– Разумеется, – не стал спорить Атрес. – Компания «Скайлинг» заключит с «Трелью» контракт, а вы отправитесь со мной к точке расщепления. Если я вернусь живым, моя компания спишет долг и оплатит капитальный ремонт. Если нет, Линнел Райт придется вернуть все затраченные на «Трель» средства. Если вы согласитесь, мы отправимся в Древние Города сразу, как будут улажены формальности.

Может, не безрассудно щедрое, но его предложение все еще было хорошим.

– Вы готовы указать в контракте, что спишете долг сразу, как только вернетесь?

– Верно.

– Вы же понимаете, скорее всего, это станет известно Стерлингу. Он сделает все, чтобы мы не вернулись.

– Разумеется. – Атрес не боялся. Или не подавал виду. – Выбор только за вами, – добавил он. – Вы не знаете, очнется Линнел Райт или нет и насколько оправдан риск. Но вы уже солгали ради меня инспектору и уже замешаны в происходящем.

Кейн улыбнулась.

– Вопрос надежды?

– Да.

– Вы же знаете, я уже дала на него ответ.



Ричард – а пока Линнел не пришла в себя, управляющим на платформе был именно он – согласился принять помощь «Скайлинг» тем же вечером, ничем принципиально не рискуя. «Трель» катастрофически нуждалась в ремонте, и уже на следующий день прибыли грузовые дирижабли – восемь массивных воздушных судов черно-красной расцветки, фирменных цветов «Скайлинг». Кейн стояла рядом с Атресом на главном воздушном причале и смотрела, как их тросами крепили над ключевыми узлами платформы.

Облачная муть наконец-то рассеялась, небо было пронзительно-голубым, почти прозрачным. Таким ясным, каким оно бывало только на «Трели».

Атрес следил за процессом молча, привычно заложив руки за спину, и казался до странности уместным, словно кто-то нарисовал его портрет специально на воздушном причале: строгая, одетая в капитанскую форму фигура с идеально прямой спиной.

Атресу шли открытые пространства, наполненные воздухом.

Через несколько часов «Трель» начала набирать высоту. Сонм отдалился, стал рваной облачной пеленой где-то внизу, и уже невозможно было разглядеть отдельные схемы.

Впрочем, у Кейн и не было повода смотреть вниз.

На следующий день на платформу прибыл адвокат «Скайлинг» и привез с собой договор. Уточнение и подписание его не заняло много времени.

Вечером, через два неполных дня после разговора в саду, Кейн впервые пришла в комнату Линнел.

Было темно, на столе горела масляная лампа – Линнел не выносила спирит-светильников у себя в спальне – и пахло лекарствами. Тяжелые темно-синие портьеры закрывали единственное круглое окно.

Линнел лежала на их с Дэном двуспальной кровати и казалась ребенком. Свет лампы делал ее лицо пронзительно ярким по сравнению с чернильными тенями, притаившимися в углах комнаты.

На стуле возле кровати сидела девочка лет десяти.

Кейн стало неловко. О Мери Райт, дочери Дэна и Линнел, она не знала практически ничего и видела ее всего пару раз.

У Мери были темные вьющиеся волосы и темные глаза, как у матери Дэна. Она и внешне ничем не походила на Линнел.

– Госпожа Анна. – Мери слегка поклонилась, не вставая, и замолчала. Кейн никогда о ней не вспоминала, будто дочь была из какой-то другой, параллельной жизни Линнел, которая не имела значения. – Мама пока не пришла в себя.

– Это вопрос времени, – как можно уверенней ответила Кейн, хотя собственный голос показался ей чужим.

Линнел не приходила в сознание уже четыре дня. Ее раны не были смертельны, но никто не мог сказать, чем обернется спирит-отравление: иногда люди засыпали навсегда, иногда пробуждались без последствий, а иногда умирали спустя некоторое время.

– Спасибо, что приехали. Мама ждала вас. – Мери говорила спокойно, по-детски прямолинейно, не обвиняя и без злости, и все же слова ее били навылет.

«Я опоздала, следовало приехать раньше», – подумала Кейн, но говорить об этом не хотелось. Она прочистила горло, прежде чем ответить:

– Я думала, ты сейчас в школе.

