Мишка

Был холодный февральский день. Мела метель. У булочной с тоской наблюдал за прохожими, спешившими по своим делам, несчастный лохматый пес с чёрной грязной шерстью и покорно ждал, может, бросит кто голодной собаке хоть небольшой тёплый кусочек хлеба. Но люди сновали мимо, некоторые, правда, останавливались, жалея собачку, и доставали из сумки угощение.

Целый месяц мимо собаки ходили двое прохожих, они всегда её угощали, но, однажды, остановились рядом. Мужчина с грустью сказал своей спутнице:

– У этого пса нет хозяина. Посмотри в его глаза, в них столько тоски…

– Да нет, – ответила женщина, – хозяин, наверное, в булочной. Или вон тот гражданин, который звонит в телефонной будке.

Но покупатели выходили из булочной, не обращая ровным счетом никакого внимания на собаку. И гражданин из телефонной будки тоже ушел, даже не взглянув в сторону пса. Тогда эти двое достали кусочек вкусного хлеба и протянули собаке. Она с жадностью съела его. Они достали ещё кусочек, и ещё…. Пёс ел и не мог насытиться. А когда люди собрались уходить, собака побежала за ними. Они так и дошли вместе до дома. Собака робко вошла в подъезд, заглядывая в глаза людям. Поднялась с ними до квартиры. Дверь открыли. Пёс вошел и сел у входной двери. Он не побежал нюхать воздух, проверяя, кто здесь живет, как это делают другие собаки. Он сидел и смотрел с тоской в глазах – выгонят или нет.

Своей тактичностью интеллигентный пёс покорил мужчину и женщину. Они смотрели на него и рассуждали:

– Интересно, какой он породы? Или «дворянин»?

– Какой же он грязный, лохматый… – ворчала женщина.

– Какой-то прям мешок с шерстью, – согласился мужчина.

– Как бы нам его назвать?

– Давай назовем его Мишок?! Нет, Мишка.

Пёс продолжал сидеть у двери, но что-то ему подсказывало, что его возьмут. Обязательно возьмут.

И действительно. Его взяли на руки, отнесли в ванную комнату, где долго-долго мыли. Когда отмыли и высушили, обнаружили, что перед ними стоит абсолютно пушистое облако слегка серебристого цвета. Мужчина с женщиной стали к нему приглядываться. Показалось, четвероногое существо похоже на пуделя. Но нет, сошлись во мнении, возможно, пудель и пробегал мимо мамы, но, скорее всего, он всё же «дворянин».

А на следующий день пригласили ветеринарного врача, который осмотрел пёсика и подтвердил, что это настоящий пудель. Здоров и молод. Его просто нужно откормить, так как он много скитался и наголодался.

Мишку откормили. Сделали ему собачью стрижку, и у него появился задорный помпончик на хвосте. Очаровательные ушки с курчавой шерсткой висели по бокам головы. В карих глазах блеснула искорка – теперь они весело смотрели на мир. Так, в нашем дворе появился серебристый пудель Мишка.

Скоро Мишка подружился с собаками и их хозяевами. Стал гулять каждый вечер на дружной собачьей площадке и прожил много-много лет со своими хозяевами, став их самым любимым пёсиком на свете.

Про лайку Беллу

Лайки – собаки особенные. Есть в них такое, чего ни в одной другой породе не найдёшь. Вернее, в каждой есть свои чудинки, свойственные именно конкретной породе. Белла – красивая лаечка зонарного окраса со стоячими ушками, хвост – колечком, крепкая, жизнерадостная. И был у Беллы закадычный друг Аякс, тоже лайка, и в скором времени Белла затяжелела: у неё должны были появиться детки.

Беременность повлияла на поведение будущей мамаши. Беременные вообще склонны ко всякого рода чудачествам. Как и у людей, у них изменяются вкусы, появляется так называемая пищевая интуиция беременной, повышается интерес к запахам, возникают странные желания. Ну и начудила Белла.

