5

– Ну что, тапир, ты еще здесь? – спросил Амихай, который, глядя на свою руку, пытался сообразить, как это удар, который он называл «дружеским подзатыльником», чуть не отправил меня в лазарет.

Я так и не смог понять, почему «проблемным довеском к семье» называли Яару, тогда как эта роль изначально предназначалась громоздкому и неповоротливому Амихаю.

С его вечными шортами цвета хаки, сандалиями Roots, которые он не снимал даже зимой, и плечами, от рождения предназначенными для переноски огромного рюкзака и двух канистр с водой, Амихай вряд ли мог стать кем-то, кроме экскурсовода.

А еще у него была куча черт, к которым я так и не смог привыкнуть: угрожающие шуточки, привычка поглаживать окружающих мужчин по интимным местам, склонность называть людей именами животных и полное безразличие ко всему, кроме него самого. Я ломал голову, пытаясь ответить на вопрос: почему мама так невзлюбила Яару, когда перед глазами у нее был столь очевидный (может, чересчур очевидный, спрашивал я себя) объект для упреков.

Декла встретила Амихая на каком-то курсе в Университете Бен-Гуриона, и спустя всего три недели после первого свидания уже притащила его к нам на ужин. В то время никому и в голову не могло прийти, что их отношения зайдут так далеко.

Он жил в Беэр-Шеве, а она – в Хайфе. Ей было двадцать три, а ему – без пяти минут тридцать. Он зарабатывал на жизнь случайными экскурсиями, а отец терпеть не мог мужчин без постоянного заработка.

Если вам и этого мало, могу добавить, что при первой встрече с отцом Амихай, протянув ему свою огромную лапу, выпалил: «Ну, дай пять, медведь ты этакий!»

Однако он сумел удивить всех и прежде всего, как мне кажется, самого себя. Меньше чем через год он оставил юг, поселился с Деклой рядом с нашими родителями и получил степень бакалавра в Хайфском университете. А когда мама осторожно намекнула Декле, что «он вполне ничего, но как насчет устойчивого дохода», Амихай добился того, что его приняли на работу в Израильское общество охраны природы, где он и трудится по сей день.

Вслед за этим последовали двое детей, квартира, купленная с помощью моего отца за смехотворные деньги, и почти ежедневные семейные ужины. Амихай стал для моих родителей сыном, которого у них никогда не было, что не перестает удивлять меня, потому что у них есть я и Дан. Хотя чему тут удивляться – он занимает место, которое мы оставили пустым, так как нам и в голову не могло прийти, что за него надо бороться. Трудно признаться, что я не чувствовал, как Амихай занимает мое место, и еще труднее признаться, что мне было все равно. Всех, как мне кажется, устраивал такой порядок вещей, и, если родителям что-то было нужно, они в первую очередь звонили Амихаю. А когда Дан уехал в Америку, а я – в Лондон, он и вовсе, что называется, оказался в центре кадра.

– Ты уверен, что это была Яара? – спросил я, пытаясь высвободиться из объятий Лираз и надеясь, что он ответит «нет».

– Так же, как уверен в том, что у слона четыре ноги.

– Амихай, ты же не видел Яару целых четыре года. Ты увидел ее издалека и…

– Послушай, лисенок ты мой, – прервал меня Амихай, – я и полосатого тритона не видел вот уже несколько лет. Но уж поверь, если я увижу его где бы то ни было, хоть в Скандинавии, я точно буду знать, что это он. Твоя бывшая здесь, на корабле.

Что ни говори, но причины меня обманывать у Амихая не было никакой.

По крайней мере в том, что касалось Яары.

Значит, оставались только две возможности: или Амихай, у которого никогда не было проблем со зрением, внезапно ослеп и, кроме своих птичек-ящериц, никого и ничего не узнает, или же женщина, которая была со мной с пятнадцати лет и вдруг бесследно исчезла морозным февральским вечером, в результате какого-то странного стечения обстоятельств действительно оказалась здесь, на корабле.

В том же месте и в то же время, что и я.

Такого не случалось вот уже больше пяти месяцев.

– Ну хорошо, Йони, – прервала мои размышления Декла. – Иди в каюту и ложись спать. Или займись чем-нибудь. А на первой же стоянке сойди с корабля и возвращайся в Израиль. Нашей семье не нужна вторая часть сериала с этой женщиной в главной роли. Мы оплатим тебе билет.

– Кто это «мы»? – удивился Амихай.