– Я приехала на праздник. – Мери смотрела серьезно, казалась старше своих лет, и Кейн вдруг стало стыдно, что она никогда не задумывалась о дочери Линнел.

Ей не приходило в голову ни предложить помощь, ни даже просто поговорить. И теперь в первую очередь Кейн ощущала неловкость, не ожидая застать кого-то в комнате. Ведь она пришла попрощаться.

Линнел разозлилась бы, наверное: и на это, и на то неловкое молчание, которое последовало после слов Мери. Кейн не знала, что сказать.

– У тебя все хорошо? – спросила она наконец.

– Да. Ричард обо мне заботится.

Насколько Линнел была важна для дочери? Как часто Мери видела мать?

Кейн подумала, что так могло случиться только в жизни. Будь она героем книги, пришла бы к постели Линнел, и никого не оказалось бы рядом.

– Если хотите, я могу уйти, – предложила Мери, глядя снизу вверх серьезными темными глазами.

Она напоминала куклу, эта не по годам серьезная, не похожая на свою мать девочка.

– Не надо. Я зашла узнать, как состояние Линнел. – Кейн все равно не смогла бы ее прогнать. – Мне нужно будет уехать ненадолго, я вернусь… как можно скорее, – закончила неловко и добавила: – Скажи маме… когда очнется, мы обязательно поговорим.

Мери молчала. Но, уже закрывая за спиной дверь, Кейн услышала:

– Да, госпожа Анна.

Ей захотелось прислониться к створке спиной.

* * *

Личный корабль Атреса назывался «Сильверна». Это был среднего размера серебристо-белый дирижабль почти без декоративных элементов. Он был жесткого типа, с обычными для такой конструкции страховочными спирит-двигателями. Главная схема выглядела как птица, и проекции ее крыльев едва заметно светились под гондолой. «Сильверна» одновременно казалась совершенно не похожей на Атреса и странно ему подходила.

Она пристала к главному причалу «Трели» в восемь тридцать утра, и на Атреса с Кейн легла ее полупрозрачная тень. Десять белых винтов «Сильверны» замедлились, и посадочные механизмы потянули дирижабль вниз.

Атрес наблюдал за стыковкой, привычно заложив руки за спину, ветер трепал его черные волосы, и в тот момент он казался до смешного красивым, пронзительно свободным и странно черно-белым.

Возможно, ситуация к этому не располагала, но Кейн, не удержавшись, улыбнулась.

– Художники выстроились бы в очередь, если бы увидели вас сейчас, Алан.

– Не понимаю, о чем вы, – ответил он равнодушным взглядом.

– Вам идут небесные корабли.

– Дирижабль – не аксессуар, он не может идти.

– Не стану с вами спорить. Это не в моих интересах.

Кейн поправила сбитую ветром шляпу, переложила походный саквояж из левой руки в правую. Она всегда старалась брать с собой как можно меньше вещей, и каждый раз это старание шло прахом.

Заметив ее дискомфорт, Атрес протянул руку.

– Дайте. Я помогу.

– Благодарю. – Кейн не видела причин отказываться, хотя Атрес с женским красным саквояжем выглядел довольно забавно. – Не думала, что вы способны на галантность.

– Хотите, чтобы я его вернул?

– Как только мы поднимемся на борт. – Кейн улыбнулась, заправив за ухо выбившуюся прядь волос, – пока «Сильверна» заходила на посадку, «Трель» отключила главный спирит-купол, и по посадочной площадке гулял ветер.

– Очень раздражающая привычка. – Атрес недовольно поджал губы.

– Принимать помощь?

– Оставлять за собой последнее слово.

«Сильверна» наконец опустилась достаточно низко, и из гондолы спустили трап – пронзительно белый настил с выступами.

Атрес поднялся первым, Кейн последовала за ним.

Она всегда летала обычными транспортными дирижаблями, как правило рейсами медиум-класса, и их салоны ассоциировались у нее с красными кожаными креслами компании «ВиндВингс», запахом кофе и аккуратными официантами в белоснежных рубашках. Небесный корабль Атреса был разведывательным судном и внутри выглядел совершенно иначе.

