–

Первая жизнь. Сделка с дьяволом

–

– Бесово отродье! Опять всех гусей загубила! Посадил тебя на свою шею!

Крики Нэда разносились по округе, а сам он ухватился за ухо визжащей и вырывающейся десятилетней дочери. Несмотря на все усилия, вырваться ей все-таки не удалось, и разъяренный мужчина втащил ее в дом, взревев с порога:

– Кэтрин, полюбуйся на свое отродье! Она опять упустила гусей и в этот раз всех. Джон теперь собирает их по дворам и, если я не досчитаюсь хотя бы одного, высеку ее до костей и мяса.

Услышав предупреждение отца, Амели взвыла от страха. На расправу он был скор и свои обещания выполнял. И мать в этой истории явно не станет заступницей. Кэтрин вышла из кухни, вытерла руки о заляпанный передник и перевела усталый взгляд на мужа и дочь, безразлично пожав плечами, что еще больше взбесило Нэда.

– Ты навязала мне ее, расписывая, какой помощницей станет эта бестолковщина! И что? От нее в семье одни убытки! Она не годится ни для чего! Одно осталось – замуж ее пристроить. Вон сосед вдовый на нее заглядывается, пару годков просит подождать. Исполнится двенадцать, и я договорюсь со священником – сбудем ее с рук.

В глазах Кэтрин впервые за время разговора промелькнул интерес.

– И много даст за нее? Или больше приданого с нас стрясет?

– Я возьму с него полной чашей, – усмехнулся мужчина и поднял руки, наглядно демонстрируя, сколько монет он планирует получить за дочь, которая не преминула воспользоваться секундной свободой, метнувшись в сторону двери и ускользнув через небольшую щелку, словно юркая ящерка.

– Вот бесовка! – снова выругался Нэд. – Ну ничего, в животе заурчит и вернется. Бежать ей некуда.

Он собрался пойти проверить, как сын справляется с его заданием, но вдруг зацепился взглядом за округлившуюся фигуру жены. За прошедшие годы он так и не воспылала к ней страстью, считая Кэтрин совершенной дурнушкой, но почему-то во время вынашивания очередного ребенка она становилось для него невероятно привлекательной. Он облизнул губы и грубовато приобнял ее за талию, нетерпеливо подталкивая в комнату.

– Давай, иди в кровать. Быстрее.

– Нэд, так малыш же, – женщина прикрыла руками выступающий живот.

– Вот ленивая же ты баба, – снова подтолкнул он ее, – ничего делать не хочешь! Это раньше ты мне про детей зубы заговаривала, давай-давай. Пошевелись хоть немного.

Кэтрин опустила голову и обреченно направилась в спальню. Прошедшие годы прошли для нее в тяжелых трудах, ежегодных рода и постоянных побоях, что не прибавило женщине красоты. Робкая и едва проклюнувшаяся девичья прелесть так и не успела раскрыться в ней, скукожившись под гнетом судьбы. Кэтрин высохла, осунулась, постарела и совершенно погасла, превратившись в желчную и склочную бабу, не испытывающую никаких чувств ни к мужу, ни к рожденным детям в количестве восьми штук. Как и мечтал Нэд, все последующие их дети были мальчиками, и он чрезвычайно гордился этим. А вот Кэтрин… Кэтрин испытывала к ним странную смесь безразличия и ненависти, но все же больше всего она ненавидела Амели, не оправдавшую ни единой ее надежды и ставшей самым большим разочарованием в ее пустой и беспросветной жизни.

– Блаженная! – бросил с презрением Нэд, когда впервые заметил, что трехлетняя Амели часами просиживает во дворе, любуясь небом, травинками и жучками.

– Так дите же, – попыталась оправдать ее Кэтрин, развешивая выстиранное белье.

– Приладила бы ты ее к хозяйству, а то на сносях уже. Пусть привыкает, – грозно бросил мужчина и скомандовал. – Пусть тарелки хоть на стол расставит, отец пришел домой.

– Дочка, давай скоренько тарелки расставим, – подхватила малышку Кэтрин, но та уперлась и принялась лопотать на своем языке, из которого не было понятно ни слова.

Когда матери все же удалось увести ее со двора и всучить тарелки, Амели выронила их у самого стола, засмотревшись куда-то в сторону. Это был первый раз, когда отец ее высек. Она пищала и отчаянно плакала, зовя мать, но та не решилась заступиться за дочку. Да и вряд ли хотела, ведь разбитая посуда достаточный повод для наказания. В следующий раз будет аккуратнее! Это сработала бы для кого угодно, но… только не для Амели! Казалось, она была совершенно непригодной ни к чему, о чем говорили отец и мать. Отправившись пасти гусей, она забывалась и теряла их. Била посуду, едва соприкоснувшись с ней. Умудрялась испортить белье и еду, пытаясь готовить. А уж о присмотре за младшими братьями и речи не было! Амели могла затеять с ними игру, а потом задуматься и уйти на реку, чтобы послушать, как плещутся рыбы. Ни тумаки, ни крики, ни регулярная порка не приносили толку – девочка была словно не от мира сего.

