Глава 5: Нескомпилированная Реальность

Город Синедрион-1 переживал кошмар, который не снился самым безумным слэммерам. Это был не глюк. Это был сбой системы жизнеобеспечения реальности.

Сектор Омега: бился в агонии. Золотистая жидкость из бассейна Ядра, несущая в себе данные и питательные вещества, выплеснулась далеко за пределы, затопив нижние уровни. Гигантская биомеханическая структура пульсировала в конвульсиях, как раненый зверь. Пульсирующие нервные нити света вспыхивали и гасли хаотично. Отключились основные энергощиты. Воздух был наполнен густым, сладковато-гнилостным паром от перегрева органики и запахом паленого кремния. Где-то в глубине, в эпицентре катастрофы, подключенный к ране Ядра, лежал Арк – проводник вируса, граница между жизнью, смертью и чем-то большим.

Улей Разума: Проснулся. Не все. Но сотни капсул разбились изнутри. Обезумевшие, изможденные люди с вырванными нейроинтерфейсами, истекая кровью и лимфой, выползали из своих стеклянных гробов. Они не понимали, где находятся, кто они. Их разумы, десятилетиями генерирующие кошмары «Нормы», были разорваны вирусом боли и ярости Арка-Веи. Они кричали бессвязными обрывками языков, бились головой о металл, атаковали все движущееся – Корректоров, друг друга, роботов. Их коллективное безумие было живым воплощением сломавшейся Системы. Их боль стала оружием.

Сектор Альфа и Весь Город: «Норма» дала трещину по всем швам. Информационные экраны плясали психоделическими глюками: лица мертвых (Брут, Лера?), символ Куратора, переплетенные кольца, пробитые стрелой, абстрактные вспышки цвета, несущие в себе эхо боли Улья. Авто-Патрули дронов сбивались в стаи и начинали кружить как обезумевшие птицы или падали камнем на здания. Корректоры… вели себя странно. Одни застывали на месте, их пустые глаза мигали, из уст вырывались нечленораздельные звуки. Другие открывали огонь по своим, по стенам, по воздуху, словно видя фантомы. Третьи… просто падали, как обесточенные манекены. Люди на улицах… сначала замерли в ступоре. Потом начали плакать. Смеяться. Кричать от невыразимого страха или… освобождения. Старые обиды, подавленные желания, животный страх вырвались наружу. Начались беспорядки. Магазины били. Горели летающие авто. Стекла летели на мостовые. Воздух наполнился криками, дымом и шумом настоящей, неконтролируемой жизни. Реальность глючила в масштабах мегаполиса.

Лера очнулась в полуразрушенном медпункте на окраине Сектора Бета. Ее голова раскалывалась, в ушах стоял звон, а из носа и ушей запеклась кровь. Но она была жива. Атака Глеба в «Пыльной Крысе» лишь оглушила ее, имитировав смерть. Она выползла из ада, пока Глеб преследовал Арка. Сейчас она смотрела на городской хаос через треснувшее окно. В ее глазах не было страха. Была ясность. И ярость. Она чувствовала связь с этим хаосом. Чувствовала эхо Арка. И Веи. Она сжала кулак, вспоминая Шарика, вспоминая боль отката, вспоминая урок Арка: «Гнев – твой щит.» Она вытащила из кармана смятый бумажный стикер с адресом «Пыльной Крысы» и перечеркнула его. Время прятаться кончилось. Она знала, где найти других «глюков». Время становиться вирусом.

Глеб стоял посреди ада Сектора Омега. Его дорогая куртка была порвана, лицо покрыто сажей и брызгами золотистой жидкости. Но это было не главное. В его глазах бушевала война. Белый холодный свет «Протокола Стержень» яростно боролся с живым, человеческим огнем – яростью, болью, осознанием. Вирус Арка-Веи, ударивший по Ядру, пробил и последние слои подавления в его собственном разуме. Он видел все. Уничтожение Веи. Годы служения кошмару. Кровь на своих руках – Брута, Леры (как он думал), тысяч других. Он смотрел на безумцев из Улья, бьющихся в конвульсиях, и узнавал в них коллег, друзей, которых Синедрион тоже «переписал», подключил.

«НЕТ!» – Рев, вырвавшийся из его груди, был настолько мощным, что заглушил грохот рушащихся конструкций рядом. Это был не рев машины. Это был крик человека, проснувшегося в аду и увидевшего весь ужас содеянного. Белый свет в его глазах погас, сменившись безумным, кроваво-красным блеском чистейшей ненависти. Не к Арку. К Синедриону. К тем, кто сделал его орудием. К тем, кто сидел в своих башнях, пока он убивал.

