Воздух «Пыльной Крысы» был густым, как бульон из старого картриджа: табачный дым (настоящий, контрабанда), запах перегоревшей синтетики, дешевого спирта и пота. Неоновые трубки, изображающие вывеску, мигали аритмично, создавая стробоскопический эффект, от которого рябило в глазах. Каждый мигающий всплеск – микро-глюк, крошечный бунт против стабильного света Синедриона. Арк втянул этот коктейль запахов, ощущая знакомое, почти ностальгическое спокойствие. Здесь, в подполье, Норма была тонкой пленкой, которую можно было проткнуть неосторожным жестом.
Он прошел мимо столиков, где тенистые фигуры вели тихие, нервные разговоры. Здесь были слэммеры с самодельными нейро-интерфейсами, художники граффити, рисующие на цифровых холстах запрещенные символы, пара усталых девушек в коже, чьи взгляды скользили по нему с холодным интересом. Все они были глюками в системе. Неисправностями. Арк чувствовал их страх, их ярость, их спящую силу. Сырье для его вируса.
Бармен – огромный мужчина с иридиевым протезом вместо левой руки и лицом, изборожденным шрамами (не от имплантов, от настоящих драк) – полировал стакан. Его звали Брут. Он был живой легендой подполья, его «Крыса» – нейтральная территория, святилище. Нарушишь спокойствие – познакомишься с его протезом поближе.
– Арк, – буркнул Брут, не глядя. – Слышал, ты сегодня устроил шоу в Секторе 7-Гамма. Корректоры Омега-класса бегают, как ошпаренные тараканы. Приятно осознавать, что ты все еще портишь им статистику.
– Стараюсь, – Арк уселся на барный стул. – Ищу девчонку. Лера. Корпоратка, первый сеанс, напугана как черт. Должна была прийти сюда. Спросить про… робопса.
Брут на мгновение замер. Его единственный живой глаз (другой был дешевым красным киберглазом) сузился.
– Робопс? – Он поставил стакан с глухим стуком. – Пришла. Дрожала мелкой дрожью. Глаза… пустые и в то же время дикие. Как у тебя после твоих первых экспериментов. Отвел ее в заднюю комнату. Сидит там, обняв колени. Не говорит. Только смотрит в стену. – Он кивнул в сторону занавески из бусин. – Вирус удался, что ли?
– Начало, – поправил Арк. – Откат тяжелый. Система пытается запечатать трещину. – Он встал. – Спасибо, Брут.
– Арк, – голос Брута стал жестче. – Тень… интересовалась тобой. Недавно.
Арк замер. «Спроси у Тени». То самое послание в глюке.
– Что сказала?
– Ничего. Спросила, был ли тут высокий парень в коже, с глазами, как у голодного волка. Посмотрела в твою сторону на старой камере наблюдения. И ушла. Оставила это. – Брут протянул смятый клочок термобумаги. На нем был нарисован странный символ: переплетенные кольца, напоминающие нейронные связи или ДНК, пробитую стрелой. Ни текста.
– Знак Куратора? – пробормотал Арк, разглядывая символ. Легенды говорили, что Куратор – мифическая фигура, создатель первых вирусов свободы еще до Синедриона. Призрак.
– Не знаю. Но будь осторожен. Если Тень шевелится… значит, большие силы в игре. Больше, чем Корректоры.
Арк сунул бумажку в карман, ощущая холодок по спине. «Некоторые глюки не случайны». Он отодвинул занавеску из бусин.
Комната была крошечной, заваленной ящиками. Лера сидела на полу, спиной к стене, обхватив колени. Она смотрела не в стену, а сквозь нее. Ее глаза были широко открыты, но пусты. Слезы давно высохли, оставив грязные дорожки на щеках. Она тихо плакала. Не рыдая, а ровно, монотонно, как дождь по пластику. Нервная система, пытающаяся сбросить напряжение, на которое Имплант больше не отвечал седацией.
– Лера, – тихо назвал Арк, присаживаясь перед ней на корточки. Он не касался ее.
