Цитаты из книги «АНА навсегда: исповедь отличницы. Анорексия длиною в жизнь»

и не будет желаний, намерений, принятых решений. Я чувствовала, что должна что-то предпринять, но что именно не могла знать. Беда моего положения заключалась даже не в больном высыхающем теле, а в том, что я слишком сама себя жалела, упивалась своими недугами, любовалась проявлением смерти в себе. Если бы не бесконечная дрожь, я смирилась бы полностью с ситуацией, в которой оказалась.

«Господи, – думала я, – в кого я превратилась? Чужая сама себе. Разве это я? Блондинка с хохломской росписью на лице, с трясущимся телом и роем странных мыслей в голове!»

Я расплакалась. Почему я потеряла ее? Почему я стала холодной куклой? Я помнила себя перед книжными полками в магазине. Мама улыбалась, глядя, как я затаив дыхание, встаю на цыпочки и бережно трогаю книги. О чем я мечтала? Ну, конечно, я мечтала стать писателем! А сейчас разве это я?

слез, страданий, усилий скрывают красные цифры «пять» в моем аккуратном, исписанном ровным почерком, дневнике.

Иногда я лежала в горячей ванне и осматривала свое тело. Оно выглядело таким жалким, незащищенным и хрупким. Только находясь в воде, я четко понимала, насколько оно истощено. Зеркала меня обманывали. Отражение казалось куда крупнее, чем я была на самом деле. Я видела перед собой пышущую здоровьем крепышку, на самом же деле я выглядела больной и действительно желтой. У меня все время кружилась голова, дрожь в руках усилилась, мне было сложно выводить буквы на бумаге, отчего я придерживала свою правую руку двумя пальцами левой в попытках справиться с мучительной дрожью. Мне стало казаться, что я серьезно больна. Причины лежали на поверхности, но я упорно отрицала их, предполагая, что у меня хорея. Я так сильно уверовала в это, что готовилась даже получить инвалидность. Перспектива грядущей неполноценности внутренне радовала меня. Я словно говорила себе: «Ничего не будет страшного в том, если ты не сможешь нести звание девочки-отличницы через всю жизнь, постоянно кому-то что-то доказывая. Ты больна, и твоя болезнь все оправдает впоследствии. Люди отстанут от тебя, когда узнают о твоих физических пороках!» Я готовила для себя, таким образом, запасной аэродром. Моя бабушка, двоюродные братья и сестры, тети и дяди перестали спрашивать об успехах в школе, они часто повторяли, что мой дневник самый скучный в мире. В нем ничего нет кроме пятерок, что толку рассматривать его?! И только одна я знала, сколько

не ходил к нам за советами. Мы сами не могли справиться с собой. Я злилась на своих подруг, они теряли былые формы. Одна Лидия Сергеевна держалась молодцом и вовсе не хотела бросать свой путь совершенства. Я гордилась ею. Мы стали друг для друга не просто учительницей и ученицей, мы сблизились, связанные одной целью и результатами, и начали считаться подругами.

голос. Чем хуже я себя чувствовала, тем больше он ликовал. Юля и Катя гасли на глазах. Макс снова не посещал занятия. Ему было проще. Его тело являлось сильнее наших. Он научился принимать препараты только один раз в неделю, пытаясь бросить их навсегда. Макса мало заботили отеки на лице и внешний вид, он упивался своей депрессией. Нам было сложнее. Едва мы отменяли препараты, как результат появлялся на лице в виде страшных отеков. Если бы в школе наши одноклассники не замечали изменений во внешности, возможно, мы смогли бы последовать примеру Макса. Но внимание к нам было уж слишком пристальным, посему любой сантиметр на талии вызывал любопытство одноклассников и бурное обсуждение, которое непременно оборачивалось твердым заключением: «А что они думали, всю жизнь оставаться тонкими?! Скоро совсем разжиреют! Вот тогда и посмотрим, тогда и посмеемся!» Особенно из-за таких слов страдала Катя. Ее вес увеличивался с каждым днем. Она честно повинилась перед нами в том, что бросила свои диеты. После занятий в школе она сильно объедалась, потом глотала таблетки и избавлялась всеми возможными способами от съеденного. Ей тяжело было признаться даже себе, что она больна булимией. Юля пыталась держаться. Но я видела, не ровен час, как она тоже бросит все подсчеты калорий и выберет Катину тропинку. Мне было горько. Наше детище разваливалось на глазах. Клуб опустел. Никто

Мне бы прислушаться тогда к себе, задуматься о причинах странных состояний, но я халатно махнула на все рукой. Никто не мог достучаться до меня. Никто не был авторитетом. Только

Чем больше Аня акцентировала на моей дрожи свое внимание, тем сильнее я тряслась. Я так разнервничалась в попытках скрыть свои маленькие тайны, что мое тело напряглось, позвоночник остолбенел.

Я заметила, что в последнее время я все чаще себе не нравлюсь. Окружающие говорят: «Ты выглядишь как ребенок!» – а я вижу в зеркале старуху. Они говорят: «Ты худая!» – а я вижу толстушку. Кто-то из них лжет: или зеркала или люди. Я привыкла все ставить под сомнение.