Цитаты из книги «Лекции по искусству. Книга 1»

Рембрандт иной – он другой. Вся его жизнь – это не жизнь и не биография. Это какая-то отдельная судьба, которую художник понимал. И не просто отдельная судьба, а отдельная история. Знаете, чем отличается биография жизни от проживания? Биография – это жизнетворение, когда вы это делаете. Или житийная биография, когда происходит восхождение над биографией. Но! Есть биографии и странные. А у него было жизнетворение. Великие люди все очень странные. Меня всегда поражала жизнь Гумилева. Постоянное творение чего-то.

Великий Лотман Юрий Михайлович говорил: «Любая структуральная культура имеет издержки». Русский классицизм, русский классический роман имеет величайшую издержку – антирусский классический роман и имя ему Достоевский. И голландская культура имеет свою издержку – Рембрандт. Я всегда говорила и повторяю – он не был любим при жизни и прочно остается нелюбимым до сих пор. Голландия просто знает ему цену, но сердца голландцев ему не принадлежат. Они принадлежат художникам, воспевающим покой.

В России не бывает эволюции, она двигается благодаря дискретным толчкам. Отсюда неизжитое допетровское языческое начало.

у нас в России самая большая коллекция голландских художников в мире. Помните, почему? Благодаря Петру I. Он мечтал при своей жизни увидеть Россию такой же, как Голландия. Ему этот вирус ввели в Лефортовой слободе. Чтобы пол был в плиточке чистый, детки в передниках, умывались каждый день, булочки пекли. Он не переносил духоты, щек, намазанных свеклой, он от этого сознание терял. А Голландию он обожал, тем более, что учился там корабельному делу. Голландия была его утопической социальной моделью. Социальными утопистами в России всегда были правители, а не интеллигенция

Витринное искусство. Вот я куплю себе такой красивый и богатый натюрморт, правда, я еще так не живу, но через девять лет я буду так жить! Это очень высокие эстетические нормы жизни. Такой жизненный аппетит. И я говорила вам в прошлый раз, чтобы вы запомнили – в этом есть патетика спокойной обывательской жизни, даже, когда портреты носят натюрмортный характер. Забудьте войну, революцию, голод, весь этот кошмар, этот пепел, давайте жить нормально, чтобы улицы, полы и одежда были чистыми. И жизнь они описывают многогранно, именно так, как хотели бы жить сами: девушки вышивают или читают, продают молоко, мамочки купают детей. Все очень жизненное.

когда мальчик достиг возраста наследования, то очень успешно женившись, тут же все деньги вложил в отца. Все его внимание было направлено на него. Только благодаря сыну, Рембрандт открыл офортную мастерскую и завел антиквар

она оставила завещание о том, что ее наследником остается только сын и больше никто. Другого наследника не было, и Рембрандт стал опекуном собственного ребенка. Но Саския и здесь внесла свои коррективы. По ее завещанию, если муж решит жениться еще раз, то он полностью лишается опекунства. Поэтому Рембрандт больше никогда так и не женился. Она оставила сына в залог. Какая была ревнивая женщина.

У Рембрандта был единственный сын Титус, которого он боготворил. Имеется огромное количество его портретов.

Итак, Рембрандт – сын мельника, приезжает в Амстердам и поступает в школу Ластмана. Это были классы, в которых великолепно готовили людей для цеховой работы. Вместе с ним в этой школе учится изящный, бездарный, лишенный всякой энергетики юноша, которого звали Клаус фон Эленбок – наследник самого большого состояния в Голландии. Его семье принадлежали банки – они были банкирами. Кроме того, у них было около 70 процентов акций от всей колониальной торговли. Его отец был бургомистром и у него было двое детей. У Клауса была сестра – любимица семьи, избалованная в достаточной степени. И этот самый парень имел глупость пригласить в гости Рембрандта. С этого момента началось разрушение этой семьи. Привел, так сказать, на свою голову. Через какое-то время девочка говорит: «Хочу за него замуж!» У папаши инфаркт, а та все свое: «Замуж! Люблю!» Папаша говорит: «Не положено тебе любить, ты наследница, как и твой брат». А девочка была жуткой истеричкой. И им каким-то образом пришлось согласиться. Я не очень вникала каким образом она их вынудила на этот брак, но они дали свое согласие. Эта история загадочна и до сих пор никому не понятен этот брак первой наследницы Голландии с сыном мельника. Разумеется, она дала ему мастерскую, чтобы он писал и даже поначалу никто не обращал на него внимание, потому что он очень хотел вписаться в цех и вел себя прилично.

У караваджистов была такая особенность. Школе Хонтхорста и Тербрюггена позволялось изображать библейские сюжеты. Почему? А потому, что протестант – не протестант, а Библию читает и там должно быть изображение библейского сюжета. Но для них библейский сюжет всегда носил жанрово-бытовой характер. Для них главное рубанок, а не то, что сын помогает отцу.