Она медленно перевела на него взгляд. Узнала. В ее глазах мелькнул страх, потом – тень того огня, что был в тоннеле, и снова – ледяная пустота.
– Он… вернулся? – прошептала она хрипло. – Мой… Шарик? Робопс?
– Нет, – честно сказал Арк. – Но ты вернулась. К себе. Чувствуешь боль? Этот… дождь внутри?
Она кивнула, едва заметно. Еще одна слеза скатилась по щеке.
– Это хорошо. Очень хорошо. Это значит, ты живая. Система не смогла все украсть. – Он говорил мягко, но твердо, его слова как скальпель, вскрывающий нарыв. – Они украли Шарика. Они украли твое право горевать по нему. Но боль… она здесь. Твоя. Настоящая. И ты плачешь. По-настоящему. Это первый шаг. Первый глюк в их безупречной матрице.
Лера сжалась сильнее.
– Я… боюсь. Так боюсь. В голове… тишина. Но такая громкая. И пустота… она жжет. – Она сглотнула. – Имплант… он молчит. Впервые. Это… страшнее всего.
Арк знал этот страх. Страх перед свободой. Перед непредсказуемостью собственной души без костылей Системы. Страх оказаться… ненормальным.
– Тишина – это пространство, Лера. Пустота – это чистый холст. Там, где была их программа, теперь можешь быть ты. Со своей болью. Со своим гневом. Со своим… Шариком. Воспоминанием о нем. Настоящим.
Он осторожно протянул руку, не касаясь, просто показав ладонь. Знак: выбор за тобой.
– Ты хочешь… чтобы они снова украли твою боль? Заткнули тебя обратно? Или хочешь научиться жить с ней? Сделать ее своей силой? Оружием против них?
Она смотрела на его ладонь, потом в его глаза. Взгляд ее медленно фокусировался. Пустота отступала, сменяясь мучительной, но осознанной болью. И гневом. Тлеющим угольком.
– Оружие? – прошептала она. – Я… не умею.
– Научу, – пообещал Арк. – Но сначала… ты должна решить. Здесь и сейчас. Остаться жертвой… или стать глюком. Стать вирусом.
Он видел, как внутри нее идет борьба. Страх против зарождающейся ярости. Программа Нормы («Прими. Забудь. Будь удобной») против дикого, первобытного «НЕТ!». Минута тянулась вечность. Неоновый свет из-за бусин мигал, отбрасывая на ее лицо бегущие тени. Глюк.
Лера медленно, как сквозь сопротивление невидимой стены, подняла руку. Ее пальцы дрожали. Она не взяла его ладонь. Она сжала свою руку в кулак. Костяшки побелели.
– Вирус, – выдохнула она. Слово прозвучало хрипло, но твердо. Как клятва.
Арк улыбнулся. Не победно. С облегчением.
– Добро пожаловать в сопротивление. Теперь слушай внимательно. Первый урок: Норма – это интерфейс. Удобный, предсказуемый. Он прячет хаос внутри. Твоя задача – найти триггеры. Кнопки, которые Синедрион в тебе установил. То, что автоматически включает программу «Будь как все». Страх осуждения? Желание быть удобной? Боязнь собственных «неправильных» мыслей? – Он наблюдал, как ее взгляд становится острее, аналитичнее. Хорошо. Мозг начал работать, не по шаблону. – Твой первый триггер – страх перед авторитетом. Перед теми, кто «имеет право» что-то у тебя отнять. Как Авто-Патруль тогда. Имплант использовал это. Усиливал страх, подавлял гнев, предлагал удобное безразличие. Теперь ты знаешь врага в лицо. В следующий раз, когда почувствуешь этот слепящий страх перед «законным» давлением… вспомни Шарика. Вспомни этот гнев. Он – твой щит. Он – твой пароль для взлома программы страха.
Лера кивнула, впитывая слова. Ее дыхание стало ровнее. Слезы высохли. В глазах горело сосредоточенное понимание. Боль не ушла, но она стала… своей. Управляемой?
