Отзывы на книги автора «Освальд Шпенглер»

Книга Шпенглера не просто книга: не та штампованная форма, в которую ученые последних десятилетий привыкли сносить свои мертвые знания. Она создание если и не великого художника, то все же большого артиста. - Ф.Степун, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

Очень трудно сказать, к какой категории относится эта знаменитая работа Шпенглера, поразившая в начале 20 века лучшие умы. Это, конечно, философия, но еще и история, культурология, история искусств, история религии и просто книга идей.

Математика и физика, история религий и политическая история, все искусства, в особенности архитектура и музыка, судьбы народов и культур – все это странно сплетаясь друг с другом, составляет единый предмет Шпенглеровских размышлений. - - Ф.Степун, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

Уникальные, очень интересные, и явно пессимистичные теории Шпенглера о кризисе современной Западной культуры, стали событием и до сих пор читаются с огромным интересом. Даже в России выходил сборник критических статей под редакцией Бердяева, и это только капля в море критических статей о Шпенглере.

Трудно выразить идеи Шпенглера лучше, чем это сделал Бердяев:

В этом победном шествии цивилизации умирает душа Европы, душа европейской культуры.
Оригинальность Шпенглера не в постановке этой темы. Эта тема была поставлена с необычайной остротой русской мыслью. Оригинальность Шпенглера в том, что он не хочет быть романтиком, не хочет тосковать по умирающей великой культуре прошлого. Он хочет жить настоящим, хочет принять пафос цивилизации. Он хочет быть гражданином мирового города цивилизации. Он проповедует цивилизаторскую волю к мировому могуществу. Он соглашается променять религию, философию, искусство на технику, на осушение болот и сооружение мостов, на изобретение машин. Своеобразие Шпенглера в том, что не было еще человека цивилизации, осушителя болот, который обладал 6ы таким сознанием, как Шпенглер, печальным сознанием неотвратимого заката старой культуры, который обладал бы такой чуткостью и таким даром проникновения в культуры прошлого. - Николай Бердяев, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

От себя же добавлю, что несмотря на пессимизм, книга читается на одном дыхании, и воспринимается как очень талантливое, где-то даже гениальное, произведение. А сам Шпенглер в начале работы ставит перед собой уникальную задачу и прекрасно с ней справляется. Он находит логику истории, и даже если мы не согласны с его теорией, теория эта фантастически интересна и написана прекрасным языком человека универсальных знаний и уникального ума.

Существует ли логика истории? Существует ли превыше
всех случайных и не поддающихся учету отдельных событий какое-то, так сказать, метафизическое строение исторического человечества, существенно независимое от очевидных популярных духовно-политических образований внешней поверхности, скорее само вызывающее к жизни эти действительности низшего порядка?

– Хорош, хорош, Михалыч! А почему себе так мало налил?

– Да нормально я налил. Тебе так только кажется.

– Ну смотри мне… С Богом!

– За твое здоровье!

– гм...гм...гм…

– хууу…гм...гм…

– Михалыч, гм... ты не смейся, я хочу рассказать тебе об одной книге. Прочел недавно.

– Ну что ж, давай – сказал он, после секундного колебания.

– Это книга о культуре. Вообще, автор образованный парень. Хотя, думаю, не все согласятся.

– Ну, это классика жанра, – махнул головой Михалыч. Непонятно только, в знак согласия или в сторону бутылки.

– Он пишет, что современный человек не может понять того, кто жил несколько сотен лет назад, потому что тот воспринимал мир по-другому. И дело даже не в годах, человек одной культуры не способен понять человека другой, так как будет воспринимать его жизнь под влиянием принципов, которые привила ему его родная культура. Например, тебе никогда не казалось, что японское сэппуку это дикость? Но можешь ли ты быть уверен, что так же думают о ней японцы?

– Хм, и вправду. Раньше даже не задумывался об этом… Давай выпьем за это.

Звук водки льющейся в стаканы. Дзынь. гм…гм…гм…гм…

– Что еще интересного, гм... нашу страну он не засчитывает в эту «Европейскую культуру». И, кажется, можно даже согласится с ним. Например, ты же знаешь, как в нашей стране реагируют на геев, постоянно высмеивают Западные страны за их толерантность, а им там нет разницы ко всему этому. Наверное, такое восприятие в нашей стране диктуется родной культурой.

