан с тревогой в голосе смог пробиться сквозь опьянение ротмистра к глубинам его души и объяснить почему он потревожил его благородие.

Александр Иванович успел проститься с отцом, а может объяснение тому заключалось в божьем промысле, не отпускавшем старого помещика с этого света. Уход отца опечалил молодого барина, Александр не мог поверить в угасание единственного родного человека, так как мать он потерял за несколько лет до этого трагического события. Перед смертью Иван Наумович потребовал от сына три обещания, оставить разгульную жизнь, как можно скорее жениться и приумножить владения Клеонских. Александр клятвенно бормотал, соглашался на заветы отца, с трудом сдерживая подступающие слезы.

По весне 1810 года вместе с приказчиком Александр направился на повозке в крестьянскую общину села Савеное, желая понаблюдать за посевами. Клеонский неплохо управлялся с наследием отца, находя в сельской жизни некое успокоение. Добраться удалось только до дома кузнеца Игнатия, из-за захромавшей лошади. Пока кузнец занимался своим делом, осматривал копыта лошадей и устанавливал слетевшую подкову, барин осматривал крестьянский быт и общался с приказчиком. Услышав какие-то крики, раздававшиеся из дома Игнатия, пока хозяин работал в кузне, барин увидел направляющуюся к нему девушку с волосами ячменного оттенка, заплетенными в тяжелую длинную косу и с крынкой молока в руках.

Приняв из рук дочери кузнеца подношение, прежде чем отпить молока, молодой барин долгим открытым взором смотрел на девицу. Этот взгляд смутил девушку, путаясь в длинном подоле она в смущении прикрыла лицо руками и убежала. На протяжении нескольких месяцев дела по хозяйству, поездки в Смоленск на заседание дворянского собрания губернии и прочие заботы отвлекли Александра от исполнения требования отца по женитьбе. Приказчик, отвечающий за сельхозугодия в Савеное, в одной из доверенных бесед напомнил об обещании отцу.

– Вам жениться надобно, барин. – Заметил приказчик, мужчина низкого роста с залысинами на голове, усердно работавший еще при Иване Наумовиче.

– Городские барышни жеманные, хотя есть и из достойных родов.

– А мне запала в душу дочка кузнеца Игнатия.  – Почему-то решил поделиться своим выбором Александр.

– Анюта девица приметная, – высказался приказчик, – только одна проблема, что из крестьянского происхождения.

– Вот я полагаю, что осудит меня за такой выбор наше дворянское общественное мнение. – Расстроенно пробормотал барин.

– Не только осудят, – задумался приказчик, – будут перешептываться на балах и приемах, ведь вы, мой господин, жених видный. Если Анюта вам так мила, то защититься от сплетен можно только одним способом.

– Ты имеешь в виду дать семье кузнеца вольную грамоту? – Спросил помещик.

– Перетолки все равно будут, – подумав высказался приказчик, – но вы сможете ее выводить в свет.

– Тогда готовь вольную для семьи кузнеца, – решился Александр, – только одно условие нужно прописать.

– Игнатий получит вольную после вашего венчания и потом должен проработать на своей кузне еще десять лет, – уловил на лету мысль помещика, – а потом может искать свое место под солнцем где захочет.

С той поры прошло почти два года, Аннушка полюбила своего суженного всем сердцем и несмотря на угрюмое состояние кузнеца, свадьбу сыграли с началом зимы. Александра наполняло радостью от нового статуса, от переливчатого смеха жены, словно перезвон колокольчиков на дуге над головой лошади, а беременность Аннушки для него стала настоящим чудом, воплощением мечты о наследнике и исполнением завета отца. Однажды при выходе из храма в Смоленске, он не пропустил согбенную старуху в темном одеянии.  Взмахнув тростью, старая купчиха поморщилась от его улыбки и извинений и сердито прошептала: «Слишком много радости в тебе, как бы беда не случилась».