Они оказались в просторном грузовом отсеке, по краям стен выстроились в два яруса обтекаемые небесные гондолы, тоже бело-серебристые, отмеченные крылатым логотипом «Скайлинг». Над ними располагались П-образная металлическая галерея и ряд круглых корабельных окон под самым потолком, свет из которых ложился на пол, будто пятна прожекторов. В воздухе кружились пылинки, пахло машинным маслом, где-то за переборкой тихо гудели двигатели.

У входа Атреса встретил молодой человек лет семнадцати, одетый в стандартную униформу «Скайлинг». У него были непослушные светлые волосы, делавшие его похожим на одуванчик, и пронзительно голубые глаза.

– Капитан Атрес, – по-военному отсалютовал юноша и вытянулся в струнку, – добро пожаловать на борт. – Он излучал тот неизбывный, неразбавленный оптимизм и радость жизни, которые люди вроде Атреса ненавидели всей душой, и тем удивлял.

Кейн он напоминал ретривера, склонного к самоубийству.

– Отнеси в мой кабинет, – не здороваясь, сказал Атрес и протянул ему багаж Кейн.

– Да, капитан! – Юноша принял саквояж, и на секунду Кейн подумала, что он прижмет его к себе, будто дорогой подарок. Впрочем, обошлось. – Все системы готовы к вылету. Я проложил курс на Цитадель с учетом сезонных воздушных течений и…

– Я перепроверю, – оборвал его Атрес.

Наблюдать за ними со стороны было забавно.

– Да, капитан. – Юноша, поклонившись, вытянулся по стойке смирно. – Разрешите идти?

Атрес поморщился, но не возразил, хотя армейское обращение звучало неуместно.

– Идите.

– Ваш родственник? – спросила Кейн, когда юноша поднялся на верхний ярус и скрылся за дверью в дальней переборке.

Атрес посмотрел на нее удивленно, потом нахмурился.

– Вы первая, кто заметил семейное сходство.

Недоумение Атреса было понятным – молодой человек ничем не был на него похож. Мысль о родстве пришла в голову Кейн по другой причине.

– Едва ли вы стали бы его терпеть, не будь он родственником.

Атрес едва заметно улыбнулся. Улыбался он очень редко, и смотреть на него в такие моменты было интересно.

– Дейн Атрес, мой племянник.

– Не знала, что у вас есть братья.

Насколько Кейн слышала, Алан Атрес был единственным наследником своего отца.

– Двоюродный. Идемте.

Он направился к неприметной двери в конце грузового отсека, Кейн последовала за ним.

– Он очень старается, – заметила она словно между прочим, но Атрес едва заметно скривился как от зубной боли.

– У него ветер в голове.

За дверью оказался небольшой кабинет, почти каморка, едва вмещавший стол, заваленный картами, два кресла и небольшой секретер.

Атрес прошел к столу и сел, на удивление, не задев ни одного документа. Кивнул на кресло напротив.

– Устраивайтесь.

Массивное, обитое скрипучей темной кожей, оно оказалось довольно неудобным.

– Как только я перепроверю курс и получу разрешение от главного причала «Трели», мы отправимся в Цитадель, – сказал Атрес. – Экипаж я отпустил в оплачиваемый отпуск, и сейчас на борту помимо нас только Дейн и главный механик. Для перелета их хватит, но «Сильверна» будет медленнее обычного.

Кейн понимала, почему он отпустил команду, и все же путешествие без нужного количества людей само по себе было рисковым.

– Этого будет достаточно?

– Для перелета до Цитадели – да.

– Вы схематик, Алан. Если об этом узнают члены вашей команды, они могут выдать нас властям. Вы поступили правильно. – Кейн не пыталась утешить, озвучила то, о чем Атрес наверняка знал и так, и все же в ответ на ее слова он едва заметно усмехнулся.

– Вы жалеете мое самолюбие? – Возможно, мысль об этом казалась ему забавной.

– Можно и так сказать. Ваше самолюбие дорого мне как память, – в тон ему отозвалась Кейн. – На самом деле я доверяю вам в том, что касается дирижаблей. Если вы уверены, что трех человек для управления кораблем достаточно, чтобы пройти Грандвейв, значит, вы правы.

