Лядов сразу всё понял. Его лицо вытянулось, покраснело от злости и смущения, а потом пошло белыми пятнами. Конечно, по реакции Григория он сообразил, что оборванец, то бишь я, его надул, сыграв на страхе перед именем Распутина.
– Ах ты, шваль! – зашипел Лядов на меня, едва не брызгая через губу ядовитой слюной. – Сбрехал, сволочь такая! Ну, погоди, я тебе!
– Не торопись, служивый, – неожиданно остановил его Распутин, поднимая руку.
Он продолжал смотреть только на меня, но теперь во взгляде сквозило что-то новое – не то интерес, не то подозрение.
– Дай-ка мне словечком с отроком перекинуться. Оставь его. Можешь за дверью подождать.
Унтер-офицер растерянно моргнул, но спорить не посмел. Козырнув, он почти бегом ретировался из комнаты, бормоча что-то себе под нос. Я отчетливо расслышал пару словечек, заканчивающихся на «ять» и по-моему конкретно в данном случае дело было вовсе не в старорусском языке.
Мы остались одни, я и Григорий. Он замер напротив меня, сложив руки на груди. Ожидал, что последует дальше.
Атмосфера стала напряжённой. Сейчас или никогда, решил я и приступил к операции: «Разведи того, кто сам разводит половину Петербурга».
– Григорий Ефимович, – заговорил быстро, не давая ему времени опомниться, передумать и выставить меня за дверь. Бить нужно сразу, наверняка. – Сказать вам хочу очень важное. Оно касается вас. Вашего прошлого и вашего будущего.
Распутин чуть прищурился. Мне кажется, он совершенно не принимал всерьёз все происходящее, но ему реально было любопытно.
– Ну-ка, ну-ка… И что же ты такое знаешь? – Усмехнулся он в бороду.
– Я знаю, что вы родились в селе Покровском Тобольской губернии. Знаю, что при рождении вас нарекли Григорием Ефимовичем Новых, а Распутиным вас прозвали позже. Знаю про вашего брата Дмитрия и сестру Марию, умерших во младенчестве, и про то, как вы сами в детстве чуть не утонули. Знаю про ваше паломничество в Верхотурский монастырь после обвинения в конокрадстве, которое изменило вашу жизнь.
Вот конкретно в этом месте я сильно рисковал. Вопрос: был ли Гришка конокрадом или не был, так и остался без однозначного ответа.
Одни авторы утверждали, что якобы был. Вторые ссылались на то, что Распутин в роли конокрада до Петербурга точно не дожил бы. Конокрадов ловили часто, били жестко. В основном, до смерти.
Кроме того, якобы сам Григорий в силу отвращения к физическому труду, заморачиваться с кражей коней не стал бы. И все же я рискнул.
Дело в том, что именно этот факт, если он правдив, станет одним из весомых доказательств моего «дара», потому что Гришка его явно скрывает. А я отчего-то был уверен, был в его жизни этот период, точно был.
Стоит вспомнить тот момент в конюшне Никанора Митрофановича. Распутин буквально сканировал ее профессиональным взглядом человека, чисто машинально прикидывающего, чего бы скомуниздить. Подобные замашки, они остаются в крови на всю жизнь.
К тому же, после слов про конокрадство Распутин меня не остановил и ничего против не сказал. Выходит, есть что-то в этой версии. Видать, и правда промышлял.
– Знаю, как вы пришли в Петербург в около десяти лет назад с рекомендательным письмом от епископа Саратовского Гермогена к инспектору духовной академии архимандриту Феофану…
Я говорил быстро, выпаливая факты, многие из которых действительно не были широко известны публике или считались слухами. По крайней мере, пока.
Я видел, как меняется лицо Распутина. Усталость и снисходительность исчезли без следа. Его глаза впились в меня, в них читалось изумление, недоверие и растущая настороженность.
Черт… Не переборщить бы. А то он, чего доброго, с перепугу примет меня за какого-нибудь агента «охранки», пытающегося втереться в доверие, долбанет по башке. Вот тогда будут и власть, и деньги, и дружба с Императором. На том свете, в видениях.
Распутин подошёл ближе, замер, глядя на меня сверху вниз. На самом деле он не был очень уж крепким, вопреки распространённому образу, который успешно юзали киношники.
Да, рост у него приличный, выше среднего, а вот комплекция… Как-то худоват, мне кажется… Однако в силу того, что я сейчас не особо взрослый, росточку во мне метр семьдесят, вряд ли больше, при близком расстоянии между нами мне приходилось немного поднимать голову вверх.
– Откуда… – его голос звучал тихо, но от этого казался более весомым. – Откуда ты всё это знаешь? Кто тебе рассказал?
Я прекрасно понял по Гришкиному лицу, что мои слова о его прошлом попали в цель, но этого было мало. Нужен контрольный выстрел.
– Кто мне рассказал? – Я помолчал, делая вид, будто собираюсь с духом, затем посмотрел прямо в его прищуренные глаза. – Никто, Григорий Ефимович. Мне это… является. Во сне чаще, но иной раз так и наяву. Просто льются слова в уши, сами собою. Будто кто-то истории читает. Я смысла некоторых фраз и не понимаю даже. Умные слова. Не по моему чину.
Распутин недоверчиво хмыкнул, однако вслух ничего не сказал. Он стоял молча, ожидая продолжения.