– Нет, это ты уже загнул. Пидоры – они, что у нас пидоры, что у них. Лучше бы тебе таких мыслей нигде не повторять, – уверено заявил Михалыч и сразу же продолжил, – Знаешь, у меня был в университете преподаватель – веселый такой парень. Социолог.
Метод оценивания студентов у него был очень оригинальный: приходил на пару, спрашивал «кто не готов? – 0», «кто готов на три? – 3», «кто готов на четыре? – 4», «кто готов на пять? – 5». На следующее занятие: «кто не готов? – все молчат», «кто готов на 3? ¬– подняли руки те, кто был на предыдущем не готов», «Ты. Что написал Данте Алигьери? – садись – 0», «Ты. Кто такой Иммануил Кант? – садись – 0» и так по кругу. Дальше 4 и 5 выставлял на веру. Хотя иногда тоже проверку устраивал в конце пары. Возможно, ты спросишь: «Зачем все это, что же вы делали на парах?» И тогда я тебе отвечу: слушали его «рассказы».
А рассказывал он иногда такие вещи, что если бы наши преподаватели истории услышали это – смеялись бы долго или в ужасе ушли подальше. Одной из любимых его тем были «аннунаки» – рептилии, которые пришли на нашу планету в Вавилонское время и потом передавали свою кровь от поколения к поколению через все сильнейшие династии мира и по его теории сейчас их гены в США. Параноик еще тот был, но иногда были вещи разумные, например, о современной ценности бумажных денег, которые печатают теперь «от фонаря». Да и признаюсь, все эти теории были веселей, чем нудные споры двух профессиональных историков, о том в какой деревне родился лейтенант тридцать пятого полка, четвертой армии.
К чему я все это вел – твой парень, похоже, тоже из этих, хотя и не такой фантаст. Вот скажи, профессионалы-историки после публикации этой книги плевались кровью на искривление исторических фактов?

– Было что-то такое. А как ты знаешь об этом?

– Андрюша, я же закончил исторический факультет, - ответил с широкой улыбкой Михалыч, – рискну предположить, что автор книги - Шпенглер, который плевал на «факты» профессионалов истории, физики, математики ради своей идеи «упадка Европы». Его книга подожгла не одну попу современных ему ученых.

– Да и пусть его факты, возможно, притянутые за уши, но все же заставляют мозги работать. Он же говорит, что в каждой культуре есть своя математика, музыка, свое искусство. Он говорит, что античный человек, который вырос на математике Эвклида и его «целых» числах, никогда бы не понял европейца с их функциями, отрицательными числами. Не потому что дураки, а потому что они не могут смотреть в бесконечность. Для грека 2 это 2, а для европейца оно может стать 2.5, √4, -2 и другими нескончаемыми вариантами. Для грека горизонт это горизонт, а для европейца горизонт только начало.
Он начал писать эту книгу предчувствуя Первую мировую войну и победу Германской империи, а закончил ее, когда уже было все ясно. Он говорил, что Западноевропейская культура умрет, через сотню-другую лет. А что если он немного ошибся? Что, если она уже умерла вместе с его родной империей. В своем труде он говорит, что с рождением новой культуры рождается новая математика. А разве Энштейн, который разрушил «математику Нютона» (читай – теорию функций математики «европейской» культуры) своей теорией относительности, разве новые теории физиков о бесконечностях бесконечностей измерений, это не рождение нового восприятия мира?

Возможно, на наших глазах рождается новый мир, а мы как те варвары во время Великого переселения народов обреченные быть «зимой культуры» – не вкусившие побед Александра и Цезаря, но и не дожившие до Микеланджело. Возможно, то человечество, которое каждый день безумно метается по миру, как насекомые перед грозой и бьется в конвульсиях от ежедневных волн депрессий, которое не может понять «что оно такое и куда оно идет» станет в итоге матерью новой культуры и цивилизации, матерью, которая родит уже не человека, а только человекоподобное создание, матерью, которая должна умереть во время родов и быть забытой своим выводком, как мы забыли тех варваров из Темных Веков. Возможно…

Внезапно на них пролился поток яркого света. Это кассирша Юля открыла дверь ларька и осветила беседку с двумя стариками. Один был чем-то сильно возбужден и сразу же посмотрел в ее сторону, другой уже спал, опершись на правую руку.

