А когда спустя примерно неделю Алексей снова, как будто ничего не произошло, появился в моей квартире, соскучившаяся к тому времени до безумия, поняв, что жизни без него не мыслю, я безропотно пустила его обратно. И продолжала любить так же сильно. И прощала измены, которые, конечно же, не прекратились. Он не делал этого демонстративно, но я всегда чувствовала, когда он бывал у других женщин. Интуиция у меня была невероятно острой. Иногда это проявлялось даже на уровне тела. Как-то раз, спустя какое-то время после его ухода, меня вдруг резко начало тошнить, а потом, свалившись на кровать, я в течение получаса корчилась от боли во всем теле. Не то чтобы она была острой, скорее мучительной, выкручивающей все внутренности. Задним числом выяснилось, что он в этот день действительно был у одной из своих осиянных. Мы даже, помнится, время сверили.

К тому времени гонорар за единственный снятый Алексеем фильм уже закончился. И нам ничего не оставалось, как жить на мою зарплату врача. Мысль о том, что есть в этом что-то неправильное, мне даже в голову тогда не приходила. Единственное, чего я хотела, это чтобы ему было со мной приятно и комфортно, и для этого я была готова вывернуться наизнанку.

Я старалась соответствовать своему избраннику во всем и очень боялась показаться недостаточно сообразительной, интересной, творческой. Ярким примером этого был случай, произошедший как-то зимой. Алексей, уходя на свое очередное рандеву, бросил на меня, сидящую со скорбным видом на диване, ироничный взгляд и шутливо произнес:

– А ты, вместо того чтобы демонстрировать мировую скорбь, лучше бы делом занялась. Ну сценарий, что ли, напиши. Для короткометражки хотя бы… Про меня, например, как я подаю на алименты на собственную мать.

Столь кощунственная идея с алиментами была у него одной из излюбленных тем для шуток. Мы то и дело покатывались со смеху от его подобных, совершенно абсурдистских заявлений, которые, вероятно, никому, кроме нас, не показались бы смешными. Но юмор у нас был совершенно одинаковым.

– К моему приходу чтобы сценарий был готов, – еще раз шутливым тоном промолвил Алексей и удалился.

Каково же было его изумление, когда, придя за полночь домой, он обнаружил на кухонном столе исписанную до конца школьную тетрадку с готовым сценарием. И еще большим поводом для удивления было то, что написан он был, в общем-то, вполне неплохо, задорно и с юмором. Видимо, он совсем не ожидал от меня ни такого преданного рвения, ни какого-либо намека на литературные способности.

Скандалов по поводу измен я больше не устраивала, но не потому, что мне было все равно. Нет, ревновала я, конечно, страшно. Я закрывала на все глаза, поскольку панически боялась его потерять. Одна только мысль об этом была совершенно невыносима. А он, видимо, считал периодические измены чем-то совершенно естественным и обыденным. Но при этом был абсолютно уверен в том, что право на маленькие шалости на стороне – это исключительно его приоритет.

Однажды, совершенно измученная ревностью, я все-таки решила взять реванш, согласилась на встречу с братом институтской подруги, который давно уже просил о знакомстве. Мы все вместе отправились в кооперативную сауну – такие уже стали появляться в Москве в конце перестроечного периода. С кандидатом на роль моего утешителя ничего у нас не сложилось, хотя все этому способствовало – мы даже посидели обнаженными наедине в той самой сауне. Видимо, я себя переоценила. Я не смогла переступить эту черту. Она оказалась для меня совершенно непреодолимой… Я слишком сильно любила Алексея.

А когда после очередного его позднего возвращения, совершенно истерзанная ожиданием и переполненная желанием отомстить, я рассказала о нашем походе в сауну и намекнула, что там кое-что произошло, это вызвало бурную сцену ревности. Он даже ударил меня по лицу, причем так сильно, что в кровь разбил нижнюю губу. И тут же стал собирать вещи. Страшно испуганная, что он уйдет, я, заливаясь слезами, призналась, что соврала – хотелось, чтобы он понял, как это больно – знать, что тебе изменяют. Он снизошел и остался. Мы кое-как остановили кровь, потоком хлеставшую из разбитой губы, и сцена закончилась бурным примиряющим сексом.

Ударил он меня уже не в первый раз. Дебют состоялся незадолго до этого. Что явилось поводом? Бывший муж собрался приехать навестить сына в неподходящее, видимо, для Алексея время. Я поставила его в известность об этом за несколько часов до приезда бывшего супруга, что вызвало приступ ярости. Не знаю, что его так возмутило, не помню, чтобы у нас были какие-то совместные планы на вечер. Но услышав новость, он просто взорвался от злости, залепив мне пощечину. Что это было? Проявление ревности? Все же, получается, я много для него значила, раз он так сильно ревновал. Иногда даже и без всякого повода. В отличие от меня. У меня поводов для ревности было более чем достаточно.

