Дух Кэнтервилля

I

Мистер Хирам Отис, американский посол, покупал Кэнтервилльский замок. Все считали, что он делает очевидную глупость: в замке, без сомнения, есть привидение.

Сам лорд Кэнтервилль, человек честный до щепетильности, счел себя не в праве скрыть от мистера Отиса это обстоятельство перед окончанием сделки.

– Мы сами не живем в этом замке, – сказал лорд Кэнтервилль, – с тех пор как с двоюродной моей бабушкой, вдовствующей герцогиней Болтон, внезапно сделались судороги, от которых она никогда не смогла оправиться: одеваясь, она увидела, что какой-то скелет кладет ей на плечи свои руки. Должен предупредить вас, мистер Отис, что дух и теперь еще является членам семьи Кэнтервилль. Его видел и преподобный Август Дампир, пастор нашей общины, магистр Королевского колледжа в Кембридже. После несчастья с герцогиней от нас ушла вся прислуга, а леди Кэнтервилль часто не могла ночью уснуть от разных шорохов, доносившихся из коридора и библиотеки.

– Милорд, – ответил посол, – я покупаю у вас весь дом с обстановкой и духа беру в придачу; в моей передовой стране есть все, что можно купить за деньги, и, глядя на нашу бойкую молодежь, которая оставляет вас без лучших оперных примадонн и актрис, я скажу вам вот что: если бы в Европе действительно оказалось нечто вроде привидения, оно бы давным-давно было по ту сторону океана, в каком-нибудь музее или в разъездном паноптикуме.

– Боюсь, что привидение все же существует, – сказал лорд Кэнтервилль с улыбкой, – даже если оно и отклоняло до сих пор предложения ваших импресарио: вот уже триста лет – с 1584 года, если быть точным, – о нем знают все: оно появляется каждый раз незадолго до смерти кого-нибудь из членов нашей семьи.

– Обычно в таких случаях приходит домашний врач, милорд. Нет, привидений не бывает, и, смею думать, что законы природы нельзя отменить даже в интересах британской аристократии.

– В Америке просвещенный взгляд на вещи, – ответил лорд Кэнтервилль, не совсем, видимо, поняв последнее замечание мистера Отиса. – И если привидение вас не стесняет, то дело улажено. Но не забудьте – я вас предупредил.

Через несколько недель покупка состоялась, и по окончании сезона посол с семьей переехал в замок Кэнтервиллей. Когда миссис Отис звалась еще мисс Лукрецией Р. Таппан (Нью-Йорк, 53-я Западная улица), она славилась своей красотой; теперь это была все еще очень привлекательная дама средних лет с прекрасными глазами и безупречным профилем. Многие американки, покинув родину, начинают со временем изображать хронически больных, принимая это за признак европейской утонченности, но миссис Отис не сделала этой ошибки: она обладала прекрасным телосложением и выдающейся предприимчивостью. Она была, таким образом, во многих отношениях настоящей англичанкой и недурным примером того, что теперь у нас с Америкой нет разницы ни в чем, кроме, конечно, языка. Старший сын ее, которого родители в приливе патриотизма назвали Вашингтоном, – о чем он всю свою жизнь сожалел, – был красивым молодым блондином, без сомнения будущим дипломатом, так как в течение трех зим дирижировал кадрилью в казино Ньюпорта и даже в Лондоне слыл превосходным танцором. У него было всего две слабости: гардении и Готский альманах^[2]; в остальном же он был необычайно рассудителен. Мисс Виргиния Отис была пятнадцатилетней девочкой, миловидной и грациозной, как молодая серна, с чудными ясными голубыми глазами. Замечательная наездница, она как-то устроила скачку со старым лордом Бильтоном вокруг Гайд-парка и обошла его на полтора корпуса перед самой статуей Ахиллеса; этим она так восхитила юного герцога Чеширского, что в ту же минуту он сделал ей предложение и вечером того же дня, весь в слезах, был отправлен в свою школу в Итоне. Потом шли близнецы – два прелестных мальчика, единственные, за исключением, конечно, главы дома, республиканцы в семье.