С наступлением календарной зимы его любимая Аннушка должна была разродиться желанным ребенком, деревенские повитухи для родов потребовали освободить просторную теплую баню, сруб возвели к началу осени. Чтобы не слышать страданий жены, Александр приказал запрячь сани норовистыми рысаками, отказался от возницы и погнал вокруг села Клеоново. Быстрая езда разогрела кровь и прогнала страхи, периодически навеваемые воспоминаниями о недобрых предсказаниях. Лихо с гиканьем остановив сани возле бани, он хотел было войти, но одна из повитух, распахнула дверь.

– Тихо ты сумасброд, не зови лихо! –  На плечи полной приземистой деревенской бабы был накинут старый зипун. – Жар у Анюты.

Клеонский с тревогой смотрел на местную знахарку, а та напряженно дышала, выпуская белый пар изо рта. Александр скинул рукавицы, поднял шапку на макушку и приложил теплые ладони к прохладному лицу, а когда убрал руки, то бабы рядом уже не оказалось. В баню к роженице его не пустили, пришлось терпеливо сидеть на крыльце в ожидании. Услышав первые звуки плача ребенка, помещик подумал, что ему показалось, но дитя закричало с новой силой. Он ворвался в баню, желая увидеть ребенка и поцеловать жену, Александра никто не остановил, повитухи затянули какую-то неизвестную ему заунывную песню. Грудь Аннушки не вздымалась, не обращая внимания на спеленатого младенца, помещик хотел спросить почему она не дышит, но ближайшая к нему повитуха тихо отчетливо выговорила: «Умерла, Анюта» и продолжила пение.

Александр зарычал от горя по-медвежьи, на его лице уже не было доброй улыбки, выбежал на улицу, сел на крыльцо и, обхватив голову руками от переполняющего его гнева, стал выкрикивать отборные ругательства. Ощутив душевное опустошение, он вышел во двор и, встав на колени на снег, задрал голову к небу и спросил: «Господи, за что ты наказываешь меня?». Забравшись в сани, Клеонский долго гнал норовистых рысаков по заснеженному тракту, ветер осушил его слезы, но никто не мог залечить его душевную рану.

Издалека Александр заметил постоялый двор, хотелось побыть одному, залить свое горе крепким градусом, но почему-то здесь было полно народа. Крестьяне, сбившись в небольшие кучки, со злостью наблюдали за сторонившимися и встревоженными французами. На большом расстоянии справа на дороге виднелся приближающийся конный отряд французской армии. Возле коновязи он увидел трое богатых помещичьих саней с блестящей медной отделкой, лошади, привязанные к столбу с кольцами, периодически взбрыкивали в ожидании своих хозяев. Направив свои сани к свободному столбу, боковым зрением слева заметил возмущенных крестьян, направляющихся к одинокому французу, склонившегося над высокой повозкой и что-то громко причитавшего.

– Будет вам еще битва, – пообещал Клеонский, – а пока перемирие дайте французам отдохнуть, и они сами уйдут.

– Ты, барин, нашу добычу не тронь! – Насупился грозного вида высокий крестьянин, державший в руке оружие похожее на кистень.

– Вот вам мужики деньги. – Клеонский подал мелких медных монет мужикам. – Выпейте за нашу победу! – Громко, чтобы все слышали, предложил он, а потом тихо добавил, – и за мое горе.

– Это доброе дело, барин. – Довольно крякнул рослый крестьянин и махнул своим друзьям. – Айда, мужики, выпьем по чарке, а французики и без нас подохнут.

Подойдя поближе к повозке, Александр увидел тяжело раненого генерала французской армии, мужчина лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Денщик поправил сбившееся суконное одеяло, прикрывавшее тело офицера до пояса, вытащил несвежий платок, больше похожий на окровавленную грязную тряпку, убрал со лба светлые спутавшиеся волосы и промокнул выступившую испарину.

– Я очень благодарен вам, месье, что прогнали этих варваров. – По-французски затараторил денщик.

– Вас в Россию никто не звал. – Холодно резанул Александр.

– Да, вы правы, месье, – вздохнул солдат, – я простой капрал при генерале Бланкаре, поэтому вынужден, как человек военный подчиняться приказам. От нашей дивизии остались сущие крохи.