Какое счастье, что в ту пору еще не существовало мобильных телефонов. Несомненно, это добавило бы особой остроты моим страданиям. Но все же однажды я умудрилась подслушать его разговор с очередной кандидаткой в осиянные. Как я уже упоминала, в моей квартире был кнопочный телефонный аппарат, вернее даже два, один висел на кухне, другой в нашей комнате рядом с диваном, и чуть сместив трубку с рычага, можно было услышать разговор по параллельному аппарату. Было уже очень поздно, и видимо, Алексей думал, что я сплю. Я услышала, что он договорился о встрече с девушкой завтра вечером на станции метро «Пушкинская».

На следующий день я обзвонила всех своих подруг. На мою авантюру согласилась только одна. Она отправилась в назначенное место в назначенный час и проследила за парочкой до ближайшей к нашему району станции метро. Потом она потеряла их из виду и решила поехать ко мне. Не прошло пяти минут после ее приезда, как раздался звук поворачивающегося в замке ключа. Подруга пулей рванула в туалет и закрылась там. Алексей побродил по квартире несколько минут, потом сослался на то, что ему надо бы сходить забрать что-то из дома – их с матерью квартира находилась на соседней улице, – и удалился. Я была в недоумении. Зачем он приходил? Ясность появилась только тогда, когда, заглянув в холодильник, я обнаружила пропажу бутылки вина. Хорошее сухое вино в те времена купить было почти невозможно, а Алексей знал, что у нас имелась одна в запасе. Почему-то этот факт подействовал на меня как красная тряпка на быка. И отправив подругу, безуспешно пытавшуюся уговорить меня не совершать необдуманных поступков, домой, почти бегом устремилась в квартиру Алексея.

Открыв мне дверь, он, кажется, даже не особенно смутился. Только не слишком охотно, после моей настойчивой просьбы, впустил меня внутрь. Войдя в комнату, я тут же увидела на журнальном столике бутылку того самого исчезнувшего из холодильника вина, усмехнулась и не замедлила заметить:

– А вот и она, моя пропавшая бутылочка.

Потом села на диван рядом с несколько смутившейся соперницей – сильно накрашенной высокой брюнеткой явно восточного происхождения и попросила себе бокал. Алексей спокойно мне его протянул и, обращаясь к девушке, произнес:

– Думаю, ты понимаешь, что сейчас происходит?

Она кивнула, не очень, видимо, соображая, как ей следует себя вести.

Не могу вспомнить, как вдруг завязался разговор, видимо, Алексей в полной мере проявил магию своего обаяния, но скоро мы уже оживленно беседовали на какую-то интересную тему. И в это время вдруг зазвонил телефон. Как оказалось, на проводе была еще одна из осиянных. Она сообщила, что уже подъехала к дому Алексея и звонит из автомата на углу. Решила сделать сюрприз.

Почти не помню лица этой девушки, помню только роскошные волосы, почти до талии, они так красиво струились под ее руками, когда мы все трое под включенную Алексеем музыку начали танцевать. Я вдруг осознала, что все это похоже на кадр из какого-то сюрреалистического фильма, которые так любил мой избранник. Вышла из комнаты, заперлась в ванной и какое-то время, открыв воду и смочив лоб и виски, стояла там перед зеркалом. Не плакала, нет, просто тупо смотрела на свое лицо, почти его не узнавая. Потом вышла и, ни слова не говоря ни Алексею, ни его осиянным, оделась и ушла.

После этого случая я предприняла еще одну попытку самоутвердиться и попытаться что-то доказать Алексею. Я решилась одна поехать в отпуск. И не просто куда-то там на юг, а за границу. Отчим занимал солидную должность в министерстве союзного значения и легко мог достать путевку в одну из стран социалистического содружества.

Я гордо объявила Алексею, что еду на две недели в Болгарию. И что ни в чем себе не собираюсь отказывать. Конечно, сравнять счет у меня не получится, это было бы абсурдным даже предположить, но по крайней мере с двумя-тремя обязуюсь переспать. Не знаю, принял ли он мое заявление всерьез, но возразить после вышеописанных событий ему было нечего.

Накануне моего отъезда мы целый день занимались любовью, исключительно по его инициативе. В перерыве между страстными соитиями я пыталась собирать чемодан. Поезд отправлялся вечером. Измученную, бледную, с синяками под глазами, он почти на руках внес меня в купе вагона. Как прошла дорога, я не помню. Кажется, большую часть времени я проспала.

Выполнить свою угрозу мне, конечно же, не удалось. И не потому, что не было претендентов – о, если бы я только захотела… Один из них был чрезвычайно настойчивым и даже довольно интересным и симпатичным, но нет, он получил достойный отпор. Я снова не смогла преодолеть эту черту, я слишком любила Алексея. И конечно, ужасно скучала. С трудом я дождалась окончания отпуска, но когда вернулась в Москву, меня встретила пустая квартира. Мама, позвонившая вечером с дачи, сообщила, что Алексей съехал почти сразу после моего отъезда и не появлялся за все время моего отсутствия.