– Андрей, звонила ваша жена и попросила вас идти домой, по-хорошему. Говорит, вы завтра должны принимать экзамен в одиннадцатиклассников. И еще отведите, пожалуйста, Михалыча домой, у него первый урок в десятом классе.

Взошел на Западе румяный царь природы,
И изумленные народы, не знают что начать -
Ложиться спать или вставать.
А. С. Пушкин

Очень пессимистическое предсказание будущего европейской культуры. Тем интереснее читать его столетие спустя, имея возможность сравнить написанное с действительностью и подойти к работе более критически. Несомненно, труд внушительный, интересный. Пожалуй, о хорошем все. Нет, конечно, без книги Шпенглера сложно представить себе изучение культорологии, философии, религией ведения и вообще познания культурного пространства. Однако, все ли так плохо на самом деле?

Есть расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, страны, как есть молодые и старые дубы и пинии, цветы, ветки и листья, но нет стареющего человечества.

Аргументы и контраргументы

Дабы понять ''Закат Европы'' для начала необходимо согласиться, что цивилизация - свидетельство упадка культуры, стадий умирания, можно сказать, агония. Культура - хаотическое состояние развития, жажды познаний, цивилизация - упорядоченное состояние умирание, суть знания. Но тогда надобно признать, что космос - атрибут смерти, а вся жизнь отмерла вместе с Большим взрывом, когда из хаоса возник порядок.
Мы, как люди живущие во времена цивилизации, конечно, не можем трезво оценить положение вещей. Потому Шпенглер впротивовес нашему историческому взгляду на мир проводит краткий курс истории разных культур и цивилизаций, в том числе тех, которые были аисторичны, то есть жили моментом, не зная прошлого и будущего, как например, греки. Он осуждает нашу систему ''Древний мир - Средние века - Новое время'', находя ее в корне ошибочной и ставит современному человеку в вину, что тот дескать мало интересуется культурами древними, зацикливаясь на недавних, зачастую мало значительных для мирового процесса событиях и обходя целые культуры стороной. Но ведь, нельзя не принимать во внимание, что как бы не интересовала людей история старина, она доходит до нас обрывочно и предается искажениям, ибо нас отделяет огромный пласт времени. И вероятно, педантично описывая современность, мы облегчаем работу потомкам. Сам же Шпенгер , к примеру, огромную российскую культуру, упоминает один раз, употребив цитату из Толстого, что не говорит в защиту его ''широкого и беспристрастного'' исторического взгляда. Ко всему прочему, акцентируя на изолированности каждой культуры, ее индивидуальном пути, он сам часто срывается на аналогии.
Интересен его подход к философии культуры с математической точки зрения. И действительно, ''математическим стилем'' можно обьяснить мировоззрение и религиозные взгляды, носителей одной культурной традиции. Но нельзя не понимать при этом, что 99 % населения не обладает такими знаниями, как сам автор. И вряд ли даже талантливых художников, музыкантов, деятелей других сфер настолько глубоко интересовала математика и они умышленно пользовались ее законами.
Говоря о культуре Шпенглер указывает на то, что любая культура живёт под знаком религии, при том практически забывая об огромной массе атеистов( в т.ч. среди умных и талантливых людей, которые на поприще науке защищали и продолжают защищать свои взгляды) и второй группе , имя которой ''захожане''. Несомненно, религия - как массовое и тоталитарное( часто) явление, как образ мышления, не могла не проникнуть в искусство, а следовательно культурное пространство. Но далеко не все она определяет.
Затем, о науке. Шпенглер считает, что наука не сможет уже сделать большие открытия, она выдохлась окончательна и основы физики, химии( наук будущего) подорваны противоречащими явлениями.
Во-первых, сто лет спустя мы видим, что это не совсем так, многие моменты, перестали быть сомнительными для современных учёных. Да и само сомнение - двигатель всякой науки. Безоглядочной вере разум не нужен. И одной верой сыт не будешь.
Затем о положении культуры в целом. Разумеется, это чисто субьективное мнение. Думаю, на взгляды Шпенглера повлияло упадочное, воинственное, шаткое начало 20 века. Однако, несмотря на все отрицательные моменты, искусство продолжает существовать. Если прежде господствовала музыка, затем живопись, а ещё ранее скульптура и архитектура, думаю 20 столетие можно назвать веком кино и литературы. Меняется процентное отношение, умирают старые стили, часть не выдерживает конкуренции или за ненадобностью канет в Лету.
Всю книгу условно можно поделить на 2 части
1. Понятно и без Шпенглера.
2. Ничего не понятно.
Но пищу для размышлений чтение мне дало.
Ещё считаю , что в лексиконе автора не хватает таких слов, как ''архетип'' и ''менталитет, ''ментальность'', они бы многое пояснили. Также, взявшись сразу за многое, он не рассматривает элитарное и утилитарное искусства. Многое в данной работе чисто субьективно, несмотря на боязнь учёного выразить, навязать собственное мнение.
Читать советую, но, вероятно, в более позднем возрасте, чем я. Я же ещё не раз вернусь к этой книге.
У нас она стоит, как программное произведение университета, и , думаю, вызывает , если не уныние и тоску, то бесконечные споры( хоть это и хорошо) , но, признаюсь, мы не в состоянии найти истину.