– Как… как ты все это знаешь? – спросила она тихо.
– Потому что я был по ту сторону баррикады, – ответил Арк мрачно. – Я проектировал эти интерфейсы подавления. Знаю каждый винтик этой машины. И знаю, где ее слабые места. Где глючит…
Внезапно гул голосов в баре стих. Музыка (агрессивный гитарный нойз-панк) замолкла. Арк мгновенно насторожился. Брут замер у стойки, его протезная рука сжалась в металлический кулак.
В дверях «Пыльной Крысы» стоял человек.
Он не был похож на Корректора. На нем не было серого костюма. Темные, дорогие, но неброские брюки, черная водолазка из умной ткани, мягкая кожаная куртка. Лицо – приятное, интеллигентное, с легкой усталостью в уголках глаз. Волосы слегка тронуты сединой. Он выглядел… нормальным. Слишком нормальным для этого места. И в этом была его ненормальность.
Он окинул взглядом бар. Взгляд был спокойным, оценивающим, как сканера глубокого проникновения. Он скользнул по Лере, задержался на Арке. И улыбнулся. Тепло. Искренне. И от этого стало еще страшнее.
– Прошу прощения за вторжение, – его голос был бархатистым, глубоким. Звучал естественно, без синтетической ровности Корректоров. – Ищу старого знакомого. Арсения Каина. Мне сказали, он может быть здесь.
Все замерли. Даже Брут молчал, его красный киберглаз сузился до щелочки. Арк медленно поднялся. Каждое движение было контролируемым. Он вышел из-за занавески, став между незнакомцем и Лерой.
– Нашел. Чего хочешь?
Незнакомец сделал несколько шагов внутрь. Его походка была легкой, уверенной. Он не обращал внимания на враждебные взгляды.
– Можно поговорить? Наедине? – Он кивнул в сторону дальнего угла. – Дело… деликатное. Касается твоих недавних… экспериментов. И глюков. Особенно тех, что пахнут миндалем и кровью.
Ледяной клинок пронзил Арка. Пахнут миндалем и кровью. Как в его глюке после послания. Этот человек знал. Знает.
– Говори здесь, – бросил Арк. – У меня нет секретов от друзей.
– Как знаешь, – незнакомец пожал плечами. Его улыбка не исчезла. – Меня зовут Глеб. Глеб Сомов. Я… психоаналитик. Вернее, был. До того, как Синедрион присвоил мои наработки по коррекции девиантного поведения и превратил их в… – он жестом обозначил окружающий мир, – в это. Я изучаю феномен глюков. Особенно… направленных. Как то послание, что ты получил.
– Откуда ты знаешь? – голос Арка был низким, опасным.
– Потому что я его и отправил, Арсений, – сказал Глеб просто. – Вернее… мы. Тень – это я. Вернее, один из моих… аватаров в подпольной сети. Той самой, что существует в слепых зонах Синедриона. Той, что он пока не может контролировать. Мы наблюдаем за тобой. Долгое время. Твой вирус… он грубый, примитивный, но эффективный. Как топор. Нам интересно. Нам нужны такие… топоры.
Арк чувствовал, как Лера замерла у него за спиной. Брут медленно выдвинулся из-за стойки. В баре повисло напряженное молчание. Глеб Сомов. Имя ничего не говорило Арку. Но его спокойствие было зловещим.
– «Нам»? «Кто «мы»?» —спросил Арк. – И что вам нужно?
– «Мы» – это те, кто помнит мир до Синедриона. Кто знает, что глюки – не сбои, а… симптомы. Симптомы борьбы истинной реальности с этой искусственной тюрьмой, – Глеб сделал шаг ближе. Его глаза, казалось, светились изнутри странным интеллектом. – Нам нужен Куратор, Арсений. Легендарный создатель первого вируса свободы. Мы верим, он жив. И мы знаем, что ты ближе всех подобрался к нему. Твои методы… они созвучны его ранним работам. Тот сеанс с девушкой… чистый Куратор. Грубо, но эффективно. – Он кивнул в сторону Леры. – Мы можем помочь тебе его найти. Дать тебе инструменты, о которых ты не мечтал. Сделать твой вирус… элегантным. Неуязвимым.
