– Я и вправду слышал, про рыцаря. Он шел по длинной дороге. Он усомнился в Боге. Но вот однажды увидел Грааль. В том чуде – предвечная сила. Будто кто его видит, тому тайна открывается. Там вечная юность, краса, истина. И яства неземные.

– Какие яства?

– Разные, какие кто пожелает.

– Вот это по мне! – Вавила отхлебнул меду. – Такое и я пошел бы искать! А знаешь, Гийом, что я тебе скажу? Наш хозяин тоже одну ворожбу знает, вроде как от твоего Грааля. Что это вы мало пьете? В этой вот чаше, может, тоже есть тайная сила!

И они выпили, и золотистый крепкий мед чудно заворожил их непривычные к тому головы. И в этой светлой дымке Гийом, для которого тайна Грааля и вправду блестела вдали, как манящая песня, слышал пьяные и задорные голоса.

– Вот вы смеетесь над отроком, – заметил красивый золотых дел мастер, – а может, этот Грааль и вправду у нас. Краев-то глухих у нас много. И чего только люди про них не рассказывают.

– Как ты сказал – Грааль? – Кузнец нахмурился, что-то припоминая, поднял отяжелевший взгляд от чаши. – Уж не про него ли те двое говорили? Пришли подковать коня, а я, прости господи, хмелен был, толком их не разглядел, так голова болела. Однако ж за дело взялся. А они вроде мужи-то как все, и кони хорошие, а между собой такую безлепицу молвили, точно помешанные или юродивые. И вот про камень какой-то… Может, он и здесь, говорит один, а может, его увезли, спрятали, а живущие здесь называют Бел-горюч камнем. Уж зачем он им был нужен, не помню, однако заплатили хорошо.

– Это правда, всякое говорят. Будто есть у нас такие места на земле, где черт-те что творится, то ли колдовство, то ли такое, что и сказать о том не знаю как, – заметил корчмарь.

– И я от нашего пресвитера тоже об этом слышал еще давно, в моем дальнем краю. И с тех пор очень хочется мне узнать об этом. – И Гийом вопросительно посмотрел на бражников.

– А вот когда вы пришли, Мастер про такое и рассказывал. Про самое веселое место, про корчму да и про многое другое.

Тут в избу вошли трое с гуслями, а за ними еще высокий однорукий человек, сразу молчаливо усевшийся в углу. Дверь они оставили приоткрытой. Старший из гусляров проговорил:

– Ух, и жарко тут у вас, братия! И изба натоплена, и вы, видать, все тут очень горячи, или слова ваши как огонь. Или мед у тебя, корчмарь, особенный.

Корчмарь поставил перед ними чаши.

– В меде у меня есть свой жар, что верно, то верно. Посмотрите-ка на них на всех. И сами попробуйте.

– Еще бы к твоему меду потешили бы вы странников забавной какой сказкою.

– Истинно говорят: дай премудрому вина – премудрее будет, – заметил Мастер. – Отроки, налить вам еще? Выпьем, Гийом, Влас!

Гийом и вправду следил за их речами сквозь сладкую мглу. Мед корчмаря оказался для него дивным напитком.

– А вот еще что про ту корчму сказывают, – продолжил Мастер. – Шел к той корчме муж, в одной руке нес уголья, а в другой воду. «Что это у тебя?» – спросили его. «А вот хочу я залить ад и поджечь рай. Чтобы творили люди добро не из страха перед геенной и не ради рая, будто ради награды, а из любви. Ведь любовь есть Бог, а Бог есть любовь».

– И чего только в моей корчме не услышишь, – вставил корчмарь.

– Это верно. А я знал человека, который тот камень видел. Хотя он, думаю, погиб в плену, – подал голос скоморох.

– Будет тебе врать-то. – Вавила оглядел скомороха. – Ты еще скажи, что до Ярилиной веси доходил и до Бел-горюч камня. И даже до разноцветного рая.

– Ну, там я не был. Но, может, догадываюсь, где туда пролегает дорожка.

– Ну и где же? – спросил золотых дел мастер.

– Будто ты не знаешь. К тебе много народу ходит, небось слышал.

– Кабы догадывался, не спрашивал бы, – пожал плечами золотых дел мастер.

Во всем его облике, казалось, отразилась красота тонких, искусно сделанных вещей, от женских безделушек до церковной утвари, которые ценились не только в их городе, но и в иных краях. Он не был одет роскошно, но фибула^[8] на корзно^[9], гривна и перстни на гибких пальцах были полны той простой изысканности, что часто сопутствует Божьему дару.

– Я думаю, та диковинная корчма, о которой рассказывал Мастер, стоит как раз на пути к Ярилиной веси.

– Ох, Местята! Ты как меду набираешься, так всякую безлепицу несешь, – заметил Мастер.