Эта книга изнасиловала мне мозг.
Может быть, я еще не доросла до таких серьезных научных трудов, но я очень отрицательно отношусь к излюбленному подходу некоторых видных ученых, особенно это касается философов - выразить простую идею такими сложными словами, чтобы никто это не понял! И идея то, лежащая в основе книги мне интересна и импонирует, я с ней солидарна, но читать - это было жуткое испытание для моей психики. Голова от усилий трещала только так. И ведь можно было бы не растекаться мыслью по древу. Всю книгу при желании можно было бы уложить в одну научную статью страниц эдак на 15. А еще я не люблю, когда ученые становятся в позу - я самый умный, никто до этого не додумался, а вы - серая, безликая масса, слушайте и учитесь. А ведь были те, кто высказывали похожие мысли и до него. Хотя бы Данилевский, Трубецкой - их идеи кое в чем пересекаются, так что не один Шпенглер двигался в этом направлении.
В общем, просто интересующимся я не буду советовать это читать - хватит и вступительной статьи.

<…> Ибо дух — начало всякой муки. Тогда круг завершается. Лучшие, наиболее сухие души погибают в огне разума, как Фаэтон, вознамерившийся управлять колесницею Аполлона; более тяжелые души тонут в воде материальности. Природа слабеет с каждым днём, вещества распадаются, и снова прекрасная ночь покрывает всё.

Борис Поплавский. «Аполлон Безобразов», 1932

Неловко представлять масштаб разности замысла и воплощения «Запада Запада». Автору приходится отдавать свои духовидческие откровения на закланье любви к Софии, и если неявно ницшеанского молота звонкоголосой патетики он ещё избегает, то наковальня многозвучной пространности тут как тут. Претензии по части якобы бесплодного (спустя век уже очевидно — плодотворного!) умствования должны бы рассеяться у каждого, кто взял на себя труд дочитать книгу до конца (до заката?). Объяснить пятилетнему ребёнку, чем занимался Воннегут, нетяжело; чем занимался Шпенглер — сущее профанирование. (много)Сложность ответов, задаваемая «Западом», сообразна вопросам. А они в том числе таковы: возможно ли существование культурного (“культура” здесь трактуется в самом широком значении) явления, выходящего за грани доминирующего на данном историческом отрезке типа восприятия, и, соответственно, отображения? Что есть судьба — для цивилизации, народа, личности? Какие бесплотные силы вызвали к жизни, именно там и именно тогда, мраморную статую и мастерство контрапункта, дорическую колонну и масляную живопись, арабеску и неф готического собора, алгебру и анализ, алхимию и понятие радиоактивности?