В один из вечеров беременная Белла вышла погулять с хозяином на собачью площадку. И тут появилась собачка породы акита-ину, эдакая девица, с которой у Беллы давно сложился конфликт. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. А неудобно с большим животом драться. Акита – хитрая бестия – из тех собачек, что не лают, а кусают. Видать, тявкнула Белле, что будущий отец её щенят – дворовой кот, и – понеслась! Драка случилась мгновенно, собаки покатились клубком.

У обоих шерсть густая с подшёрстком. Клочья летят во все стороны: то Белла вырвет кусок рыжей шерсти, то японка клок белого подшёрстка оторвёт. Еле-еле разняли задир. Поволок хозяин акиту домой, да не закрыл за собой калитку. Белла это приметила, и сиганула в ту калитку. Оглянулась напоследок, и – в ближайший лесок. Обычное дело для лайки.

Хозяин – за ней. Стал кликать Беллу. Как правило, она всегда откликалась: либо возвращалась на место, либо выскакивала из кустов, показывая, мол, здесь я. А тут тишина. Хозяин перепугался. Схватил плетёную удавку, пошёл в лес. Всё бы ничего, да заметили мужчину с верёвкой в руке два полицейских. Пошли потихоньку за ним. Подумали, висельник. Мужчина по лесочку мечется: лицо нервное, удавку руками теребит, кричит: «Белла! Белла!»

Полицейские решили, место мужик ищет, решил повеситься из-за какой-то Беллы. Хвать его под белы рученьки, и – в участок. Документов у мужика с собой нет, легенда про собаку полицейских не впечатляет. Мужик им что-то про беременную заливает, полицейские, знать, тащат его. Только через два часа его домой отпустили: всё это время выясняли информацию по клиенту.

Приходит мужик домой, встречают его встревоженная жена и Белла. И ухмыляется, паршивка, во всю свою лаечную пасть. Чуть не прибил беременную.

Жулька

В детстве мои родители, когда уезжали в отпуск, отвозили меня к дедушке и бабушке в подмосковный город Подольск, где те жили в частном секторе в небольшом домике на десяти сотках земли. В саду росли яблони, сливы, две вишни, вдоль забора сидели огромные кусты белой, красной и черной смородины и парочка – колючего крыжовника. Дедушка держал несушек, и каждое утро на завтрак заставлял всех выпивать по свежему, ещё тёплому яичку – прямо из-под курочки. Особенно дедушка радовался, когда появлялся голыш – яичко в плёнке, без скорлупы. Его дед прятал, собрав в шапку приблизительно десяток яиц, потом предлагал каждому на ощупь вытащить свой завтрак. Счастливчиком считался тот, кто вытаскивал голыша.

У дедушки с бабушкой водились свои любимцы. Бабушка обожала чёрно-белого пушистого кота Ваську, дед не чаял души в русском спаниеле Жульке, которого ему подарили его ученики. Всю жизнь дед учительствовал, а после войны был назначен директором школы.

Жулька частенько скандалил с Васькой. Кот жил в доме, и каждый день исправно ходил на улицу, где его поджидал спаниель. Жульку держали в будке, однако на цепь сажали редко. Очевидно, в душе пёсик завидовал Ваське, жившему при хозяевах в доме – в тепле, сытости, ласке, и за это исправно загонял кота на высокое дерево, где тот испуганно раскачивался на тяжёлых ветвях с полчаса, а то и больше, пока бабушка не обнаруживала это безобразие и не звала деда на выручку. Васька ругался с Жулькой, дед ругался с бабушкой.

Мы с Жулькой были друзьями – не разлей вода. Всё моё шкодство всегда проходило с участием спаниеля. Втихаря я выпускала из курятника кур, а потом бегала ловила их, чтобы снова загнать, понятное дело, Жулька постоянно был моим верным помощником. Почти каждый вечер меня отчитывали за непослушание, охали, де, куры с моим приездом стали плохо нестись. Ясное дело: когда тебя десять раз на дню гоняют по всему участку, да ещё и с собакой – тут не до яиц. Васька слушал, как меня ругают, философски жмурился и тёр мордочку лапкой: «Мур-р…» Проходит, мол, всё, пройдёт и это. Мне было шесть лет.