Восемь миль отделяют замок Кэнтервилль от ближайшей железнодорожной станции в Аскоте, и мистер Отис заблаговременно вызвал за семьей экипаж. Ехать было весело. Воздух в этот чудный июльский вечер был напоен запахом сосен. То тише, то громче доносился издалека нежный голос лесной горлинки, и пестрый фазан, пробираясь в зарослях папоротника, показывался иногда у самой дороги. Любопытные белки смотрели с высоких деревьев на проезжавших американцев, а дикие кролики стремительно неслись через низкую поросль по мшистым кочкам, высоко задрав белые хвостики. Но как только экипаж въехал в парк Кэнтервилльского замка, небо вдруг заволокло темными облаками; стало вдруг тихо: стая галок молча пролетела над их головами. Они не доехали еще до дому, как стали падать тяжелые капли дождя.

На крыльце их встретила старая женщина, в черном шелковом платье, белом чепце и переднике. Это была миссис Эмни, экономка замка. Леди Кэнтервилль настоятельно просила миссис Отис оставить миссис Эмни в прежней должности. Она перед каждым низко присела и по старинному странному обычаю проговорила: «Добро пожаловать в замок Кэнтервилль».

Они прошли в дом и через прекрасную старинную залу времен Тюдоров попали в библиотеку, длинную низкую комнату с обшивкой из черного дерева и большим витражным окном. Здесь был подан чай; хозяева, сняв пальто, уселись и стали осматриваться; миссис Эмни разливала чай.

Вдруг миссис Отис заметила большое красное пятно на полу, как раз перед камином, и сказала миссис Эмни:

– Смотрите, здесь что-то пролили.

– Да, сударыня, – ответила старая экономка шепотом, – на этом месте пролилась кровь.

– Какой ужас! – воскликнула миссис Отис. – Я не желаю, чтобы в комнатах были пятна крови. Велите его смыть сейчас же.

Старушка улыбнулась и ответила тем же тихим, загадочным голосом:

– Это кровь леди Элеоноры Кэнтервилль, которую на этом самом месте убил сэр Симон де Кэнтервилль, ее супруг, в 1575 году. Сэр Симон жил потом еще девять лет и вдруг исчез при очень загадочных обстоятельствах. Тела так и не нашли, но грешный дух его и теперь еще бродит по замку. Это несмываемое пятно поражает всех туристов, его нельзя уничтожить.

– Что за глупости! – воскликнул Вашингтон Отис. – Универсальное средство Пинкертона выведет его в одну минуту. – И не успела испуганная экономка удержать юношу, как он уже стоял на коленях и тер пятно на полу чем-то вроде фабры для усов. Пятно исчезло.

– О, я был уверен в «Пинкертоне»! – с торжеством вскричал он, обернувшись к родным. Но едва он произнес это, темную комнату резко осветила яркая вспышка молнии, и оглушительный удар грома заставил всех вскочить со своих мест. Миссис Эмни упала в обморок.

– Какой отвратительный климат, – спокойно сказал американский посол, зажигая новую сигару. – Эта допотопная страна так густо населена, что на всех не хватает даже приличной погоды. Эмигрировать – это все, что остается англичанам.

– Друг мой Хирам, – произнесла миссис Отис, – что нам делать с женщиной, которая страдает обмороками?

– Вычти из ее жалованья, как за битье посуды, и это не повторится, – сказал посол.

И действительно, миссис Эмни вскоре пришла в себя. Но, несомненно, она была очень взволнована и предупредила миссис Отис, что ее дому грозит беда.

– Сударь, – сказала она, – я своими глазами видела такие вещи, что у всякого доброго христианина волосы стали бы дыбом; Господи, были ночи, когда я глаз не смыкала, такие ужасы здесь происходили.

Но хозяин и хозяйка успокоили женщину, объяснив, что не боятся привидений, и старая экономка, призвав благословение небес на своих новых господ и попросив прибавки жалованья, вся дрожа, ушла в свою комнату.

II

Буря пробушевала всю ночь, но больше не случилось ничего особенного. Однако утром, когда семья сошла вниз к завтраку, страшное пятно оказалось на том же месте.

– Не думаю, чтобы в этом было виновато мое средство, – сказал Вашингтон, – его я всегда применял с успехом, следовательно, это дело рук привидения.

Он опять стер пятно, но назавтра оно появилось снова; то же случилось и послезавтра, хотя мистер Отис вечером собственноручно запер библиотеку, а ключ спрятал в карман. Все семейство было заинтриговано, мистер Отис стал подумывать, не слишком ли скептически он относился к привидениям, и выразил желание сделаться членом психологического общества, а Вашингтон написал длинное письмо господам Мейр и Подмор о неустранимости кровяных пятен в случае их связи с преступлением. В наступившую затем ночь всякое сомнение в существовании привидений было навсегда отброшено.