Цитаты из книги «Оззи. Автобиография без цензуры»

С таким же успехом можно было пытаться загонять собачье дерьмо.

Однажды мне приглянулся магазин одежды «Sarah Clarke’s», который находился недалеко от моего дома в Астоне. Во время первого взлома, схватив несколько вешалок, я подумал, что смогу загнать это барахло в пабе. Но забыл взять с собой фонарик, поэтому оказалось, что я спер детские слюнявчики и ползунки.

Всю ночь я не спал – сидел в «Hand & Cleaver», потом продолжил бухать уже дома, снюхал несколько дорожек кокса, покурил дури, потом еще кокса, потом вырубился во время завтрака, потом снюхал еще порошка, чтобы проснуться. Настало время обеда. Я выпил бутылочку сиропа от кашля, три бокала вина, снова снюхал кокса, выкурил косяк, полпачки сигарет и съел яйцо по-шотландски. Но, независимо от того, сколько и чего я принимал, избавиться от какого-то беспокойного чувства не удавалось. Я часто его испытывал по возвращении домой из Америки: часами стоял на кухне, открывая и закрывая дверцу холодильника. Сидел в гостиной перед телевизором, переключая каналы и не останавливаясь ни на одном.

Гробовщик храпел еще громче, чем парень с боулингом, – этот был как лось с трахеотомией. От его храпа тряслась вся комната. Кончилось тем, что я каждую ночь спал на диване в вестибюле, весь дрожа и потея. В конце концов, Шерон за мной приехала. Я провел там шесть недель и выглядел несомненно лучше – немного похудел, – но совершенно не понимал, в чем смысл реабилитационного центра. Я думал, что они меня вылечат. Но от того, чем я страдаю, нет лечения. Всё, что они могут сделать, это сказать, что с тобой не так, и предложить, какими способами можно себе помочь. Позднее, когда я осознал, что пребывание там само по себе не является решением проблемы, то стал ездить туда, чтобы немного выпустить пар, когда всё выходило из-под контроля. Реабилитационный центр может помочь, но нужно самому этого хотеть. Если и правда хочешь завязать, нельзя взять и сказать: «Сегодня я хочу завязать, но, может быть, выпью на свадьбе друга на следующей неделе». Придется принять твердое решение и проживать каждый день в соответствии с ним. Каждое утро нужно просыпаться и говорить: «О’кей, сегодня будет еще один день без алкоголя», или сигареты, или таблетки, или косяка, или что там тебя убивает. Это все, на что ты можешь надеяться, когда у тебя зависимость.

Мог я по пьяни и набить себе новые татуировки, что просто вгоняло Шерон в ярость. В конце концов, она сказала: «Оззи, если ты сделаешь еще одну татуировку, я подвешу тебя за яйца». В тот вечер я пошел гулять и набил себе на правой ладони слово «спасибо». Тогда мне это казалось блестящей идеей. Сколько раз за всю жизнь приходится говорить людям спасибо? Наверное, десятки тысяч. Зато теперь я мог просто брать и поднимать правую руку. Но Шерон инновацию не оценила. Когда на следующее утро она заметила татуировку – я старался держать руку под столом, но жена попросила передать соль, – и сразу отвезла меня к пластическому хирургу, чтобы тот ее свел. Но врач сказал, что ему придется отрезать мне полруки, чтобы ее свести, и татуировка осталась. Когда мы выходили от врача, Шерон поблагодарила его за потраченное время. А я просто поднял правую ладонь.

Потом я начал пытаться пронести выпивку в дом. Как-то раз купил огромную 15-литровую бутылку водки – такую обычно выставляют на витрине в баре, – но не знал, куда ее сныкать. Целую вечность я бегал по дому в поисках идеального места. И тут до меня дошло: духовка! Шерон ни разу за всю жизнь ничего не приготовила, сказал я себе, так что там она уж точно не будет искать. И я оказался прав: она не палила меня несколько недель. Я говорил Шерон: «У меня появилась идея для новой песни. Пойду спущусь в студию и запишу ее на пленку». Я шел на кухню, наливал себе кружку водки, выпивал ее как можно быстрее и делал вид, что не при делах. В один прекрасный день она все просекла. «Шерон, – сказал я. – У меня появилась идея песни. Пойду спущусь…» – Я нашла твою идею для новой песни в духовке сегодня утром, – сказала она. – И вылила твою идею для песни в раковину

Вы не поверите, чего я только не делал – и сколько времени и усилий прикладывал к тому, чтобы тайком выпить у нее за спиной. Я «выходил в супермаркет» рядом с домом, проходил овощной отдел, заходил на склад, вылезал в окно, перелезал через забор, пробирался через кусты и шел в паб. А потом, влив в себя шесть кружек пива, проделывал то же самое в обратном порядке. Самое невероятное во моем поведении то, что я был уверен, что оно, черт возьми, абсолютно нормально.

Через пару дней я купил еще одно кольцо, и мы снова обручились. Но однажды я шел домой через кладбище после круглосуточной попойки. Там была свежевыкопанная могила с букетом цветов. Очень красивых цветов. Я их спер и подарил Шерон. Она чуть не расплакалась, настолько ей это показалось трогательным. Потом она тихонько шмыгнула носом и сказала: «О, Оззи, ты даже открытку написал, как мило!» Тут я призадумался: какую открытку? Не помню, чтобы я писал какую-то открытку. Но было уже слишком поздно. Шерон открыла конверт и достала открытку. «Светлой памяти нашего дорогого Гарри», – прочитала она. Очередное кольцо полетело в гребаное окно. А я обзавелся фингалом для профилактики

Руки у меня тоже тряслись. Я боялся, что наш ребенок выскочит из Тельмы и попадет на приборную панель, а оттуда его может сдуть, потому что верх опущен. Я представлял себе заголовок: «МАЛЫШ РОКЕРА ПОГИБАЕТ В ИДИОТСКОЙ АВАРИИ НА ТРАССЕ».

Между концертами у нас появилось несколько мыслей для новых песен. Тони первым предложил написать что-нибудь со зловещим звучанием. У общинного центра в Сикс Уэйз, где мы репетировали, был кинотеатр под названием «Orient», и когда там показывали фильмы ужасов – очередь выстраивалась на всю улицу, заворачивала за угол и терялась вдали. «Разве не странно, что люди платят деньги за то, чтобы их пугали? – помню, однажды сказал Тони. – Может, нам перестать играть блюз и написать зловещую музыку?»