– Дамы и господа, – раздалось вдруг из динамиков, расположенных над нами, под нами и вокруг нас. – Скоро начнется вечеринка, посвященная началу нашего плавания. А сейчас у нас есть для вас особенный сюрприз!

– Ах так! – произнес Амихай шепотом, легко перекрывшим голос, доносящийся из громкоговорителей. – Значит, я должен на все спрашивать твоего разрешения, а ты можешь запросто потратить сотни долларов на билет для твоего братца?

Господи, какой шум! Амихай, Декла, диктор… Скрыться от него не было никакой возможности. Я чувствовал себя так, словно находился в квартире, все соседи которой – сверху, снизу и по сторонам – одновременно начали ремонт. А тут еще эта боль, которая за пять месяцев так никуда и не делась, и даже не ослабела. И мысли о том, что было и что могло бы быть, если бы Яара не исчезла.

Каждое утро, когда я не мог заставить себя выползти из кровати и валялся в ней до обеда, не умываясь и не чистя зубы, я знал, что в параллельном пространстве существует другой Йони, который вскакивает в шесть утра, чтобы приготовить Яаре кофе, и будит ее поцелуями, пахнущими свежестью душа и мятной зубной пастой.

И каждый вечер, когда я без сил валялся на диване в гостиной и вместе с родителями смотрел кулинарное шоу (мама, комментируя каждого участника, объявляла, что может сделать все гораздо лучше, а отец молча поддакивал), я знал, что другой Йони в этот момент бегает по площади Пикадилли с камерой в руке, усталый после целого дня работы, но не забывающий, что обещал Яаре и себе самому: не быть похожим на свою маму, а просто быть лучше всех и работать не покладая рук.

Или просто не быть похожим на свою маму. Одного этого должно было быть достаточно.

А между лондонским Йони и тем, что сидит на диване в квартире своих родителей, есть еще один: усталый, измотанный и мечтающий лишь об одном – вернуться в свой дом, находящийся в промежутке между двумя чудесными холмиками на груди одной женщины.

– А может, пусть и в самом деле вернется к ней, Декла? – Неприятная манера всех членов нашей семьи обсуждать меня в моем присутствии на этот раз подействовала на меня сильнее обычного. – Ведь она же разорила его, так почему бы ей не разорить сейчас и меня?

– Ты что, не видишь, Амихай, что он не в себе? Ты же знаешь, что, как только дело доходит до Яары, наш Йони всегда ведет себя, как… Помоги мне. Назови имя какого-нибудь беспозвоночного.

– Инфузория.

– А попроще ты ничего не нашел?

– У нас в студии находится молодой человек, который хочет задать один очень важный вопрос, – раздался из динамиков голос диктора. А может, этот голос прозвучал у меня в голове? Какая разница! Главное, чтобы все заткнулись и дали мне привести мысли в порядок.

Яара находится на корабле.

Странно.

Так она здесь, на корабле?!

Потому что, если это действительно так, я, по крайней мере, имею право на объяснение.

Право рассказать о том, что́ передумал с того дня, как вошел в пустую квартиру.

Право попробовать продолжить жизнь с того места, где она остановилась, взвизгнув тормозами.

Право перестать горевать и начать снова дышать нормально.

– Амихай, я же просила тебя назвать имя животного, – не унималась Декла. – Ты хочешь показать, что ты самый умный? Неужели нельзя назвать что-то, что можно увидеть в зоопарке?

– В зоопарке нет беспозвоночных!

– Как знаешь.

– Мамочка, я хочу пипи, – вмешалась в разговор маленькая Яэли.

– Папа с тобой сходит, лапочка.

– Папа уже дважды ходил.

– Да ну. Амихай! Дважды! Так, может, тебе медаль за это дать?

– Я хочу медаль!

– Нет, лапочка, мама просто сказала, что…

– Джара? – послышался из динамиков голос с отчетливым британским акцентом.

И вдруг наступила тишина.

Амихай, Яэли и Декла продолжали говорить, но я видел лишь их безмолвно движущиеся губы. Уши мои настроились на частоту голоса, исходящего из динамиков, и мне казалось, что я и сам стал одним из них.

Вначале я услышал его дыхание.

Потом шорох щетины, трущейся о микрофон.

А потом я услышал в его голосе любовь и отчетливо понял, что на свете есть лишь одна женщина, слова любви к которой звучат именно так.

