Введение

Договор является одним из важнейших институтов гражданского права, он выступает в качестве самостоятельного и ведущего частноправового средства регулирования экономических отношений. Известный российский цивилист, профессор Б. И. Пугинский отмечает, что «специфика договора состоит в его правоустанавливающем характере, порождении им относительных субъективных прав и юридических обязанностей участников». «Договор, – пишет он, – есть средство организации субъектами координируемой деятельности путем установления взаимных прав. Участники договора своею волей создают относительные субъективные права и юридические обязанности, даже когда законодатель не определяет содержания их действий либо предусматривает лишь общие направления и рамки правового поведения, относя конкретизацию отношений на усмотрение контрагентов… В то время как нормы права предписывают субъектам порядок деятельности, договор позволяет им в известных пределах самим регулировать отношения путем установления взаимных прав и обязанностей»^[1].

В знаменитой работе «Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона» французский правовед Леон Дюги (1859–1928) по поводу гражданско-правового договора также отмечает, что «в системе гражданского права это основной юридический акт». «Принципиально, во взаимоотношениях двух лиц, если нет какого-либо формального исключения, предусмотренного законом, юридическое состояние возникает лишь из договора»^[2].

По мнению большинства как западных, так и российских правоведов, роль гражданско-правового договора в современном обществе все больше возрастает^[3]. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что конец XX в. – начало XXI в. были ознаменованы проведением широкомасштабной международной унификации договорного права, наиболее значимыми результатами которой стало принятие ратифицированной многими странами Конвенции ООН о международной купле-продаже, Принципов международных коммерческих контрактов (Принципы УНИДРУА), Принципов Европейского договорного права и др.^[4]

В конце XX – начале XXI в. был принят и целый ряд Директив ЕС в области договорного права, направленных, главным образом, на «гармонизацию» договорного права в рамках Евросоюза и «защиту прав потребителей».

Значительные новации в договорном праве Германии и других европейских стран в конце XIX – начале XXI в., связанные в том числе и с усилением социальной роли гражданско-правового договора, возникали и продолжают возникать в рамках судебной практики, что показывает анализ решений Федерального и Конституционного судов ФРГ и др.

В начале XXI в. в Германии была проведена кардинальная реформа обязательственного права. 29 ноября 2001 г. в Германии был принят Закон о модернизации обязательственного права, который вступил в силу 1 января 2002 г. Данная реформа ознаменовала собой качественные изменения в самом понимании договора и договорных отношений, способствовала усилению «социальной» функции гражданско-правового договора, в том числе в виде усиленной защиты прав «потребителя»^[5].

В настоящее время реформа гражданского, в том числе договорного, права продолжается и в России. Благодаря внесению в последние десятилетия значительного числа поправок в Гражданском кодексе РФ появились новые институты в области договорного права.

Проблема «социальной» функции гражданско-правового договора, выражающаяся прежде всего в становлении принципа «справедливого» («эквивалентного») гражданско-правового договора, является одной из ключевых в развитии современного гражданского права как России, так и зарубежных стран и в последнее время приобретает все большую актуальность. Эта проблема неразрывно связана с одной из важнейших скрытых (латентных) правовых функций договора, действующих независимо от намерений сторон – содействовать обеспечению и охране прав и законных интересов участников договорных отношений^[6]. «Договор, – отмечает Б. И. Пугинский, – обязывает стороны к надлежащему выполнению его условий, установленных прав и обязанностей, что служит достижению цели договора». При этом, «будучи подчиненным экономическому требованию возмездности и эквивалентности имущественных отношений, а также выражая реальные хозяйственные интересы и возможности сторон, договор выполняет функцию обеспечения сбалансированности производства и потребления товаров (работ, услуг)»^[7].

Как указывают известные германские правоведы К. Цвайгерт и Х. Кетц, «выражение «неравенство переговорных возможностей» (“inequality of bargaining power”) затрагивает вопрос, который в наши дни оживленно дискутируется на теоретическом уровне: может ли свобода договоров оставаться и в нынешних условиях общепризнанным стержнем и лейтмотивом современного правопорядка? Не следует ли ограничивать ее императивными нормами в случаях неравенства «переговорных возможностей» договаривающихся сторон, что нарушает «договорный паритет» между ними и потому требует защиты более слабой из них? Не настало ли время заменить или дополнить принцип «свободы» принципом «справедливости договоров»? (выделено мной. – О.Л.)»^[8]

По мнению К. Цвайгерта и Х. Кетца, «сторонники экономического либерализма», в основе которого лежит неограниченная свобода договоров, не только не хотят замечать того, что условия заключения договоров изменились, но и «стремятся по мере сил преуменьшить серьезность произошедших перемен или тщетно пытаются противостоять им». А между тем «задача современного договорного права» заключается именно в том, чтобы «осуществлять на практике «договорную» справедливость», а также защищать более «слабую» сторону в договоре, обязывать партнеров учитывать интересы друг друга и побуждать их строить свои договорные отношения на основе сотрудничества и добросовестности (выделено мной. – О.Л.)»^[9].