– Ну, я бы так сразу ругаться не стал. И коли не все принимаете, то хоть половину, а коли не верите, то зачем спрашиваете?.. Я вот еще слышал, что тот городок, Третий Китеж, что Изяслав основал, тоже стоит на дороге к Бел-горюч камню и Ярилиной веси… А тебе-то самому про Ярилину весь кто говорил? – обратился Местята снова к золотых дел мастеру.

– Как и всем, разные люди. Да вот хоть однажды, помню, боярышня, зашедшая в мастерскую, про нее помянула. Увидела у меня одно изделие и спрашивает: «Что это за чудный камень у тебя? Уж не из Ярилиной ли веси? Такие только там бывают». А он и вправду попал ко мне по случаю, а откуда – не знаю. Зашел под вечер человек в корзно, разбудил меня, я даже лица его не рассмотрел. «Не можешь ли ты, – говорит, – мастер, оценить эту безделицу? И можешь ли сделать такую же?» И протянул мне. Странная была вещица, а сам камень и того дивнее. «Дозволь спросить, откуда он у тебя?» – спрашиваю. «А не все ли тебе равно? – говорит. – Считай, что достал я его в Ярилиной веси». «Не могу я, – отвечаю, – взять его у тебя, коль не хочешь сказать, откуда он, а лишь сказки рассказываешь». «Ты что, – говорит незнакомец, – боишься, он краденый?» «Не хочу тебя обидеть, но бог его знает, все на свете бывает. Зря ты пришел ко мне. Да и не могу я его сейчас рассмотреть – темно». «Тогда я оставлю его до утра». Сказал и пошел прочь. А от двери крикнул: «Если не вернусь завтра, делай с ним что хочешь».

– А дальше что? – спросил корчмарь.

– Хоть и темно было, только одна свечка тогда у меня горела, но очень хотелось мне его разглядеть. Все на нем переплелось, узоры разные. Ну, очень уж плохо было видно. А тут вдруг входит эта боярышня. Заглядывают они ко мне по моему ремеслу часто, но на эту я про себя чертыхнулся. Вот, думаю, принесло не ко времени! И стала она всякие мои изделия смотреть, попросила и тот камень. И ну его вертеть! К двери поднесла, открыла ее, луна была яркая, а у девок глаза-то острые, видать, что-то и разглядела. «Хорош, – говорит, – прямо как из Ярилиной веси». И как она это сказала, запало мне что-то на ум, будто заноза, и что это, не пойму, и словом не скажешь. Да и странно, мне как-то в тот вечер томно было. Из двери раскрытой послышались соловьиные трели и еще что-то. И какая-то нить, поначалу неясная, появилась. Но, однако же, виду я не подал, от этих девок, думаю, одно наваждение. «Мне, – отвечаю ей, – какая разница, хоть из Ярилиной веси, хоть из Вырья, только бы все по-честному». Ушла она скоро. И ведь не пришло мне тогда в голову, отчего это они про Ярилину весь поминают. И лиц их не было видно, боярышня та тоже закутана была. А может, и не боярышня-то вовсе, кто ее знает, что за девица. Ночью я все о том думал, и потом мне сны какие-то чудные снились. А утром глядь – а камня того уже и нет. Но и человек тот тоже не пришел, хоть я и прождал его целый день.

– Один тать принес, другой украл, – заметил кузнец. – Сам говоришь, дверь раскрыта была.

– А может, это боярышня? Уж очень он ей понравился, – предположил Местята.

– He может того быть.

– Ну, не скажи! Жены у нас такие, что бог их знает, что у них на уме. Может, и не эта, а какая-нибудь другая утащила, как сорока. Много же их к тебе ходит. А от всех этих твоих узорочий, каменьев и хитрых безделиц у них у всех будто ум мешается, – вздохнул Вавила. – Принесешь ей перстенек, и слова такие ласковые сразу наговорит – ты и свет очей ее, и как видит тебя, словно обмирает, ну прямо сейчас на землю упадет. Нет чтобы мужа так, без подарка приветить! А уж коли нет ничего, как вот сейчас у меня, то лучше к ним и не соваться.

– Ну, Вавила, ты опять про жен… Если и девица утащила, то, думаю, не из простого любопытства, – сказал Мастер задумчиво. – Может, то был камень Шамир, который нашел Соломон, чтобы построить храм Господень. Говорят, такой камень особо мастерам помогает, когда они ищут свой путь. Или, может, то был тайный змеевик, что, по новгородскому пророчеству, поможет, когда придет погибель на нашу землю. Но мастера спасутся и спасут и камень…

 
Мы не умолчим, а скажем:
и тому чуду дивуемся,
как иные мудрые
ищут тайный камень
и знаки на его пути.
 