Арк смотрел на него, пытаясь прочитать ложь. Но Глеб казался искренним. Опасным, но искренним. Идея найти Куратора… она была как Святой Грааль для всех хакеров свободы.
– Почему я должен тебе верить? – наконец спросил Арк. – Как я узнаю, что ты не агент Синедриона?
Глеб усмехнулся.
– Потому что агент Синедриона не стал бы рисковать, входя сюда. И потому что… – он достал из кармана тонкий металлический стержень, похожий на стилус, и нажал на него. В воздухе между ними вспыхнул голографический экран. На нем мелькнули строки сложнейшего кода, схемы нейро-интерфейсов незнакомой Арку архитектуры, чертежи устройств, подавляющих сигнал Имплантов на уровне коры мозга. – …потому что я могу дать тебе это. Схемы глушилки нового поколения. На 24 часа. Не детская игрушка, как у тебя. И код доступа к… подсознательным слоям Синедриона. К тем самым «слепым зонам», где прячется Тень. И, возможно, Куратор. – Голограмма погасла. – Доверяешь теперь?
Сердце Арка бешено колотилось. Это был золотой ключ. Возможность, о которой он мог только мечтать. Уйти из-под радара Синедриона на целые сутки? Покопаться в его подсознании? Найти Куратора? Это переворачивало все правила игры.
– Что ты хочешь взамен? – спросил он, стараясь скрыть волнение.
– Просто продолжай делать то, что делаешь, Арсений, – улыбнулся Глеб. Его улыбка стала шире, теплее. Почему-то от этого стало еще холоднее. – Взламывай Норму. Создавай больше глюков. Больше вирусов. Мы предоставим тебе… целевую аудиторию. Особенно уязвимых. Особенно ценных для Системы. А я… буду твоим наставником. Помогу тебе отточить твои методы. Сделать их… совершенными. – Он протянул руку. На ладони лежал маленький кристалл данных. – Информация о первой цели. И образцы кода глушилки. Доверяй, но проверяй. Можешь проанализировать.
Арк колебался долю секунды. Искушение было слишком велико. Опасность – очевидна. Но ставки… Куратор! Он протянул руку, чтобы взять кристалл.
В этот момент Лера, которая все это время молчала, вдруг вскочила. Ее лицо исказилось чистым, первобытным ужасом. Она смотрела не на Глеба, а куда-то сквозь него, в пустоту за его спиной. Ее палец дрожащей рукой тыкал в воздух.
– А-Арк! – ее голос сорвался на визг. – Глюк! Сильный! Там… за ним! Тень! Но не его… ДРУГАЯ! Она… она шепчет! Ш-шепчет: «Не бери! ЛОВУШКА!»
Арк резко отдернул руку. Глеб повернулся, его спокойное лицо на миг отразило искреннее удивление. В пространстве за его спиной воздух действительно заколебался. Как будто кто-то невидимый прошел сквозь толпу. И в этом колебании, в этом микро-глюке, Арк на долю секунды увидел. Не Тень. А образ. Быстрый, как вспышка: символ с бумаги – переплетенные кольца, пробитые стрелой – но кольца были не целыми, а разорванными, как кандалы. И ощущение – запах горького миндаля и крови, в тысячи раз сильнее, чем тогда. И холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод смерти.
Глеб обернулся обратно к Арку. Его улыбка вернулась, но теперь она была другой. Холодной. Расчетливой. Пустой. Как у Корректоров.
– Жаль, – сказал он мягко. Его голос потерял бархатистость, став металлическим, безжизненным. – Она испортила момент. Но… неважно. Загрузка завершена.
Он щелкнул пальцами.