Проблема реализации «социальной» функции гражданско-правового договора, выражающаяся прежде всего в утверждении принципа «справедливого» («эквивалентного») договора, неразрывно связана с более широкой проблемой установления пределов осуществления субъективных гражданских прав. Эта проблема неоднократно затрагивалась в научных докладах в рамках научных конференций и круглых столов^[10], а также рассматривается в целом ряде работ современных российских и зарубежных цивилистов.

Значительное внимание данной проблеме уделено в трудах известного российского ученого, профессора Московского Университета В. П. Грибанова (1921–1990), в частности, она затрагивается в его знаменитой монографии «Пределы осуществления и защита гражданских прав». (За эту монографию в 1973 г. решением ученого совета МГУ В. П. Грибанову – первому среди преподавателей юридического факультета – была присуждена Ломоносовская премия 2-й степени.)^[11]

В своих трудах, в том числе и в указанной монографии, В. П. Грибанов рассматривает принципы права как правовую категорию, в которой, помимо норм закона, «в наиболее общем виде находят отражение общественные интересы» (выделено мной. – О.Л.)^[12]. В. П. Грибанов сумел доказать, что принципы гражданского права, в том числе принципы «справедливости» и «добросовестности» в гражданско-правовом договоре – это не просто некие абстрактные, руководящие идеи, а «объективно детерминированные закономерностями общественного развития основные положения права» (выделено мной. – О.Л.)^[13].

Таким образом, в трудах В. П. Грибанова проблема осуществления субъективных гражданских прав, в том числе в гражданско-правовом договоре, из узкоспециальной и частной превратилась в общетеоретическую и общеправовую, непосредственно связанную с такой важной общечеловеческой категорией, как «социальные и экономические права личности в современном обществе». При этом В. П. Грибанов сумел доказать, что принципы гражданского права имеют значение не только для правотворчества, но и для правоприменения, что «необходимо признать неправомерным не только поведение, нарушающее предписания норм права, субъективные права и обязанности в договорных и внедоговорных обязательствах, но и поведение, нарушающее принципы права»^[14].

В связи с этим особое значение приобретает и сформулированное В. П. Грибановым понятие злоупотребления правом, в том числе в области договорных отношений, под которым он понимает «особый тип гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения»^[15].

Идея о значительной роли принципов права, о глубокой и неразрывной взаимосвязи прав и обязанностей, в том числе применительно к институту гражданско-правового договора, проводится и в статье «Принцип справедливости и целесообразности в институтах англо-американских и континентально-европейских правопорядков» судьи Верховного Суда РФ, профессора В. В. Момотова.

В ней автор обращает внимание на то, что в современном праве в качестве общепринятого научного подхода сложилось «разделение понятия “право” на право в объективном смысле (право как регулятор поведения в обществе) и право в субъективном смысле (право как мера дозволенного поведения)»^[16]. По мнению В. В. Момотова, подобная «двойственность» зачастую приводит к тому, что многие исследователи начинают игнорировать теснейшую взаимосвязь между указанными категориями, рассматривая субъективные права граждан и организаций в качестве «некоей абсолютной и самодостаточной и основополагающей правовой категории, оставляя без внимания юридические обязанности», а между тем юридические права и обязанности необходимо рассматривать в их неразрывной связи^[17].

Нельзя не согласиться с В. В. Момотовым в том, что «утверждение подлинной правовой культуры возможно лишь тогда, когда в правосознании общества укоренятся стремление самостоятельно, добровольно исполнять постулируемые социумом обязанности, а также осознание их высокой ценности. Право – это в первую очередь бремя осознанного выполнения обязанностей» (выделено мной. – О.Л.)^[18].

В своей статье В. В. Момотов указывает на то, что в современном российском гражданском праве, принимая во внимание содержание п. 2 ст. 6 ГК РФ^[19], согласно которому «при невозможности использования аналогии закона, права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости», принцип справедливости также выступает в качестве «одного из основополагающих принципов». В конкретных же институтах гражданского права категория «справедливости» используется прежде всего как оценочная категория, позволяющая провести принцип «соразмерности», «равного масштаба» и др. Соразмерность же, в свою очередь, позволяет установить баланс интересов сторон «с целью достижения наибольшего общего блага из всех возможных»^[20].

Достижение социальной функции гражданско-правового договора с помощью утверждения принципа «справедливого» («эквивалентного») гражданско-правового договора выражается прежде всего в установлении теоретического баланса свободы и защите «слабой» стороны в договоре.