В итоге все хлопоты по дому падали на плечи Кэтрин, изнемогающей под этим невыносимым гнетом. И виновницей всех своих бед женщина назначила Амели – вредная девчонка просто ленится и капризничает, не уважая родителей. Тоненький росток любви, который едва пробился в душе Кэтрин после рождения дочки, так и не смог укорениться. Ему на смену пришла пустота, которая спустя совсем немного времени до краев заполнилась жгучей ненавистью. Пожалуй, если бы не внешность дочери, она сама выкинула ее из дома.

– Девка обуза еще та, – говорил Нэд, внимательно разглядывая дочь, – но замуж мы ее выдадим удачно. Не в тебя она пошла, много предложений получим, да еще поторгуемся. Хорошо, что не в тебя, пегую.

Понимая, что причиняет жене боль, Нэд еще несколько раз повторил последние слова и хохотнул, наслаждаясь произведенным эффектом. После он завалился спать, а Кэтрин еще долго сидела за штопкой, глотая злые слезы и проклиная тот день, когда она родила Амели. Ничего не понимающая девочка сидела подле нее в надежде на редкую ласку, но мать почему-то только сердито покрикивала и прогоняла прочь, для убедительности подпинывая ребенка ногой.

Дочка действительно уродилась прехорошенькой – пухлые губки, большие светлые глаза, ровная молочная кожа и красивые волосы, которые вместо бледного материного цвета отливали богатой медью. И это был еще один повод ненавидеть кроху. Кэтрин чувствовала, что у той может быть совершенно иная судьба, поэтому с радостью закивала головой, едва сосед намекнул на поиски жены и хозяйки в свой дом. Пожилой вдовец с тремя детьми и огромным хозяйством явно не дал бы Амели спуску и Кэтрин в тайне злорадствовала. Оставалась дождаться пару лет, когда можно будет открыто обсуждать брак. Но судьба распределила по-своему.

Очередная беременность проходила тяжело и Кэтрин неожиданно слегла, не в силах даже пошевелиться. Нэд сперва ругался, требуя от жены подняться и сделать всю работу. Он даже подошел к кровати и стащил с нее бледную и покрывшуюся испариной женщину. Но когда даже это действие не дало результата, он встревожился.

– Смотри за мальчишками, бесовка, – прикрикнул он на испуганную Амели. – А я пойду приведу повитуху, совсем неладно что-то с твоей матерью. Не хватало ей еще помереть и оставить меня с вами.

Он грозно зыркнул на притихший детей и вышел из дома. Амели вздохнула и оглядела ватагу мальчишек, младшему из которых едва исполнился годик. Они жались друг к дружке и от их обычного озорства не осталось и следа.

– Хотите сказку? – поинтересовалась она.

Они так активно закивали головами, что девочка даже испугалась – вот-вот и надломятся грязные тощие шеи братьев.

– Тогда брысь в кровать и без возни там! Сейчас со стола уберу и будет вам сказка.

Пожалуй, единственное, к чему Амели проявляла способности, это к укладыванию братьев спать. Шумные, непослушные мальчишки замолкали в ту же секунду, как сестра заводила очередную историю. А их в ее головенке рождалось немало! И ни одна не повторялась! Даже Кэтрин порой откладывала свои дела и прислушивалась к плавно текущей речи дочери, поражаясь ее странному умению.

– Говорю же – бесовка! – вынес свой вердикт Нэд. – Откуда ей такое знать? С ее-то умишком и придумать не получилось бы! Точно демоны ей нашептывают, а она и слушает вместо того, чтобы хозяйством заниматься.

– Да, что ты, – испуганно отмахивалась Кэтрин, невольно крестясь сама и перекрещивая дочь.

– Попомни мое слово, наведет она беду на весь наш дом! Избавиться от нее надо, а то еще и мальчишек испортит, – тихо сказал мужчина, косясь на увлеченную историей дочь.