Философскими камнями здесь становятся аполлонический известняк и фаустовский песчаник: недолговечность, соответствующая а-протяженной бытийственности античного мироощущения, и трагически неосуществимая экспансия в мир-как-пространство, визия которого свойственна западному духу. Вообще же — чистое, как слеза Парсифаля, противоположение привычной нам в роли «колыбели европейской цивилизации» античности и составляющего истинную духовную вотчину автора и его двойников читателей ландшафта северной Европы, могущего вылепить фугу и стрельчатые копья шпилей, рвущихся покорить небо. Рвущихся подчинить себе плоскость, преодолеть её власть. Здесь уже отчётливо поблёскивает ядро иглоподобно стройной шпенглеровской концепции: «классическое» античное и внятное нам цивилизованно-закатное западное не только не связаны родственными узами, но и в каждом сколь-нибудь крупном своём выражении глубоко антагонистичны. Эллинскому телу, единовременно, недальновидно и точечно властвующему над бытиём, Шпенглер противопоставляет ветер дикой охоты, неустанно дующий над Европой: неспокойный, никогда не знающий отдыха, не дающий спать по ночам тем, кто может слышать стихи. Это — гётевское (к Нему — отношение с придыханием) рвение, не имеющее уже гётевской творческой силы. Отклоняется, таким образом, важный аспект критики «Запада…»: для Шпенглера его опус уже есть выражение отмирания, ещё один сиплый выдох иссохшего мирового города. Одежда теории плотно подогнана к туловищу текста, и потому противоречия между излагаемым и самим актом изложения нет и не может быть — мутная диалектическая вода, скачками прочитанные знаковые системы традиционной философии не способны нанести вреда бормотанию сивиллы. Недаром несколько абзацев начинаются с (Sic!): ПРЕДСКАЗЫВАЮ.

Отдельного упоминания заслуживает трудноопределимая нежность в отношении культурных реалий. Этот “пессимист” орудует подушечками пальцев там, где (по Шпенглеру — в предсмертной конвульсии) вульгарные «-ведения» готовы провести гусеничный трактор. Анализировать, не расщепляя, изучать — не стремясь вскрыть, познать, и тем — разрушить мимолётное очарование всего непрерывно живущего, становящегося.

Превосходная поэтичность там, где этого требует стиль и род обсуждаемых материй, без патины дурного вкуса или уныния; немаркая афористичность (читать непременно с карандашом: 1, 2, 3, 4, 5...). Прозорливость же отдельных сентенций вызвала чуть ли не суеверный ужас: contemporary art как “искусство” выпускников престижных академий, игровое начало китчевого масскульта, паразитирующие наукообразности, бессилие психоанализа, цифровая грёза — всё это жужжало смятенным роем в ушах гимназического учителя истории, когда он выдавливал своё чернильно-чёрное пророчество:

Сгущающиеся сумерки в пустых, унаследованных, мимолетно оживающих на архаический или эклектический лад формах — таков конец. Полусерьезность и сомнительная подлинность господствуют над артистичностью. В таком вот банкротстве мы очутились сегодня. Это долгая игра с мертвыми формами, которыми тщатся сохранить себе иллюзию живого искусства.

Культура — это самоочевидность. Чувство отчужденности среди этих форм, некоторой тяжести, отменяющей свободу творчества, вынужденная потребность рассудочно контролировать наличное в целях его сознательного применения, гнет роковой для всего таинственно-творческого рефлексии — вот первые симптомы изнуренной души. Только больной ощущает свои члены. Когда начинают конструировать неметафизическую религию и ополчаются против культов и догм, когда естественное право противопоставляется разновидностям исторического права, когда берутся «разрабатывать» стили в искусстве, так как не выносят больше стиля как такового и не владеют им, когда государство воспринимают как «общественный порядок», который можно и даже должно изменять <…> — все это свидетельствует об окончательном распаде чего-то.

Вместе с тем: кичливое презрение к «интеллектуальной мужской проституции», коробящее своей очевидностью признание исторической обречённости прошлого, жонглирование понятием «внутренней необходимости» (впору было ставить чёрточки при каждом её упоминании!) и удивительная слепота ко всему, противоречащему теории-пике, теории-шилу. Но: тем самым теория утверждается. Становится сама-в-себе сильней, потому что имеет мощь вещать из гробницы.

Витгенштейн посоветовал мне прочитать “Закат Европы” Шпенглера. Он сказал, что эта книга может меня научить чему-нибудь относительно той эпохи, в которую мы сейчас живем. Это может быть противоядием против моего неизлечимого романтизма. Прочтя эту книгу, я сказал ему:
ДРУРИ: “Шпенглер хочет отлить историю в формы, а это невозможно”.
ВИТГЕНШТЕЙН: “Да, ты прав, нельзя отливать историю в формы. Но при этом Шпенглер отмечает интересные параллели. Я не доверяю Шпенглеру в деталях, он слишком часто неточен. Однажды я написал, что если бы Шпенглер имел мужество написать совсем короткую книгу, это могла бы быть великая книга”.