С точки зрения известных российских цивилистов, профессоров М. И. Брагинского и В. В. Витрянского, «защита слабой стороны в договорном обязательстве» является «одной из основных проблем, решаемых гражданским правом». «Реализация данной задачи требует формального отступления от одного из основных принципов гражданского законодательства – равенства участников гражданско-правовых отношений (ст. 1 ГК РФ). Фактически же, предоставляя слабой стороне дополнительные права и соответственно возлагая на ее контрагента по договору дополнительные обязанности, ГК и другие законы тем самым обеспечивают на деле равенство участников таких договорных отношений (выделено мной. – О.Л.)»^[21].

Нельзя не согласиться с мнением М. И. Брагинского и В. В. Витрянского о том, что участники гражданского оборота, вступающие в договорные отношения, изначально «располагают различными средствами и возможностями влияния на формирование обязательства, обеспечение его исполнения и т. п. в силу различного их профессионального статуса или материального положения, а также других обстоятельств». В определенных случаях данные различия «достигают степени несопоставимости, когда один из участников договора не располагает никакими возможностями оказывать какое-либо влияние на контрагента в целях исполнения вытекающего из договора обязательства». «И, напротив, другая сторона, располагая всеми реальными возможностями, в состоянии диктовать партнеру по договору свою волю (выделено мной. – О.Л.). В самом деле, разве можно сравнить положение коммерческого банка и гражданина-вкладчика по договору банковского вклада? В подобных ситуациях, если не предпринять мер на уровне правового регулирования соответствующих правоотношений, сильная сторона в обязательстве полностью подчинит своей воле слабую сторону, а последняя попадет в рабскую зависимость к своему контрагенту. Понятное дело, при таком положении не может быть и речи ни о равенстве участников гражданских правоотношений, ни о принципе диспозитивности гражданского права, ни о свободе договора (выделено мной. – О.Л.)»^[22].

В статье «О функциях гражданского права» известный российский правовед, член-корреспондент РАН, профессор В. Ф. Яковлев также отмечает, что «по своему содержанию гражданское право призвано обеспечивать начала равенства и справедливости (выделено мной. – О.Л.) как в определении исходного положения – статуса граждан, так и в регулировании конкретных отношений. В связи с этим весьма важно введение в состав принципов гражданского права требования добросовестности поведения участников гражданских правоотношений, с тем чтобы исключить возможность извлечения выгод за счет другого лица вследствие недобросовестного поведения, в частности вследствие всякого рода обмана, недобросовестного использования информации»^[23].

В. Ф. Яковлев обращает внимание на то, что «особенно важно обеспечить доступную и равную защиту для непрофессиональных участников гражданского оборота, для граждан-потребителей, вообще для сторон экономически более слабых и незащищенных. Более сильная сторона, вступающая в отношения с целью извлечения прибыли, по закону должна отвечать требованиям не только добросовестности, но и заботливости в отношении прав и интересов непрофессионального участника»^[24].

На то, что частноправовой договор играет важную роль «в проведении фундаментального для права требования справедливости», обращает внимание и Б. И. Пугинский. В работе «Теория и практика договорного регулирования» он отмечает, что «в договорном регулировании идея справедливости находит более полное и последовательное закрепление, причем способы ее обеспечения достаточно развиты и разнообразны». В частноправовом договоре, по его мнению, находит прямое закрепление принцип «абсолютного равенства» или «уравнительной справедливости» (по учению Аристотеля), причем происходит это благодаря «опосредованию хозяйственными договорами эквивалентных операций (выделено мной. – О.Л.)»^[25]. Как далее отмечает Б. И. Пугинский, «сами стороны договора предполагаются находящимися в состоянии относительного равенства, а нередко возникающее неравенство уравновешивается предоставлением более слабой стороне дополнительных возможностей при определении условий договора либо специальных средств правовой защиты».

Именно это, по мнению Б. И. Пугинского, позволяет говорить о договоре как о «средстве правового регулирования», поскольку «ему свойственно необходимое для права проведение фундаментального требования справедливости» (выделено мной. – О.Л.)^[26].

Изучение правового опыта Германии в реализации «социальной» функции гражданско-правового договора в ходе регулировании договорных отношений, закрепления принципа «справедливого» («эквивалентного») договора, особенно когда речь идет о защите интересов «слабой» стороны в договоре, в том числе «потребителя», приобретает в настоящее время особую актуальность.

По мнению ряда ведущих отечественных цивилистов, в частности профессора Е. А. Суханова, значительную роль в совершенствовании гражданского, в том числе и договорного, права России как в дореволюционный период, так и в настоящее время, играл и продолжает играть правовой опыт Германии