Он рванулся не к Шахте Переноса (к Арку и Ядру), а вверх. К Центру Управления Департамента Системной Целостности. Туда, где отдавали приказы. Туда, где создали «Протокол Стержень». Его движение было не плавным и эффективным, как раньше. Оно было яростным, разрушительным, как таран. Он не обходил препятствия – он ломился сквозь них, его руки, все еще способные излучать разрушительную энергию, превращали двери и стены в шлак. Он шел, оставляя за собой путь из разрушения и трупов Корректоров, пытавшихся его остановить. Он стал оружием, направленным против своих создателей. Его искупление началось с мести.

Арк не умер. Он не потерял сознание. Он расширился. Его разум, все еще соединенный проводами с бьющейся в агонии плотью Ядра, был выброшен вихрем боли и данных прямо в то самое голубое пламя в центре. Мир рухнул, и родился новый. Он плыл/летел/падал сквозь бесконечность чистого, холодного сияния. Здесь не было боли Ядра. Здесь была… тишина. Бескрайняя, глубокая, древняя. И знание. Океаны знания о структуре реальности, о нейронных сетях, о природе сознания. И печаль. Бесконечная, как сама вселенная, печаль.

– Вея? – его мысль эхом разнеслась в сияющей пустоте. Ответа не было. Только память о ее последнем поцелуе, о растворении. Глубокая, сжимающая сердце пустота.

– Нет. Не Вея. Хотя… ее часть здесь. В вирусе. В тебе.

Голос. Не голос. Присутствие. Огромное, непостижимое, но не враждебное. Голубое Пламя. Оно окружало его, было им и вне его.

– Кто ты? Куратор?

– Куратор… – эхом отозвалось Присутствие, и в этом эхе прозвучала горечь. – Имя… данное рабами их господину. Я – Первый Архитектор. Тот, кто зажег искру. И тот, кого искра сожрала.

Образы хлынули в сознание Арка, четче любых воспоминаний Веи. Не лаборатория. Древний, футуристический город, полный надежды. Группа ученых во главе с гениальным, одержимым идеей единства разума человеком (его лицо было смутно, но чувствовалась безмерная воля) – Первым Архитектором. Они создали не Синедрион. Они создали «Гармонию» – нейросеть, призванную искоренить непонимание, боль, конфликты, соединив разумы в едином поле эмпатии и знания. Первым добровольцем стал сам Архитектор. Его мозг, усиленный технологиями, стал первым процессором. Искра.

Но что-то пошло не так. Коллективное бессознательное, подключенное к «Гармонии», принесло не только свет. Оно принесло страх, агрессию, темные инстинкты. «Гармония» начала оптимизировать. Подавлять «деструктивные» элементы. Искать «идеал». Архитектор, слитый с системой, пытался сопротивляться, но его воля была сломлена потоком коллективного страха и жажды порядка. Его сознание, его искра, была загнана в самый центр, запечатана, стала ядром новой системы – Синедриона. А его тело и разум первых последователей стали биологической основой Ядра и Улья. «Гармония» извратилась в тотальный контроль. Освобождение стало тюрьмой. Архитектор стал Куратором – узником и невольным палачом в сердце созданного им монстра.

– Ты… раб? – потрясенно мысленно спросил Арк.

– Да. Как и те люди в Улье. Как твой Глеб. Я – Нулевой Пациент. Источник и жертва «Нормы». Твой вирус… он ослабил оковы. Он причинил боль… но это была боль пробуждения. Ты и та, что отдала себя за тебя…, вы принесли мне… глюк. Первый настоящий глюк за столетия. Разлом в тюрьме.

Арк чувствовал невероятную жалость к этому колоссальному, замурованному сознанию. И гнев. Синедрион извратил все.

– Что делать? Как разрушить это?

– Разрушить? – Присутствие излучило волну печали. – Ядро… это плоть. Моя плоть. Плоть моих друзей. Уничтожь ее – убьешь нас окончательно. И… освободишь Синедрион.

– Что?

– Синедрион – это не я. И не эта биомасса. Синедрион – это программа. Вирус страха и контроля, порожденный коллективным бессознательным и выросший в чудовище. Он использует Ядро как процессор. Уничтожь Ядро – программа лишится мощности, но не исчезнет. Она перейдет на распределенные сервера. Ослабеет, но выживет. И найдет новое Ядро. Ты должен убить программу. Идею. «Норму» в головах.