Всё именно так и есть.
Я бы продолжил мысль: если бы Шпенглер имел мужество написать лирическое стихотворение или какую-нибудь повесть о любви или приключениях (речь идет, конечно же, о короткой книге), снабженную его идеями из увесистого Заката Европы (по правде говоря хватит одного предисловия), то это был бы самый великий писатель на земле.

Вступление я прочла с интересом. Но потом с каждой последующей страницей все меньше и меньше понимала, зачем вообще читаю это... Ключевые идеи усвоила почти в самом начале. В основной же части своего труда Шпенглер весьма пространно и, как мне показалось, замысловато пережевал все то, о чем сказал во вступлении. Он, безусловно, бесконечно умен и учен, знания его поражающие и основательные - это вызывает уважение и именно это не позволяет мне назвать его очередным занудным немцем из XX века.
Но Шпенглер одержим своим открытием. Он убежден, что стал Колумбом от истории, что говорит вещи, которые никому никогда и не снились. Это очень заметно и это мешает воспринимать его как объективного и беспристрастного созерцающего историю с той самой высоты птичьего полета. Степун в статье "Освальд Шпенглер и Закат Европы" очень точно сказал об этом: "Книга Шпенглера безусловно книга подлинного пафоса, временами, однако, досадно опускающегося до некоторой личной заносчивости, почти надменности".

Смысл всей книги наиболее полно выражен в словах: "У человечества нет никакой цели. Никакой идеи. Человечество - это пустое слово. Есть множество мощных культур, у каждой своя идея, своя жизнь и своя смерть".

Не буду советовать читать эту книгу. Но кому все же интересны идеи Шпенглера, а читать лень, рекомендую статьи Ф. А. Степуна "Освальд Шпенглер и Закат Европы", С. Л. Франка "Кризис Западной культуры" или Н. А. Бердяева "Предсмертные мысли Фауста".

Всегда подозревал, что подобные книги заслужили свою репутацию во многом благодаря непонятности и огромности. Главные мысли Заката Европы можно выразить на нескольких страницах. Но добраться до них надо еще постараться. Они скрыты в толще рассуждений Шпенглера, который смешал в кучу, историю, математику, географию, архитектуру, музыку, философию, литературу и все в таких зубодробительных комбинациях, что только сначала кажется - все понятно. Ведь шпенглеровская мысль не летает прямо, она то спикирует к грешной земле, то напустит философского тумана, то нырнет в мутную водицу истории. От ее стремительных маневров у меня зарябило в глазах. А еще целые страницы примерно таких выражений:

Природа есть образ, посредством которого человек высокоразвитых культур сообщает единство и значение непосредственным впечатлениям своих чувств. История есть образ, посредством которого человек стремится понять живое бытие мира в отношении к своей собственной жизни и тем самым сообщить ему более глубокую действительность.

Когда таких предложений два-три они легко расшифровываются, но когда они следуют страница за страницей, ты запоздало вспоминаешь, что не учился на философском факультете. Плотность мыслей такова, что Шпенглера (местами) надо бы читать не спеша и вдумчиво, может даже по несколько страниц в час.
Щас! Кто добровольно расстанется с такой кучей времени!? Мне пришлось на время убить дракона тщеславия и смириться с тем, что я не все понимаю. Короче основные мысли Шпенглера, почерпнутые из Введения.

История делится на Древность, Средневековье и Новое время. - «Устарело!» – восклицает Шпенглер. Нет общей истории человечества. Есть удивительные и самодостаточные культуры, которые рождаются, переживают взросление, становятся зрелыми, потом вырождаются и умирают.

Я вижу множество могучих культур, с первозданной силой расцветающих на лоне родной местности... каждая из них имеет собственную идею, собственные страсти, собственные жизнь, волю, чувство и собственную смерть…

Западная цивилизация, в этом смысле, не есть высший «этаж» человеческого развития, где нижележащие «этажи» - это древние и сравнительно недавно существовавшие культуры. Эта одна из культур, которая, как и другие, умрет.

Существуют расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истина, боги, местности, подобно тому как бывают молодые и старые дубы, пинии, цветы, ветви и листья, но нет никакого стареющего «человечества»…. Профессиональный же историк представляет историю в виде ленточного червя, неутомимо «прикладывающего» эпохи.