– А имени его не знают. Кто говорит, Бел-горюч камень, кто – Синь-камень, а франки называют еще как-то…

После этих слов другими чернилами и другим почерком очень неразборчиво было приписано:

Камень, что хранится здесь, и предсказание о том, что мастера спасутся и спасут камень – ложь то или правда, не ведаю.

И это было так, нам дано было подняться перед тем, как великие бедствия придут на нашу землю.

И с той силой, как некие мудрецы ищут камень, так и я мечусь в своей жизни.

И если ты прикоснешься к этому, древние тайны начнут тебя преследовать, они будут тебе сниться. Потому и многие из наших путешествуют – кто в Египет к пирамиде Джосера, кто на Крит к Эвансу, открывшему минойцев. Но прежде найди тот лесной монастырь. И то, что там осталось…

На этом отрывок обрывался. Глеб подумал, что разбираться с этим лучше на свежую голову, и лег спать. Ночью ему приснился странный сон: два мастера, старик и мальчик, идут по пепелищу к сожженной деревне…

А утром… Это было замечательное утро в начале ужасного дня удивительного открытия и убийства (или несчастного случая, так похожего на убийство).

В восемь утра к нему стремительно вбежал Николай – высокий, белокурый. Таким Глеб представлял себе русского богатыря Микулу Селяниновича (тем более тот получил свою силушку от земли, а археолог тоже часто в ней копался). Он нес в руке бутылку травяной настойки. И у него было странное выражение лица.

– Глеб, ты себе не представляешь, что ты нашел!

– Думаю, то, чем вы забили уже полдома – вашу любимую керамику двенадцатого века.

– Какая керамика? Где ты подобрал то, что вчера мне принес?

– Да там же, куда и свалился, под обрывом.

– Вместе с лунницей и черепком ты принес берестяную грамоту! Не зря я говорил, что дерево здесь сохраняется не хуже, чем в Новгороде. Но дело не в этом. Грамоты сейчас находят во многих местах, но эта довольно легко читается. Ты знаешь, что там написано? Это тебе не перечисление долгов или товаров, как на большинстве из них!

– Судя по твоему сияющему виду, это кусок «Слова о полку Игореве».

– Почти! Второго по красоте и загадочности произведения того времени!

– Неужели «Слова о погибели земли Русской»?

– Вот именно!

– Если это так, то, в самом деле, это не менее таинственно, чем «Слово о полку Игореве». Существуют только два его списка, и оба оборванные, там только начало. Меньше только «Поучение Мономаха» – один, и «Слово о полку Игореве», списка которого вообще нет.

Поставив бутылку на стул, Коля бережно протянул Глебу два кусочка стекла, между которыми лежала грамота. Он только так смог обработать ее в походных условиях. Но грамота оказалась такой хорошей сохранности, что можно было разобрать часть текста.

– Смотри, почти точная цитата из «Слова о погибели…». А вот это тебе ничего не напоминает?

– Очень похоже на предложение из исчезнувшего романа.

Глеб принес из комнаты стаканы и разлил настойку.

– За это надо выпить. Ты понимаешь, что получается? Ведь все списки «Слова о погибели земли Русской» так же, как и сгоревший «Слова о полку Игореве» – поздние, не раньше шестнадцатого века. А тут очевидный тринадцатый век!

– Похоже, это открытие! И какое!

– И это еще не все! В романе герой говорит фразу, которой нет в списках «Слова о погибели…», но она есть в той берестяной грамоте, что мы нашли. Кроме этой фразы, там еще есть цитата из «Слова о погибели…».

– И это значит, что автор не все выдумал, а использовал неизвестные нам источники, утерянные рукописи и предания. И тогда многое, про что упоминается в романе, может оказаться не фантазией, а реальными фактами.

– И про Бел-горюч камень, и про талисман, и про клад… Самые ценные найденные в России клады – домонгольские. Оно и понятно, люди их спрятали, а потом не смогли взять. Я в музее рядом с рукописью романа видел страничку какого-то местного краеведа с записью о кладах. Там упоминается рассказ «Киево-Печерского патерика» о том, как монахи Феодор и Василий не отдали варяжский клад князю Мстиславу даже под пытками. Там же, по его мнению, хранились древние славянские источники «Повести временных лет». Из Константинополя привозили в Киев ценности и книги и иноки-греки, жившие в Киево-Печерском монастыре, и мать Владимира Мономаха, византийская принцесса. Все это оказалось у Андрея Боголюбского после взятия Киева, и в 1174 году его убийцами или иными приходившими грабить людьми было увезено, как сказано в Ипатьевской летописи, «прочь». А неизвестный краевед предположил, что «прочь» – это как раз сюда, в Градонеж. Он еще писал, что, по достоверным местным преданиям, был там особый камень, змеевик, копия греческой геммы, попавшей сюда то ли с греческим митрополитом, то ли с матерью Мономаха. И его будто бы видел Шлиман. И в девятнадцатом веке местные любители истории сделали со змеевика копию, которую у тебя вчера отняли вместе с рукописью.