Страшно встревоженная, я пыталась до него дозвониться, но это удалось только с третьей попытки. Он разговаривал со мной несколько отстраненно, но все же на следующий день появился на моем пороге. С большим трудом мне удалось растопить его недоверчивую холодность, и только после моего искреннего признания, что идея с отмщением не удалась – не смогла я через себя переступить, слишком сильно его люблю, – он постепенно начал оттаивать.

Вечером, уже в постели, мы очень долго просто лежали рядом в темноте и осторожно гладили друг друга, с огромной нежностью, словно заново на ощупь узнавая каждый квадратный сантиметр любимого тела, такого родного, такого желанного, с такой невероятной благодарностью за то, что нам, наконец, вернули друг друга.

Сценарий под названием «Тоннель», над которым Алексей трудился почти год, был дописан, но, к моему великому сожалению, нести готовую рукопись на «Мосфильм» он не торопился. Он, казалось, совсем потерял интерес к кинопроизводству, окончательно разочаровался в советской кинематографии и был убежден, что все попытки создать в этой стране что-то стоящее бесполезны. Такой альтернативный фильм, в духе Тарковского, никто ему снимать не позволит, а предложат опять какую-нибудь несуразицу про колхоз.

У него вообще были весьма шокирующие взгляды на окружающую действительность. Для меня, по крайней мере. Ничего похожего в кругу своей семьи и друзей я никогда не слышала. Никто из моих близких никогда не проявлял такого крайне негативного отношения к власти. Алексей люто ненавидел коммунистов и социалистический строй, считал революцию антропогенно-генетической катастрофой, срубившей верхушку нации, а основную массу людей, живущих в стране, – совковым быдлом. Он часто повторял, что ничего снимать в этой «империи зла» не станет. И очень надеялся когда-нибудь уехать на Запад.

Почти год, разочарованный во всем, он пролежал на диване в моей квартире, изучая книги по буддизму. Но все же творческая энергия искала проявления, и на третьем году нашей совместной жизни у Алексея вдруг появилась идея поставить спектакль.

«Поездка в счастье» – так называлась выбранная им пьеса Франца Ксавера Креца. Пьеса для одного актера, вернее актрисы. В кругу друзей – сценаристов и актеров отыскалась и претендентка на главную роль. Ее тоже звали Ольга, и впоследствии она стала моей близкой подругой. Прочитав пьесу, Ольга предложила великолепную идею по изменению ее концепции. Скучноватую пьесу Креца можно было превратить в настоящий психологический триллер. Героиня на самом деле никуда не едет, поезд стоит на месте – она забралась в пустой вагон… и никакого ребенка тоже нет, в руках у нее сверток из одеяла с куклой внутри… или, что еще интереснее, она даже может быть беременной, и у нее начинаются схватки – она в вагон рожать забралась, но зритель до последнего момента об этом не подозревает…

Алексей с восторгом поддержал и развил ее идею, и началась наша веселая и суматошная творческая жизнь. Ольга приезжала к нам как на работу. Мы совместными усилиями доводили сценарий «Поездки в счастье» до совершенства. Фанатично репетировали. Вернее, репетировали Алексей с Ольгой. А я пекла свои фирменные лимонники, которыми мы с огромным удовольствием лакомились после репетиций. Но не только кулинария была моим коньком. Я была полезна и в творческом процессе – выстраивала линию начинающихся родов. Вспоминала интересные случаи из своей практики, собирала информацию у коллег и пациенток о необычном поведении женщин во время схваток. Мы с Алексеем сочиняли очередную сцену, а потом я красочно пыталась описать нерожавшей Ольге, что чувствуют и как ведут себя роженицы, учила ее тужиться и часто дышать. Кроме того, я напечатала весь сценарий под диктовку на пишущей машинке, где-то раздобытой Алексеем.

Это был замечательный период. Мы были молоды, полны энтузиазма, энергии. Да и время было очень интересное, самый конец 80-х, разгар перестройки. Повеяло духом свободы. Передачи по телевизору неожиданно стали совсем другими. Почти все вдруг стало дозволено. До сих пор помню наше изумление при первом просмотре клипа Гребенщикова «Поезд в огне». Мы даже слова вымолвить не могли, просто молча переводили взгляд с экрана телевизора друг на друга, видимо с целью удостовериться, что не спим. Программы «Взгляд» и «До и после полуночи» были словно глотком свежего воздуха. Вечерами мы не отлипали от телевизора, а дни были заняты работой над сценарием и репетициями.

Я была абсолютно счастлива тогда, Алексей – не знаю… но казалось, что и он был вполне доволен. По крайней мере, он находился в творческом процессе, а это для него, несомненно, было самым главным. Нам даже казалось, что что-то, наконец, сдвинулось с мертвой точки, жизнь стала свободней, интересней и насыщенней, и даже предположить тогда не могли, что очень скоро все изменится и «Поездка в счастье» обернется поездкой в Голландию, где мы и задержимся до конца жизни. По крайней мере, для Алексея это случилось именно так…