В выходной приехали мама с папой. Мы решили все вместе – дед, папа, мама, я и Жулька – сходить за грибами в лес. Утром собрались рано, еще только начало светать. Взяли корзинки, выпили чаю, свистнули Жульку и пошли. У последнего по улице дома все обратили внимание, что наш пёсик куда-то исчез. Дед начал его присвистывать, но Жульки и след простыл, а что такое поводок спаниель вообще не знал.

Через несколько минут раздался пронзительный женский визг, а в дырке под забором показалась Жулькина морда. Он яростно лез, крепко держа зубами дохлого цыплёнка. Через мгновение пёс уже подал дичь деду в руки и расплылся в широченной улыбке. Следом щелкнула калитка – перед нами возникла разъярённая фурия. Женщина орала благим матом, почти на ультразвуке:

– Задрал куря! На моих глазах! А ну, платите! На привязи надо держать свою собаку.

Дед полез в карман, протянул бабе деньги, взял Жульку за загривок и сделал вид, что треплет его в наказание. Пёс взвизгнул немного, хотя морда светилась от счастья. Баба быстро схватила деньги, вырвала из рук деда цыплёнка и растворилась за калиткой. Мы отправились дальше.

Дед подсмеивался и хвалил Жульку.

– Молодец, Жулик! Правильно мы тебя назвали. Хороший охотник, грамотно птичку взял. Без шума и пыли. А тётка бульон себе сегодня сварит.

Потом почему-то дед отстал. Не помню, то ли зашел к кому попутно, то ли ещё что, но мы с родителями ушли вперед. Жулька носился челноком – добежит до нас, и обратно деда искать.

Вскоре мы вышли к трассе, где со страшной скоростью проносились машины. Деда сзади не было, и мы вместе с Жулькой быстро перебежали дорогу. Жулька нырнул в кусты и исчез. Остановились подождать деда. Через некоторое время он показался с корзинкой по ту сторону дороги и замахал нам рукой. Жулька выскочил из кустов и пулей вылетел к нему навстречу…

Машина, которая сбила собаку, даже не притормозила. Нелюдь за рулём поддал газу и стал растворяться вдали. Посередине оживленной трассы, отлетев туда от сильного удара, теперь лежал недвижимо наш пёс, мой бело-чёрный Жулька, любимый дружочек, а под которым медленно растекалась лужа крови…

С диким, не детским криком я бросилась к пёсику, мама схватила меня и держала изо всех сил. На дорогу выбежал папа и, схватив Жульку на руки, вынес его оттуда. У пса текла кровь из ушей и из носа, но он был жив. Потрясённый дед, прошедший всю Великую Отечественную войну на передовой, стоял теперь со слезами на глазах. Папа осторожно передал Жульку в руки деда. От боли пёс взвизгнул и неожиданно прокусил ему руку насквозь.

Дедушка положил спаниеля на траву в кусты, и сказал, что нужно скорее идти домой за тележкой, чтобы аккуратно перевезти раненого домой. Я наотрез отказалась отходить от Жульки, и тогда дед с прокушенной рукой, из которой капала кровь, пошел сам. Жулькина голова покоилась у меня на коленях. Он даже не скулил, но слабел с каждой минутой. Я гладила его по голове и умоляла, чтобы он не умирал. Тогда я ещё верила в чудеса, надеялась, что кто-то там, на небесах, услышит меня – надо только очень сильно захотеть, – и собака обязательно выживет, и мы снова будем вместе гонять Ваську и кур. Я захлёбывалась слезами, мама боялась за мою психику, отец мрачно ходил вокруг и курил папиросы одну за другой, приговаривая, словно читал молитву: «Нельзя было переходить трассу, надо было здесь деда ждать…», почему-то обвиняя во всём маму: «Это всё ты! Ты! Пошли перейдём дорогу…»