Эмиграция как она есть

После того как я вернулась к Кириллу, началась истинная эмиграция. То есть выживание во что бы то ни стало. С чердака Ингиных знакомых, куда переселили Кирилла, нас очень скоро попросили сьехать. Вернуться обратно к друзьям мы не могли. С самого начала у нас была четкая договоренность о том, что в их квартире мы можем пожить три месяца и ни днем больше, так как потом планировался приезд Ингиных родителей. И наши законные три месяца уже истекли.

Все вроде бы получилось вовремя. Я как раз должна была переселиться к своему архитектору, а Кирилла согласились временно приютить на своем чердаке знакомые голландцы. Но они никак не могли предположить, что нас там окажется двое. Поэтому и попросили нежданных гостей найти другое жилье. Легко сказать – найти. Это Амстердам, и найти жилье здесь было совсем непросто. В результате мы оказались на улице, к тому же почти без денег, так как работать в теплицах к тому времени уже прекратили. Работа была сезонная, и она быстро закончилась.

Вещи наши оставались на чердаке у Инги с Виктором. Перевозить их в наше временное пристанище не имело смысла. Мы не стали сообщать друзьям о необходимости его покинуть, так как не хотели ставить их в неудобное положение. Помочь нам они больше ничем не могли – родители Инги уже прибыли в их небольшую квартирку, а чувство вины за то, что мы на улице, у них все равно бы возникло.

В конце концов мы разработали хитроумный план. Сообщили друзьям, что нашли комнату и под предлогом необходимости забрать вещи с чердака в неудобное для них время, попросили ключ от входной двери подьезда и срочно сделали с него дубликат. Инга с Виктором так никогда и не узнали, что наши чемоданы еще несколько дней оставались на их чердаке, хорошо замаскированные под каким-то старым хламом, и кроме того, по ночам там появлялись еще и мы.

Была середина апреля, но еще довольно холодно. Целый день мы болтались по городу, заходя иногда в супермаркеты или городскую библиотеку. Там какое-то время можно было погреться. Вечером приезжали к дому Инги с Виктором и, дрожа от холода, нетерпеливо ждали, когда в их окнах погаснет свет. Потом осторожно открывали своим ключом дверь, снимали обувь и на цыпочках по скрипучей узкой крутой голландской лестнице пробирались мимо двери в квартиру друзей на чердак. Там мы отыскали какой-то старый матрас, на котором и проспали три ночи, пока не нашли малюсенькую дешевую комнатушку на окраине Амстердама, в районе для черных.

Комната размером 3х4 была скудно мебилирована лежащим на полу двуспальным матрасом, небольшим шкафом, низким холодильником, который мы использовали еще и в качестве стола, и двумя стульями. Но зато нам разрешалось пользоваться ванной комнатой и полчаса в день – кухней.

До сих пор не могу забыть острое ощущение счастья, охватившее меня, когда я вошла в чистую просторную ванную комнату. После трех дней скитаний по улицам и ночевок на пыльном чердаке это было просто верхом блаженства! Видимо, все познается в сравнении. Наши более чем скромные жилищные условия показались мне тогда настоящим раем.

Кроме нашей, в типичной голландской семейной квартире, представлявшей собой секцию дома в три этажа, сдавались еще две комнаты. В одной жил мальчик студент, в другой – девушка индонезийка, работавшая где-то неподалеку. Хозяйка – высокая сухопарая голландка средних лет, вела достаточно бурную личную жизнь. У нее был сын 12ти лет, пес ротвейлер, обитавший в будке на заднем дворике, две кошки и любовник негр, прозванный нами Камбэком. Отношения с любовником, судя по всему, складывались не очень гладко. Воистину африканские страсти кипели внизу. До нашей чердачной комнаты частенько доносились истошные вопли хозяйки, которые заканчивались громоподобным хлопаньем входной двери и угрожающим криком темпераментного негра-любовника:

– Ай вил кам бэк!

Этим он и заслужил свою кличку.

Кроме того, хозяйка еще торговала сладостями из кухонного окошка. Поэтому в течение дня регулярно раздавались звонки в дверь. Так негритянские дети, живущие неподалеку, давали хозяйке знать, что пришли за покупками.

За эти «райские» условия нужно было заплатить 300 гульденов за месяц вперед. Необходимую сумму нам пришлось одолжить у Инги с Виктором. Жалкого остатка заработанных в парниках денег на оплату не хватало. На них мы надеялись протянуть какое-то время, пока не найдем работу.