Вывод второй. Шпенглер превозносит культуру и ругает цивилизацию. У него это не одно и то же. Одним из признаков цивилизации по Шпенглеру является возникновение мирового города, который правит жизнью, а вся остальная местность превращается в провинцию. Мировой город у него наделен такими чертами:

Мировой город означает собой космополитизм вместо «родины»; холодное преклонение перед фактами вместо благоговения перед традицией и исконным; научное неверие, своего рода окаменелость вместо предшествовавшей религии сердца… Мировой город населен не народом, а массой. Ее непонимание традиции и борьба с традицией, которая является, в сущности, борьбой с культурой (с дворянством, церковью, привилегиями, династией, условностями в искусстве, границами познания в науке), ее острая и холодная рассудочность, превосходящая мужицкую рассудительность, ее натурализм в совершенно новом смысле, идущий во всех половых и социальных вопросах гораздо дальше Сократа и Руссо и возвращающийся к первобытным инстинктам и состояниям, ее «panem et circenses» (хлеба и зрелищ), снова появляющееся в настоящее время под личиной борьбы за заработную плату и спортивных состязаний, – все это, в противоположность окончательно завершенной культуре провинции, есть выражение совершенно новой, поздней и лишенной будущего, но неизбежной формы человеческого существования.

Для Шпенглера цивилизация - это время застоя, конечная закостенелая форма культуры, которая характеризуется отступлением от традиций, рационализацией философии и всего быта. У него есть интересные замечания про искусство последней эпохи.

Принадлежностью культуры является гимнастика, турнир, агон; принадлежностью цивилизации – спорт. Этим отличается эллинская палестра от римского цирка. Само искусство становится спортом – таков истинный смысл формулы искусство для искусства в присутствии утонченной публики знатоков и покупателей, идет ли речь об овладении абсурдной массой инструментальных звучностей, о преодолении гармонических трудностей или о «разрешении» красочной проблемы. Появляется новая философия фактов, с насмешкой относящаяся к метафизическим спекуляциям, новая литература, составляющая потребность для интеллекта, вкуса и нервов столичного жителя, непонятная и ненавистная провинциалу.

Резюме.
Читать иногда интересно, но чаще - муторно. Когда автор начинает писать про числа, время, судьбу, причинность и пр. хочется поскорее продраться сквозь этот дремучий лес. Но и продравшись никакого просветления не чувствуешь. Второй том, если и читать - то только по диагонали.

ААаыыыыууэээ абырвалг
Когда-то в универе у меня был курс философии, на котором молоденькая преподавательница с фантастически синими глазами не одиножды рассказывала про то, какая хорошая книга Шпенглера "Закат Европы". Для успешного прохождения курса всё это вот читать не надо было, надо было только знать, кто из философов в общих словах думал что. Но тогда я решила, что когда-нибудь обязательно прочту эту такую хорошую книгу.
Прошло 10 лет. Наконец-то я вызрела, взялась за книгу. Ойёёёйёй. Даже после удачно прожитой с тех пор жизни, после прочтения множества книг, понимания множества жизненных вопросов и узнания множества фактов, книга осталась для меня неподъёмным гранитом. Автор оперирует какими-то сложными определениями и концепциями. Он, кажется, пытается логически что-то из чего-то выводить, но даже очевидные на его взгляд вещи для меня кажутся не связанными вообще. Автор так легко оперирует понятиями из античной культуры, что он как будто там бывал. Откуда он знает то, о чём говорит? Он думает, что они так думали, но почему он преподносит это как факты? Кроме того, автор легко упоминает всяческие математические выкладки - как бы в матише он тоже мастак, не говоря уже о своих братьях по цеху, которые вообще на каждом шагу.
Короче, всё, что я теперь знаю о философии - это надо на голубом глазу нести ахинею, имея полную уверенность в себе, и тогда о тебе заговорят. Даже совершенно не требуется говорить что-либо, похожее на истину, а предсказаниям твоим нет никакой необходимости сбываться. Казалось бы - не сбылись предсказания, значит у тебя в анализе прошлого ошибка, или хотя бы в экстраполяции. Но нет, всё равно ты великий философ и твои бредовые идеи изучают вся поголовно школяры, хотя 99,9% из них никогда не смогут ничего понять.
Кстати, нельзя заблуждаться насчёт моей преподавательницы по философии - она очень умная женщина и настоящий философ. Т.е. она профессионально могла точно так же разглагольствовать и употреблять в речи множество фактов и математических выкладок.