– Я знаю не только о вашем прошлом в Покровском или о пути сюда, – говорил я, понизив голос до доверительного шёпота. – Я знаю, что ваши дочери, Матрёна и Варвара, сейчас не здесь, в Петербурге, а гостят на юге, у княгини Милицы Николаевны… И знаю, что совсем недавно, может, пару недель назад, вы снова молились денно и нощно, когда у Наследника Цесаревича Алексея Николаевича опять пошла кровь… Сильно пошла, так, что лейб-медики Фёдоров и Боткин уже руками разводили. А вы молились, и кровь остановилась. Об этом ведь почти никто не знает, кроме Государыни и самых близких, верно? Откуда бы мне, бродяжке с улицы, такое знать?
Вот теперь я увидел не просто удивление или подозрение. В глазах Распутина мелькнул настоящий шок, смешанный с суеверным трепетом. Ну… Прибить не должен, а вот сам он… Как бы удар не хватил «старца» от переизбытка эмоций.
Информация о дочерях была относительно частной, но не секретной. Зато подробности недавнего кровотечения у цесаревича и роли Григория в его остановке – это сведения, предназначенные для самого ближнего круга императрицы. Такое не просочилось бы на улицы.
Вопрос: как я попал в точку? Всё очень просто. Всего лишь сделал ставку на том, что подобные кризисы у цесаревича случались регулярно, и не прогадал.
Если верить воспоминаниям некоторых современников, это происходило с пугающей периодичностью. Поэтому сомневаться не приходилось – недавно такая ситуация по-любому была. Я же не уточнял временные рамки упомянутого «недавно». Может, месяц назад, а может, неделю. По большому счёту, я действовал наугад, но все вышло «в ёлочку».
Распутин медленно отступил на шаг, перекрестился широким, размашистым жестом. Его взгляд ощупывал меня с ног до головы, словно пытался заглянуть внутрь, понять, что я за существо.
Эх, Григорий Ефимыч, знал бы ты правду, просто охренел бы. Ну а теперь давай, родимый, не подведи.
– Видения, говоришь… – пророкотал он задумчиво, поглаживая бороду. – Сны вещие… И что же ты ещё видишь?
– Многое вижу, Григорий Ефимович, – ответил я, стараясь казаться смиренным и немного напуганным своим «даром». – Вижу людей… события разные… Туманно часто, как в дымке, но иногда ясно. Я увидел вас. Увидел, что вы – человек Божий, хоть и говорят про вас всякое… Увидел, что вы нужны семье Императора нашего, цесаревичу и всей России-матушке… И что я… я должен быть рядом. Помогать вам, чем смогу.
Я шагнул вперёд и, сделав вид, будто повинуюсь внезапному порыву (хотя, конечно же, это был чистый расчёт), бухнулся перед ним на колени, прямо на потертый ковер.
Чуть не взвыл от боли, честное слово. Во-первых, пол был словно каменный, во-вторых, моментально отозвались все побои, нанесённые Прошкой.
Как только в этой новой жизни поднимусь по карьерной лестнице, когда буду уверен в собственной безопасности, непременно разыщу приказчика и верну ему должок. Так верну, чтоб он пару недель не то, чтоб сидеть не мог, но и лежал бы с трудом. Сволочь…
– Вы Божий человек, Григорий Ефимович! Не гоните меня! Я сирота, мне идти некуда… В полиции сказали – в работный дом или на этап. А я вам пригодиться могу! Я буду вам служить верой и правдой. Дрова колоть, воду носить, за лошадьми ходить, если есть… Сапоги ваши чистить буду! А когда видения придут – расскажу всё как на духу. Может, пригодится моё предсказание. Возьмите меня в услужение, Христа ради! Не дайте пропасть! Я ить когда вас у Никанора Митрофановича увидал, сразу понял, знак это. Свыше послали. Не надо мне свой «дар» прятать. Надо рядом с вами быть.
Про сапоги, дрова и лошадей я, конечно, нагло и беспардонно врал. Этого ещё не хватало. Однако расчёт был на то, что сейчас, конкретно в данную минуту, Григорий должен увидеть напуганного парнишку, готового на всё ради возможности прислуживать «старцу».
В конце концов, если Распутин не дурак, а что-то мне подсказывает, башка у него варит нормально, не смотря на отсутствие университетов, то свою личную выгоду он должен в нашем знакомстве увидеть сразу.
Я склонил голову, ожидая его решения. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь бормотанием тётки в платке, которая шарилась по соседним комнатам, да моим собственным колотящимся сердцем.
Без ложной скромности, я рискнул всем. Теперь слово было за «старцем». Отправит он меня обратно в полицию или увидит в странном мальчишке, знающем слишком много и говорящем о вещих снах, знак судьбы и полезный инструмент?
– Воровал? – спросил он вдруг строго, будто речь сейчас шла не о судьбе Империи, на что я весьма непрозрачно намекнул, а о каких-то бытовых вещах.
– Воровал. – Пришлось согласиться.
Григорий видел меня у Никанора Митрофановича, слышал Прошкин рассказ. Да и по моей разбитой роже вполне было понятно – это я не случайно на ровном месте споткнулся.
Может, таким образом, Григорий хотел проверить, вру ли я? Начал бы утаивать воровское прошлое – точно брехун. Хотя, с другой стороны, все те вещи, которые я ему сказал, придумать невозможно.
– Больше не воруй. – Бросил он коротко и вышел из комнаты, оставив меня в состоянии недоумения.
Это как понимать? Я принят на службу?
В прихожей послышался бубнеж. Говорили двое и голоса были мужские. Судя по всему, один принадлежал Распутину, второй – Лядову.
Диалог у них вышел недолгий. Буквально через пару минут раздался звук хлопнувшей двери. И вот только в этот момент я смог облегченно выдохнуть.
Все. Похоже, моя ставка реально сыграла. Распутин оставил меня при себе. Можно расслабиться.
О проекте
О подписке