Мы ввели режим строгой экономии. Сделать это было не так-то просто. В нашем хозяйстве отсутствовали самые элементарные необходимые для жизни вещи, купить которые мы не могли себе позволить.

В качестве посуды мы поначалу использовали плотные пластиковые упаковки из-под пудингов, которые называли мопами. Так звучала наша собственная транскрипция, игнорирующая латинские буквы в прочтении названия голландской фирмы «Mona». Воду для чая и дешевых растворимых супчиков, которыми мы постоянно питались на обед, кипятили в стеклянных банках из-под джема кипятильником, предусмотрительно – на всякий случай – захваченным с собой из России.

Ужин наш разнообразием не отличался, каждый день одно и то же – куриные окорочка, купленные на рынке по 10 гульденов за 3 кг, жаренные на хозяйской сковородке в течение получаса, выделенного нам по вечерам на кухне. После похода на рынок морозильник нашего небольшого холодильника до предела забивался этими «деликатесами», которые потом с трудом приходилось оттуда выковыривать. Процесс оттаивания длился около часа, при этом мы, сидя на нашем двуспальном матрасе, с нетерпением сверлили глазами лежавшие на холодильнике куриные ноги. Кирилл частенько вышучивал ситуацию, вызывая у меня приступы гомерического хохота. Действительно, могли ли мы себе представить, отправляясь в Голландию снимать кино, что наблюдение за процессом размораживания кур станет здесь для нас самым наиважнейшим занятием.

После ужина мы частенько выходили на «охоту». Много чего можно было найти на улицах Амстердама. Мусор в больших серых пластиковых пакетах и ненужные вещи здесь просто выставлялись на тротуар у дверей подъездов в специально выделенные для этого дни. По вечерам мы объезжали на велосипеде близлежащие окрестности и тщательно осматривали эти мусорные кучи в поисках разнообразных предметов быта, которые могли бы нам пригодиться. Там можно было найти вполне пригодную для использования посуду, старую бытовую технику, милые мелкие вещички для создания какого-то подобия уюта в нашем новом жилище и даже мебель. Однажды мы нашли и затащили в свою чердачную комнату очень приличное кожаное кресло, которое тут же облюбовал для своих ежевечерних посиделок с книгами и дневниками Кирилл.

Вскоре мы обнаружили и большие зеленые металлические контейнеры с надписью «клейдинг», куда голландцы складывали ненужную одежду. Предназначена она была для Армии спасения и отправлялась, видимо, в страны третьего мира. Мы справедливо решили, что нас вполне можно отнести к этой категории, и по вечерам в темноте регулярно совершали набеги на эти залежи забракованных голландцами и совершенно недоступных для нас в магазинах вещей. Одежда, предварительно постиранная и приятно пахнущая, была аккуратно сложена в точно такие же, предназначенные для мусора, большие пластиковые серые пакеты. Их легко можно было вытащить из контейнера, приподняв крышку.

Тайком от хозяйки мы затаскивали их в нашу чердачную комнату и приступали к увлекательной процедуре разборки содержимого. Вещи, извлеченные из пакета, после предварительной оценки и примерки мы раскладывали на три кучки, со смехом приговаривая:

– Это Масе… это Пусе… а это Олежке…

Иногда среди поношенной одежды попадались великолепные экземпляры. Я годами потом носила джинсы, свитера и куртки, извлеченные из контейнеров Армии спасения. А Кириллу однажды достались совершенно невероятные вещи – шикарная, почти новая дубленка с меховым воротником и модный серый длинный плащ.

В пакетах была не только одежда. Иногда в них можно было обнаружить одеяла, полотенца и постельное белье. Все это было очень кстати. Приобрести подобные вещи нам было не по карману.

Кажется, жизнь налаживалась. К тому же сценарий, который мы без особой надежды на успех распихали по всем без исключения кинематографическим фирмам Амстердама, неожиданно понравился директрисе одной из них. Она с энтузиазмом заявила, что хочет начать работу над фильмом по нашему сценарию, и написала официальное письмо в министерство с просьбой о предоставлении нам вида на жительство.

Мы полдня просидели в очереди в помещении здания иностранной полиции, где ожидали своей участи толпы выходцев из разных стран мира, жаждущих получить разрешение на проживание в прекрасной стране тюльпанов, и благодаря письму кинематографической дамы без всяких проблем получили в паспорта штампы с просьбой о виде на жительство по причине работы с амстердамской кинофирмой.

Однако легальность пребывания в стране нисколько не изменила нашего финансового положения. Деньги кончались катастрофически быстро. Нужно было cрочно что-то придумывать.