– Капрал, вы достойны похвалы, что не оставляете своего генерала. – Одобрительно кивнул Александр.

Помещик не отрывал взгляда от бледного лица генерала Бланкара, глаза француза часто заморгали, он смог повернуть голову и посмотреть на русского помещика. Закашлявшись, он попытался что-то неразборчиво произнести, денщик вытащил фляжку с водой и напоил своего подопечного, взгляд темных глаз офицера стал более осмысленным.

– Я – генерал Вилар Бланкар, – тихо произнес француз, – прошу простить меня за всех нас.

– Меня зовут Александр Клеонский, – назвал себя мужчина, – я местный землевладелец и дворянин.

– Война с Россией была ошибкой, Александр, за эти действия мы еще долго будем расплачиваться. – Слова из генерала выходили с трудом и от напряжения на лице выступила испарина.

– Мой генерал, – попросил капрал, – вам нужно беречь силы.

– Не мешай мне, Дюко, – сердито сверкнул глазами Бланкар, – я скоро умру и не смогу вернуться в мою любимую Францию.

– Хоть ваша реакция запоздала, и многие мои соотечественники погибли, – терпеливо выговаривал слова помещик, – слава богу, что среди ваших старших офицеров, как вы, генерал, есть осознание масштаба бедствий.

– Месье Клеонский, я хочу передать вам один предмет, – Вилар замолчал и на десять секунд прикрыл глаза, а затем с новой экспрессией продолжил. – Дюко, сними с моего кителя серебряную звезду, – потребовал генерал.

– Негоже передавать свои награды другому, – попробовал отказаться Александр.

– Дюко, передай звезду месье Клеонскому, – напирал Бланкар. – Это, мой друг, не награда, а своего рода талисман.

– Талисман? – удивился помещик, перебивая рассказ генерала.

– Эту звезду мне вручил эмир Худжинкар после своего пленения, французская армия в той битве разгромила войска Мурад бея в Египте. Я со своим отрядом преследовал мамлюков, сумевших переправится через Нил, нагнал их в пустыне и смог остановить несколько горячих голов из своих офицеров, возжелавших крови, чем фактически спас жизнь ему и его солдатам. – Вилар судорожно вздохнул, обеспокоенный денщик хотел остановить его монолог, но не посмел. – Этот мамлюк пообещал, пока при мне этот амулет, то меня не тронет ни клинок, ни пуля.

– Может вам, генерал оставить талисман при себе? – Решился на вопрос Александр, принимая из рук Дюко звезду.

– Я долго ждал, когда рядом со мной окажется достойный человек, как вы, месье Клеонский. – Вилар вновь на полминуты замолчал. – Худжинкар рассказывал мне странную историю, как его люди в одной из затерянных бухт на побережье Средиземного моря нашли умирающего капитана османского лота. Взор этого несчастного был, как у колдуна или жреца, не знаю, как правильно называется в Египте такой человек. Этот человек перед смертью передал эмиру серебряную звезду с просьбой вручить в нужный час офицеру с требованием никогда не ввязываться в войну с большой северной страной, утопающей в снегах. – Вилар судорожно вздохнул. – Я, подчиняясь приказу, нарушил эту просьбу и сейчас нахожусь на грани погибели. Осознание этого условия, пришло ко мне слишком поздно.

– Эта большая заснеженная страна оказалась Россией, – резюмировал Клеонский, держа в руке сияющую от дневного света звезду. – Благодарю вас генерал Бланкар, сюда приближается конный отряд остатков вашей дивизии, так что вас есть кому защитить.

Клеонский, засунув во внутренний карман талисман, направился на постоялый двор, откуда-то возникла жалость к этому раненому французу, но память о собственной беде, заглушила это чувство. Он был уверен, что дни Бланкара сочтены, однако судьба посчитала иначе, Вилару сопутствовала удача, он вернулся на родину и умер спустя двенадцать лет в своем доме в Париже. Александр не мог предсказывать будущее, но его потомку спустя века предстояло встретиться с наследником рода Бланкаров. Александр направился к постоялому двору, обернувшись увидел спустившегося с лошади возле повозки с раненым, молодого драгунского офицера с серым лицом, спешившегося с норовистого коня.