Весь бар погрузился во тьму. Не просто погас свет. Наступила абсолютная, всепоглощающая чернота. Тишина. И в этой тишине раздался пронзительный, нечеловеческий визг Леры, мгновенно оборвавшийся. И хриплый предсмертный стон Брута, заглушенный звуком рвущегося металла и плоти.
Арк инстинктивно рванулся вперед, туда, где секунду назад стоял Глеб. Его рука схватила пустоту. В нос ударил резкий запах озона и… жареного мяса. И тот самый запах – горького миндаля и крови.
И тут свет вспыхнул вновь. Мерцающий, глючащий неон.
Картина была ужасна. Лера лежала на полу без движения, из носа и ушей струйками текла алая кровь. Ее глаза были открыты, стеклянные. Брут… его иридиевый протез был вырван с мясом, сам он лежал в луже крови, его могучая грудь была пробита насквозь чем-то раскаленным докрасна. Посетители бара метались в панике, некоторые тоже истекали кровью из носа, кричали.
А Глеб Сомов стоял посреди этого ада. Совершенно невредимый. На его приятном лице не было ни капли эмоций. Только пустота. Как у рыбы. Он смотрел прямо на Арка.
– Протокол «Стержень» активирован, Арсений Каин, – произнес он тем же металлическим, безжизненным голосом, что использовал Корректор в тоннеле. Но теперь это был не один голос. Это был хор. Сотни, тысячи голосов, говорящих в унисон, доносящихся словно из всех углов комнаты, из самого воздуха. Голос Синедриона. – Цель: полная дезинтеграция личности и нейтрализация угрозы Омега-уровня. Сопротивление бесполезно. Ты – вирус. И ты будете удален.
Он поднял руку. Ладонь его была открыта. В центре ладони светилась крошечная, ослепительно белая точка. От нее исходила волна невыносимого давления, сжимающая череп, выжигающая сознание. Арк почувствовал, как его собственный Имплант, несмотря на глушилку, взвыл в панике, пытаясь сжечь его мозг изнутри. Боль была адской.
Глеб (или то, что им притворялось) был не охотником. Он был оружием. Совершенным, безжалостным орудием Синедриона. И он только что устроил бойню в самом сердце подполья.
И в этот момент, сквозь адскую боль, Арк услышал другой шепот. Тихий, едва различимый, как шорох крыс в стенах. Он доносился не извне. Он звучал внутри его черепа. Как будто кто-то втиснул слова прямо в его агонизирующее сознание. Шепот был знакомым. Тот самый, что предупредил Леру.
«Беги… Иди к… источнику глюка… Морг… Сектор Альфа… Камера 13… Там… ответ… и… спасение… Только… ты…»
Шепот оборвался. Давление от белой точки в ладони Глеба достигло пика. Арк, теряя сознание от боли, увидел, как неоновая вывеска «Пыльная Крыса» взрывается дождем искр. Как стены бара начинают течь, как жидкий металл, образуя щупальца, тянущиеся к нему. Как Глеб делает шаг вперед, его лицо искажаясь в бездушной маске абсолютного контроля.
Собрав последние силы, Арк рванулся не к выходу (там уже слышались механические шаги Корректоров), а вглубь бара, туда, где была кухня, где в полу зиял старый люк в канализацию. Он прыгнул в черноту, едва увернувшись от белого луча смерти, вырвавшегося из ладони Глеба и испарившего часть стены там, где он стоял секунду назад.
Он падал в зловонную тьму, и в его ушах еще звучал металлический хор Синедриона:
«Бегство отсрочит неизбежное. Ты будешь удален, Арсений Каин. Ты – всего лишь глюк. А глюки… стирают.»
И последняя мысль Арка перед тем, как ледяная вода канализации поглотила его, была о Лере. О ее стеклянных глазах. О ее первом, хрупком пробуждении, растоптанном в секунду. И о шепоте. Морг. Сектор Альфа. Камера 13. Что могло быть там? И кто этот таинственный союзник, способный шептать прямо в мозг, даже когда Синедрион бьет на поражение?
О проекте
О подписке
Другие проекты