То, что придумалось поначалу, было, как впоследствии оказалось, очень плохой идеей. Мы решили попробовать незаметно выносить продукты из супермаркета. Была разработана целая хитроумная система с обменом пакетами. Несколько раз нам это без труда удалось, и мы, окрыленные успехом, решили, что проблема решена, и стали, видимо, менее осторожны, в результате чего были пойманы сотрудниками магазина. Тут же была вызвана полиция, на нас надели наручники и отвезли в полицейский участок. Там нас развели по разным камерам, где мы просидели в ожидании решения своей участи несколько часов. Потом по очереди допросили и… отпустили.

Трудно описать, что я чувствовала, сидя в полном одиночестве в маленькой холодной комнатушке. Это был и страх, и стыд, и ощущение полной беспомощности… Невозможно было предположить, сколько времени предстоит здесь провести. Может быть, нас уже и не отпустят, а отправят прямо в тюрьму… А может быть, депортируют в Россию. Я могла ожидать всего, чего угодно. Но самым ужасным было то, что меня разлучили с Кириллом. В тот момент я остро чувствовала такую огромную любовь к нему… Все на свете отдала бы я за то, чтобы снова оказаться рядом с ним, пусть в тюрьме, пусть в России, да где угодно, лишь бы только мне отдали его обратно…

На допросе я рассказала всю правду. То, что приехали сюда работать, амстердамская кинофирма заинтересовалась нашим сценарием и запросила для нас вид на жительство. Для раскрутки проекта необходимо время, а зарплату нам никто, естественно, не платил. Деньги, которые мы привезли с собой из России, давно закончились, поэтому ситуация стала настолько критической, что пришлось решиться даже на воровство.

Видимо, Кирилл рассказал то же самое. Да и вынесенные нами из супермаркета вещи были предметами первой необходимости – стиральный порошок, зубная паста, какая-то недорогая еда… В полиции ведь тоже люди работают. А может быть, у них просто была такая установка – попавшихся первый раз, отпускают.

Как же я была рада снова увидеть Кирилла. Мы, не проронив ни слова, обнялись, вышли из здания полиции и пешком добравшись до злополучного супермаркета, рядом с которым был пристегнут наш велосипед, направились домой. Больше мы никогда не позволяли себе подобных вещей.

На следующий день я дала объявление о поиске работы в местную бесплатную газету со смешным названием «Виа-виа», что в переводе на русский приблизительно означало «из рук в руки». Текст звучал так: молодая русская женщина с медицинским образованием ищет работу по уходу за больными и предлагает помощь по хозяйству. Через несколько дней мне позвонил мужчина, который представился хозяином отеля в городке Нарден неподалеку от Амстердама, и сообщил, что ему нужен именно такой человек, как я. Попросил приехать и сказал, что все объяснит на месте. Это была огромная удача.

Оказалось, что в его отеле по совершенно непонятным причинам постоянно жила пожилая и очень больная женщина. Ее проживание оплачивал сын. Женщина страдала полным недержанием мочи в связи с какой-то давней травмой. По каким причинам она со своим диагнозом жила в отеле, а не в соответствующем медицинском учреждении, мне до сих пор трудно предположить. Но тем не менее это было так.

Горничная, постоянно работавшая в отеле, просто не в состоянии была войти в номер этой постоялицы. От запаха, стоящего в комнате, у нее тут же начинался приступ тошноты. Поэтому Питер – так звали хозяина – и решил нанять русскую с медицинским образованием и даже готов был платить за эту грязную работу больше, чем всем остальным служащим – целых 12.50 гульденов в час вместо 10. Мои обязанности должны были заключаться в том, чтобы ежедневно менять несчастной женщине постельное белье и по возможности убирать комнату.

Конечно же, я согласилась. И первое, что сделала – посадила беднягу в ванну. Мне даже удалось промыть и кое-как расчесать ее достаточно длинные волосы, которые спутались в некое подобие дредов… Потом я целый день отмывала комнату. Видимо, усилий горничной с трудом хватало только на то, чтобы снять с постели мокрое белье и постелить чистое. На всех находившихся в комнате предметах лежал толстый слой пыли. Раковина была почти черного цвета от покрывавшего ее грязного налета.

Через какое-то время я поняла, что женщина помимо всего еще и страдает алкоголизмом, поскольку она почти сразу же стала настойчиво просить принести ей рюмочку дженевера – голландского варианта можжевелевой водки. Питер, услышав об этом, категорически запретил давать ей больше одной рюмки в день. И я старалась беспрекословно выполнять его указания.