Путешествие по Древним Городам намного опаснее всего, что ждало их в небе. Кейн не видела смысла просчитывать риск, потому что все равно не могла этого сделать.

– Вы настолько верите мне? – спросил Атрес.

– Вы же поверили мне раньше. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

– А если нет?

– Тогда я предпочту об этом не знать.

– Вы самоубийца, – неодобрительно произнес он, заставив Кейн рассмеяться.

– Вы и раньше знали об этом, Алан. И пока я не хочу думать о Грандвейв. У нас есть дела в Цитадели.

Прежде чем пытаться пройти Грандвейв, Кейн нужно было узнать точные координаты точки расщепления, собрать необходимые инструменты и информацию и продлить отпуск в университете.

Первое было сложнее всего. Кейн могла добиться доступа в закрытую секцию государственной библиотеки, в которой содержались карты узлов Земли, но это требовало времени. Был у нее и альтернативный вариант. Намного быстрее, но намного болезненнее.

– Сколько времени вам потребуется? – спросил Атрес.

«Сколько вы можете мне дать? – хотела спросить в ответ Кейн. – Как глубоко в вас пророс медиатор? Как долго вы сможете…» Но эти вопросы не имели смысла. Неважно, как далеко зашел процесс, ни она, ни Атрес не отказались бы от попытки расщепления. Каждый по собственным причинам, но в этом они были похожи.

Тем не менее вопрос, который она задала, с логической точки зрения вообще не имел никакого смысла:

– Это больно? – Она не так много знала о схематиках и вот уже два с половиной года изо всех сил старалась не узнать больше.

Должно быть, Атреса удивил ее вопрос, но ответил он сразу, не пытаясь подбирать слова:

– Как будто от меня отрезают части под наркозом. Я не чувствую боли, но осознаю, что теряю что-то важное.

Кейн не смогла в тот момент смотреть ему в глаза и намеренно перевела взгляд на окно в боковой стене. За плотным стеклом медленно плыли по небу облака.

– Мне не следовало спрашивать. Наверное, я не хотела это знать.

– Ваша жалость бессмысленна и никому не нужна. – Кейн не видела его лица, но говорил Атрес как обычно: бесстрастно и очень ровно.

– Что, если это не жалость, а чувство вины?

Дальнее облако чем-то походило на кита в небе. Смотреть на него было намного проще, чем на Атреса.

– Тогда это вдвойне бессмысленно. Вы не виноваты в том, что произошло со мной.

Его голос, взвешенный и спокойный, немного напоминал Кейн голос судьи.

– С вами – нет, – согласилась она и только тогда посмотрела Атресу в глаза. И правда как два дула. – Хотите, я исповедаюсь вам, Алан?

– Нет.

– Можете считать меня взбалмошной, но я все равно это сделаю.

– Я и без того так считаю, – сухо заметил он.

Странно было ловить себя на мысли, что ей не все равно. Что мнение Атреса, человека, которого она встретила совсем недавно, имеет для Кейн значение. И ей не хотелось его разочаровывать.

Увы, люди не всегда получают то, что им хочется.

– Знаете, Алан, вы не первый схематик, которого я встретила. Несколько лет назад был еще один человек. – Он не отреагировал на ее слова, выражение лица не изменилось, и Атрес не казался напряженным. – Несколько лет назад ко мне обратился Вольфган Хаузер. Возможно, вы слышали о нем.

Тогда Хаузер был известен.

– Нет, – равнодушно сказал Атрес.

Его сцепленные в замок руки покоились на столе, поверх одной из небесных карт, и все вместе наводило на мысли о каком-то странном собеседовании.

– Хаузер был основателем и владельцем «Золотого колеса», самого известного цирка в Цитадели и ее окрестностях. Он также был довольно успешным дрессировщиком.

– Он использовал медиатор?

– Для контроля над животными? Конечно нет, спирит неспособен на подобное. Но у него был медиатор иллюзий – Арлекин. Хаузер использовал его в программах. Я как-то видела одно его представление, оно было по-настоящему волшебным.