– Йони! – позвала Лираз, глядя на меня взволнованным взглядом.

– Джара… – снова пробормотал голос, прерывающийся от усилия произнести ее имя.

Все замолчали. Даже Яэли и Амихай. Я смотрел на динамики, чувствуя спиной их взгляды.

– Амихай! – успел услышать я крик Деклы. – Держи его!

– Йони! – бросилась вдогонку за мной Лираз.

Я понятия не имел, куда бежать. На корабле было одиннадцать палуб, каждая величиной с торговый центр. Кругом висели указатели с кучей стрелок, словно специально предназначенные для того, чтобы сбить меня с толку. Ну и куда мне: на главную палубу или на верхнюю, на танцплощадку или в зону отдыха? Какая из этих стрелок указывает на место, где парень с британским акцентом удерживает мою единственную любовь?

Я носился по палубам, пробегая мимо каких-то дверей и окон, совершенно не понимая, где нахожусь, и стараясь следовать голосу, который шел отовсюду и отдавался эхом у меня в голове.

Запах моря смешивался с вонью машинного масла и моющих средств, один лестничный пролет сменялся другим, палубы, похожие одна на другую, мелькали перед глазами, а я все не мог установить источник голоса, который доносился до меня отовсюду.

– Ну же, приятель! Ялла^[5], спрашивай. Нам через полчаса закругляться, – произнес голос ведущего, и я почувствовал, как двумя этажами ниже зал затрясся от хохота.

– Стой, Йони, стой!

Декла с Яэли на руках догнала меня, прекрасно зная, что я все равно не остановлюсь. По крайней мере, не сейчас. И я лишь увеличил скорость, чувствуя, как пары хлорки разъедают глаза.

– Ты выйдешь за меня замуж? – раздались из динамиков пять самых ужасных слов, какие я только мог себе представить.

– Да стой же, Йони! – пыталась командовать Декла. – Когда это ты стал такой прыткий?

– Ни за что, Декла, – бросил я, обернувшись на секунду и продолжив бег. – Меня сейчас уже ничто не остановит.

– Осторожно, Йони! – раздался вопль Лираз, и тут я заметил (слишком поздно, надо сказать, заметил) две таблички, «Скользкий пол» и «Осторожно, ступенька», и даже успел сообразить, что ступенька не одна.

Их было много.

Очень много.

Первой пострадала правая ноздря, когда я, пытаясь схватиться за перила, ударился о них носом.

За ней – левая рука, безуспешно пытавшаяся остановить падение, хватаясь за воздух.

А затем в случайном порядке: правая лодыжка, бок, спина, правая рука, левая лодыжка, колени, левый локоть и под конец – затылок, врезавшийся в белую стену, на которой красовался плакат «Добро пожаловать на круиз, который вы никогда не забудете».

– Йони! – прокричала сверху Декла, в голосе которой слышалась неподдельная тревога. – Ты как?

Я по собственному опыту знаю, что мозг осознает то, что произошло с телом, лишь через доли секунды. А самое печальное в этом знании то, что во всех четырех случаях, когда мне пришлось в этом убедиться, была так или иначе замешана Яара.

Правда, в первый раз в этом ее вины не было.

В остальных же трех, закончившихся запиской на холодильнике, смущенным взглядом секретарши школы актерского мастерства и спором между сестрой и ее мужем о том, мог ли я остановить падение на середине и нет ли у меня сотрясения мозга («Не может быть, чтобы не было», – услышал я голос Амихая, за которым последовал ответ Деклы: «Это же Йони, Амихай. Я вообще не уверена, есть ли у него мозги»), ответственность целиком и полностью лежит на Яаре.

Несмотря на боль, которая начала проявляться в различных частях тела, меня сейчас волновали всего две вещи. Первая заключалась в том, что странным образом уши мои нисколько не пострадали, а вторая – что голоса Деклы и Амихая были не единственными, звучащими в моей гудящей голове. Смех, доносившийся из динамиков, я не спутал бы ни с чем на свете.

Яара действительно была здесь, на корабле.

– Йони, – по голосу Деклы было не понять, волнуется она или сердится, что ей приходится всем этим заниматься. – У тебя все цело?

«Кроме сердца», хотелось ответить мне, но смех, который еще совсем недавно придавал мне сил и заставлял вскакивать по утрам, разлился по всему телу и заставил меня замолчать.

Склонившийся надо мной Амихай взял меня за подбородок, приподнял веко и произнес всего два слова:

– Доктора. Немедленно.