Как бы то ни было, но способность Амели сейчас пришлась очень кстати. Еще до конца истории мальчишки, разложенные по двум, грубо сколоченным кроватям, засопели. На всякий случай девочка продолжила сказку и только убедившись в том, что никто из братьев не проснется, встала и подошла к матери. Та так и лежала на полу, скрючившись и периодически вздрагивая всем телом. Амели внимательно смотрела на нее, обдумывая хватит ли ее силенок, чтобы поднять и уложить мать обратно, но нехитрые детские размышления прервал стук двери. Она тут же благоразумно юркнула в темный угол, пропуская вперед злого отца и какую-то старуху, закутанную в шаль и серый плащ. То, что это не повитуха, Амели поняла сразу – местную Нэн тут знали в каждом доме, а эта женщина с пронзительными серыми глазами и плотно сжатыми губами была ей совершенно незнакома.

– На кровать ее! – скомандовала она Нэду и тот, обычно не допускающий даже слова от женщины, послушно поднял жену и уложил ее на постель.

– Вода, чашки и чистые тряпицы, – она внимательно ощупывала Кэтрин, склонив голову и будто прислушиваясь к чему-то.

– Чего стоишь? – взревел отец, намереваясь запустить в девочку тяжелым ботинком. Она засуетилась и хотела броситься в кухню, но окрик старухи пригвоздил ее к месту:

– Иди сюда. Не тяни.

Амели крутнулась на месте и, жалобно взглянув на отца, подошла к старухе. Та развернулась к девочке, а потом резко наклонилась к ее лицу, принюхиваясь к чему-то. В ее глазах отразилось удивление, а на губах заиграла улыбка.

– Ступай, все хорошо будет с твоей матерью.

До утра старуха колдовала над Кэтрин и добилась-таки своего – когда первые рассветные лучи пробрались в дом, женщина села на кровати, намереваясь по многолетней привычке броситься готовить для мужа и детей. Она выглядела совершенно здоровой и даже более, чем была накануне. Нэд удовлетворенно крякнул и вложил в протянутую руку старухи увесистый мешочек с монетами.

– По уговору, – проговорил он, жадно взглянув на монеты, с которыми было жаль расставаться – уж больно много запросила старая ведьма.

Та хитро прищурилась и не убрала упавший на ладонь мешочек.

– Дело у меня к тебе, – наконец, произнесла она, насладившись муками Нэда, взгляд которого не отрывался от монет.

– Говори, – он облизнул губы.

– Я верну тебе плату и даже дам сверху, если ты продашь мне ее, – костлявый палец указал на забившуюся в угол Амели.

Нэд переглянулся с Кэтрин, глаза которой заблестели чуть ли не более, чем у мужа.

– И сколько дашь? – женщина обхватила руками живот и подалась вперед.

– Сколько хотите?

Нэд хищно улыбнулся и назвал сумму, вдвое больше той, что готов был отдать за Амели вдовый сосед. Старуха даже не моргнула, она медленно оправила свое платье и вытащила откуда-то из его складок несколько мешочков, доверху наполненных монетами. Она брезгливо бросила их на стол и по нему покатились блестящие золотые кругляши, при виде которых брови Нэда взметнулись вверх.

– Здесь в 3 раза больше того, что ты назвал, – произнесла старуха. – Забирай, а я уведу ее. Прямо сейчас.

– Договорились, – хрипло проговорил Нэд, не отводя глаз от стола.

– Папа, мама, – пискнула Амели и бросилась к Кэтрин, ухватив ее за подол. – Не отдавайте меня ей, я не хочу. Я буду делать все, что вы скажете! Все-все! Только не отдавайте меня!

– Перестань, – мать оттолкнула рыдающую девочку ногой. – Отец все решил.

Еще не теряющая надежды Амели продолжала ползти к матери, цепляясь за ее подол, но та лишь уворачивалась, продолжая громко браниться. Внимательно наблюдающая за развернувшейся драмой старуха, вдруг повернулась к Нэду:

– Только у меня условие – часть этих денег ты выделишь своей жене. Она мать девочки и тоже должна получить свою долю от сделки.

Нэд чуть не поперхнулся и, сжав кулаки, начал наступать на женщин:

– Ни монеты ей не дам. Эта ленивая тварь и так сидит на моей шее!

– Отдашь! – в голосе старухи прозвучала угроза и Нэд почему-то остановился. Он удивленно поглядывал на приведенную в дом ведьму, не в силах сопротивляться ее власти.

– Отдам, сколько скажешь, – послушно согласился он, наконец.

– А ты возьмёшь? – старуха повернулась к Кэтлин, по щекам которой гулял лихорадочный румянец в предвкушении самого невероятного в ее жизни.

– Да, – не задумываясь, ответила она.

– Сделка совершена, – бесцветным голосом подытожила старуха и, казалось, потеряла всякий интерес к этому дому. – Пойдем.

Ее цепкие пальцы ухватились за плечо парализованной от страха и все еще плачущей Амели, разом отсекая ее от прошлой жизни.