– Не отвлекайтесь. – Атрес неподвижно сидел напротив, и его интересовали только факты.

– Хаузер был схематиком на самой начальной стадии, – продолжила Кейн, вспоминая ту давнюю встречу. Детали стерлись, но какие-то вещи все еще снились ей по ночам: тесная, обклеенная афишами гримерка, букеты цветов и их душный запах и Хаузер, еще не успевший до конца оттереть грим. – Он не знал, что с ним происходит. Он думал, что его медиатор начал барахлить, иначе не рискнул бы обратиться к мастрессе.

Кейн помнила тот первый момент, когда взяла в руки Арлекина. Первые секунды непонимания: что это за схема? Почему она так странно звучит? Почему связана с Хаузером? А потом шок при мысли о том, что этот человек, мужчина лет сорока, устало и с любопытством глядевший на нее, ожидая, что она скажет, – обречен.

– Вы объяснили ему?

– Не сразу, – призналась Кейн. – Сначала сказала, что мне нужно все проверить.

– Вы уже знали правду?

– Да. Просто не представляла, как сказать человеку, что для него все кончено.

Может быть, Атрес считал это странным. Может быть, он думал, что Кейн на самом деле все равно.

– Это естественно, – бесстрастно заметил он. – Продолжайте.

– По закону я обязана была выдать Хаузера властям, но я этого не сделала. Мне это ничем не угрожало. Его превращение только началось, и оно шло довольно медленно. Медленнее, чем у любого схематика, про которых я читала потом.

– Но в конце концов вы сказали ему правду. – Атрес не спрашивал, утверждал, и он был прав.

– Да. Я обещала, что никому его не выдам. Мне хотелось дать Хаузеру хотя бы немного времени, пока процесс не зашел слишком далеко. Вы думаете, я лицемерка?

– Нет.

– А я иногда думаю так. – Кейн усмехнулась и добавила: – Но вас вряд ли интересуют мои переживания.

– Продолжайте.

– Я не стала давать ему надежду и рассказывать про метод расщепления. Он узнал о нем сам и через два месяца снова пришел ко мне. Хаузер… знаете, он действительно очень хотел жить. Он предлагал мне деньги, умолял о помощи, пытался угрожать… На самом деле он был хорошим человеком, но я все равно ему отказала.

Ей иногда это снилось: Хаузер у нее в кабинете на коленях со склоненной головой. «Пожалуйста, если не ради меня, то ради моей дочери. Пожалуйста, я найду деньги».

– Все хотят жить. Зачем вы мне об этом рассказываете?

– Это может касаться вас. – Кейн заставила себя внутренне встряхнуться. – У Хаузера была дочь, Эрика. Тогда ей было шестнадцать. Она очень любила отца.

Эрика тоже приходила к Кейн – упрямая светловолосая девчонка, которая казалась младше своих лет. Взбалмошная Эрика, которая не умела отступать.

– Когда я отказала им в помощи, она пошла учиться на мастрессу. Обычно обучение занимает от семи до двенадцати лет в зависимости от способностей ученика, но Эрика, как вы понимаете, очень торопилась. Она выбрала самый простой для освоения архетип – Мираж. И попала в мою группу. У Эрики действительно был талант. – Атрес слушал, не перебивая, и Кейн решила пояснить: – Люди выбирают Мираж по разным причинам: потому что легче остальных или просто им нравится. Это редкость, чтобы к архетипу была настоящая глубинная предрасположенность.

У самой Кейн было не так. Двенадцать лет назад, когда она поступала в университет, у нее был выбор из трех равно доступных ей архетипов. И она выбрала тот, что проще. Тогда спирит был для нее скорее возможностью сбежать от семьи и от статуса, а не истинным увлечением.

– Я ни разу не видела, чтобы кто-то осваивал программу с такой скоростью. У Эрики были настоящий дар и цель, ради которой она была готова на все. Она отличалась от остальных девочек в своей группе. Вообще от всех, кого я знаю.

– Но она не стала мастрессой, – заметил Атрес, словно точно знал это.

С другой стороны, если он искал мастрессу, ему наверняка были известны все, кто получил это звание.