По деревянному настилу палубы прогрохотали армейские ботинки, послышался щелчок включаемой рации, и взволнованный голос Лираз произнес:

– Врача на центральную палубу. Врача на центральную палубу. Срочно.

Я чувствовал, как Амихай пытается осторожно передвинуть меня, но меня волновали лишь грохочущие в динамиках бурные аплодисменты. А потом ведущий заорал мне прямо в ухо:

– Она ответила «да»! В соответствии с заведенной на всех круизах традиции, мы устроим вам свадьбу прямо здесь, на корабле. Согласны?

Волны рукоплесканий, последовавшие за этим предложением, не оставляли никаких сомнений в том, что единственным несогласным являюсь я.

– Ну, что скажете, молодая пара? Все расходы за наш счет. Свадьба через три дня на стоянке у Санторини. Аплодисменты, друзья!

– Йони! Ты слышишь меня? – закричал Амихай, хлопая меня по левой щеке. – Не закрывай глаза!

Мне хотелось спросить его, почему, если я сижу, мне кажется, что я все еще качусь вниз по ступенькам. Хотелось, чтобы он сказал, что все это мне просто мерещится и что ноги, которых я совсем не чувствую, в порядке. Хотелось попросить его дать мне руку и помочь встать, потому что она должна увидеть меня.

Она должна увидеть меня и почувствовать тоску.

Ведь мы были вместе с пятнадцати лет, Амихай. Ты это понимаешь? Ты знаешь вообще, что это значит – быть с кем-то с пятнадцати лет? Первой женщиной, которую я поцеловал и с кем у меня был секс, стала она. С ней я сделал свою первую фотографию, устроился на первую работу. Вместе с ней я смотрел «Основной инстинкт» и слушал дебют Бритни Спирс на MTV. Ты помнишь, как выглядел мир до Бритни Спирс? Ты помнишь вообще, что существовало MTV? А помнишь, когда умерла Офра Хаза?^[6] А где ты был, когда это случилось, помнишь? Вот я помню, Амихай. А первый мобильник? Когда ее дядя бегал вокруг нас с большим серым чемоданом, пытаясь поймать сигнал, и я сказал, что никто никогда это не купит, она заявила, что хочет его немедленно. А первая поездка за границу без родителей перед службой в армии – кто сидел в соседнем кресле? Догадайся, Амихай. Ты знаешь, что я не представляю, как снова поехать куда-то, если ее не будет рядом? Первый раз я летел без нее домой пять месяцев назад, и когда самолет пошел на взлет, я почти инстинктивно схватил за руку соседа, потому что Яара всегда боялась этого момента.

И ты считаешь, Амихай, что после всего этого моя первая свадьба будет не с ней?

Знаешь, что мы сделаем, Амихай? Ты скажешь этим людям, которые светят мне фонариком в глаза, чтобы оставили меня в покое, и мы не допустим этой свадьбы. Мы нажмем на аварийный тормоз прошлого года и вернем мою жизнь туда, где она остановилась.

И скажи им, чтобы не лили на меня воду, а то меня они не слушают.

– Перестань дергаться, Йони! – услышал я сердитый голос Лираз. – Что с тобой? Они всего лишь пытаются тебе помочь.

Что со мной, Лираз? Хорошо, я скажу тебе. Моя девушка выходит замуж за другого, а все аплодируют как ненормальные, и лишь один я знаю, что это ужасная ошибка. Это все – параллельный мир, в котором я заблудился и вот уже пять месяцев не могу найти выхода. Да нет же, вот он, Лираз!

Но я не буду открывать его. Я хочу пнуть его, разломать и убедиться, что он никогда больше не закроется.

Только сначала мне нужно вернуть Яару.

Потом возвратиться в нашу квартиру в Лондоне.

А потом снова научиться нажимать на спусковую кнопку фотоаппарата.

И мы с Яарой преодолеем все преграды, и на этот раз у нас все получится.

– Йони, ты слышишь меня? – Декла кричала так, словно я находился на вершине горы. – Если слышишь, ответь!

Не желаю тебя слушать, Декла. Я вас всех уже наслушался, а теперь послушайте меня. Я хочу все вернуть обратно.

Чтобы мир перестал вертеться.

Чтобы в голове перестало стучать.

Я лишь ненадолго закрою глаза.

– Йони! – закричали хором Декла и Амихай.

Ненадолго, хорошо?