– Дядя Вилар, я молил бога видеть вас живым. – Племянник перед тем, чтобы склониться над раненым родственником скинул шинель из зелено-серого сукна в руки капрала, торопливо расстегнул верхние пуговицы, но из-за посуровевшего лица Вилара решил придерживаться армейской субординации. – Мой генерал, я со своими солдатами не оставлю вас и буду сопровождать. Разрешите мне задать только один вопрос.

Слушаю тебя, Паскаль! – Словно ветер прошелестел слабый голос генерала.

– Зачем вы передали талисман, что должен был оберегать наш род? – Племянник тут же упрекнул себя за столь своевольную фразу. – Вы сами не раз пересказывали историю вручения вам серебряной звезды египетским эмиром. – Генерал с молчаливым укором смотрел на молодого Бланкара. – Я заберу у русского дворянина ваш талисман.

Паскаль провел рукой по серебряным пуговицам красного камзола, в одиночестве и без сопровождения направился к сараю, за его спиной раздался не громкий кашель генерала, очередной приступ не позволил Вилару остановить своего племянника. Старшего Бланкара сильнее боли терзала вина перед народом этой северной страны. Паскаль от злости к русскому, случайно завладевшему талисманом рода, готов был разорвать его.

Александр, устроившись за столом, сколоченным из грубо обработанных досок, потребовал хлебного вина, надеясь заглушить душевные страдания. Его не беспокоила судьба французского генерала, Клеонский полагал расплата настигает армию Наполеона, хмельной напиток зародил в его замедлившемся мыслительном процессе злость. Довольно долго помещик сидел в оцепенении, уставившись в опустевшую глиняную кружку, он распалял закипающую в его душе злобу. Александр задавал один и тот же вопрос: «За что?», но ответ к нему не приходил.

– Ради какой высшей цели либо за какие его прегрешения Господь забрал любимую Аннушку? – Пьяно бормотал Клеонский.

Сердце резануло острой болью от осознания, случившееся произошло из-за его прошлой разгульной жизни, но назвать произошедшее окончательной расплатой он не мог. Подняв голову, Александр увидел рядом со столом, капитана драгун без зимней шинели в камзоле расшитом блестящими пуговицами и с тяжелыми серебряными эполетами, понимая, что этот француз сейчас потребует звезду.

– Предлагаю добровольно вернуть мне то, что по своей слабости из-за ранения передал тебе мой генерал! – С грубой интонацией в голосе потребовал драгунский капитан.

Клеонский вскочил со скамьи, возвышаясь над французом и качнувшись на ватных ногах, состроил свирепую гримасу, резким взмахом руки врезал кулаком по наглой французской морде. Через миг русский дворянин перешагнул через поверженного капитана, для себя Александр решил выехать на северо-запад, чтобы влиться в ополчение русской армии генерала Петра Витгенштейна и очистить родную землю от опостылевшего врага. Вскоре Клеонский узнал от крестьян, что ополчение и армейские корпуса собираются возле села Зеленки для последующей атаки на Полоцк.

Накануне наступательных действий, Александр, получил назначение в один из егерских полков, под общим командованием генерала Михаила Балка. Голова его шла кругом то ли от предстоящего сражения, то ли от общего гвалта, создаваемого ржанием лошадей, звона оружия и амуниции, нескончаемых перекриков. Возможно поэтому Клеонский не сразу расслышал обращения к нему, отведя взор от пламени костра, он поднял голову и увидел стоящего рядом молодцеватого артиллерийского офицера.

– Что же ты, Саша, не замечаешь старого друга. Я все кличу тебя, а ты не слышишь? – Клеонский узнал приятеля по столичным попойкам из прошлой жизни.

– Здравствуй, Алексей! – Александр поднялся на ноги и улыбнулся другу. – Вижу ты оставил прежние забавы, решил отечеству послужить?

– Я наслышан о тебе, как крупном помещике. – Епанчин упер правую руку себе в бок. – Что тебя сподвигло прогнать французов из матушки России.