– Как у тебя глаза странно блестят, – заметил Глеб. – Я недавно смотрел передачу про заколдованные и проклятые клады и про археологов, убитых из-за скифского золота. Возможно, это объясняет, почему вокруг происходят эти странные события. Кто-то очень хочет нам помешать, выгнать отсюда. Понятно даже, почему на меня напали.

– А мне непонятно, – возразил Николай. – Ведь не было же известно, что такого таинственного в этой рукописи.

– Значит, те, кто напал, догадывались. Традиция здесь такая – верить в легенды.

– Очень может быть… Ну, кто бы это ни был – черные археологи, криминальные элементы, бизнесмены, секты или кто-нибудь еще, – они случайно помогли нам. Не спихнули бы они тебя с обрыва – не попала бы к нам эта берестяная грамота.

– Но теперь хоть можно предположить, почему рукопись украли. Кроме всего прочего, там могли быть приписки на полях о каких-нибудь средневековых источниках романа и о том, где был спрятан клад. Антонина, хозяйка гостиницы, говорила, что сокровища там еще остались.

– Разгадать бы таинственные намеки романа… И про Грааль тоже.

– Не так уж и странно, что автор его упоминает. Между прочим, моя гипотеза про Грааль вполне приемлема. Впервые она пришла мне в голову, когда я еще в студенческие годы был в фольклорной экспедиции. Легенды возникают из многих устных сказаний, потом их записывают, подобно тому, как в образе Владимира Красное Солнышко смешались представления о Владимире Первом и Владимире Мономахе. В Средние века в фольклоре не могло быть иначе. Просто было много всего, что потом назвали Граалем. И впоследствии все это слилось в одну легенду. Грааль – это не отдельный предмет, а явление, у которого есть вариации. Тогда исчезает вся эта путаница – чаша, камень… Одно из преданий, по Вольфраму фон Эшенбаху, зародилось где-то по пути на Восток. Возможно, на Руси. О чем-то похожем писал и Николай Рерих. А еще была легенда о разноцветном рае и о камне, привезенном оттуда новгородцами в двенадцатом веке.

Археолог допил настойку и покачал головой.

– Я уже запутался: Бел-горюч камень, Грааль, талисман княжича Изяслава, талисман Шлимана, да еще и разноцветный рай…

– Так, пока на нас еще кто-нибудь не напал, будем искать. Начнем вот с чего. Отнесем грамоту в сейф в гостиницу. Лучшего места для нее пока не найти.

Археолог осторожно положил стекла с грамотой в контейнер. Если бы Глеб знал, как будет потом жалеть о своем решении! Но в тот момент мысль показалась ему очень удачной. С Антониной, хозяйкой гостиницы и соседкой Вадима, необходимо было наладить контакт. На встречу с этой малоприятной, крикливой и вздорной женщиной он возлагал большие надежды.

Она что-то знала, Вадим был уверен в этом. И про забытый монастырь или его руины, и про клад. Даже, может быть, и про камень. Ее двоюродная тетка, от которой Антонина получила наследство, ей много всего рассказала. Но у Вадима с Антониной был затяжной соседский конфликт в гоголевском стиле, похожий на тот, когда Иван Иванович ссорился с Иваном Никифоровичем. В чем заключалась суть их взаимных претензий, Глеб так до конца и не понял. Речь шла о каком-то ручье, протекавшем через их соседние участки. Впрочем, возможно, дело не только в соседских разборках. Глеб вчера в ресторане наблюдал, как Антонина флиртовала с бизнесменом из Москвы. Он тоже расспрашивал ее о местных преданиях, кладе, таинственном лесном монастыре, старообрядцах и тайнах Градонежа, который он считал Третьим Китежем. Антонина улыбалась собеседнику. Ей уже было около сорока. Она, пожалуй, могла бы сойти за привлекательную женщину – немного полноватая, с пухлыми губами, – но ее портил нервный напряженный взгляд.

Глядя на нее и попивая местную настойку, Вадим сказал:

– Я пытался кое-что узнать у двоюродной тетушки Антонины, Татьяны Федотовны, пока та еще была жива, но наша пиковая дама рассказала все только Антонине и сразу потом умерла… А ты не хочешь приударить за нашей хозяйкой? Так будет проще всего узнать тайны Градонежа.

– Что-то не особенно. Давай лучше соблазним ее каким-нибудь деловым предложением. Она же еще не знает, что я нашел копию талисмана, которую, правда, потом украли. Я постараюсь договориться о встрече с ней и попытаюсь что-нибудь выяснить.