В монастыре мне повстречался еще один хороший человек. В один из первых дней Олег подошел ко мне у священной реки, но я была в таком безупречном состоянии счастья от созерцания всего этого праздника жизни, именуемого Аарати, что просто на него посмотрела и не смогла сказать ни слова в ответ. А через несколько дней сон опять напомнил о себе. Мы сидели в кругу после вечернего занятия по йоге и беседовали. Каждый из нас рассказывал о себе: увлечения, цели, профессия. Тогда и выяснилось, что на нашем курсе многие, как и в московском сне – это актеры, бизнесмены, писатели. В общем, в тот вечер пришлось мне сознаться, что я бывший директор кадрового агентства, а Олегу – что он бывший генеральный менеджер крупной компании. Тем не менее, из всей группы, мы с ним оказались единственными, кто все же ушел из бизнеса, поняв, что есть и другая жизнь – помимо офиса, и как-то ненавязчиво начали общаться. Олег сразу поразил меня своим честным взглядом, желанием брать ответственность тогда, когда многие все же неохотно на это шли и, конечно же, тем, как он – мыл полы!

Однажды я пришла на занятие пораньше, когда еще трудились карма-йоги, чья очередь была мыть полы в тот день, и увидела настойчивую капель со второго этажа. Это был Олег. Он просто вылил ведро воды – и разом все очистилось, а потом хорошенько прошелся шваброй. Пол блестел, а мы смеялись и восторгались эффективностью этого простого флотского метода.

А еще у нас были незабываемые завтраки с видом на Гангу. Олег перехватывал меня перед самым входом в столовую, не дав наесться какой-нибудь дурацкой каши с фасолью, и, порой даже подтаскивая меня волоком, заставлял оказаться у панорамного окна в его улучшенном номере, для того, чтобы насладиться солнечными плодами манго, бархатистой папайей и крепким имбирным чаем. В те редкие минуты свободы от расписания, мы часто завтракали на его подоконнике и болтали о всякой возвышенной ерунде, обсуждали Бхагавад Гиту и сутры. Одно утро мне запомнилось особенно – мы ели нежнейшую красно-оранжевую папайю, но не она оказалась незабываемой, а просто брошенная Олегом фраза. Глядя в окно на спокойно разгуливающих индийских садху и бедных торговцев, он, оставаясь как всегда невозмутимым, тихо сказал:

– Знаешь Оль, смотрю я на них, вроде бы живут в говне, а так хорошо!

Почему-то сразу отбросило в Россию. При ее неустроенности почти на всей огромной территории, там – просто хорошо. Тоскливые березки и преимущественно грязные речки – а люди спешат на природу. Вспомнились мои родители, живущие в своем доме с огромным садом – в самом сердце Санкт-Петербурга, но упрямо посещающие русскую баню и так и не установившие душ в коттедже, потому что и так хорошо. Ох уж это «хорошо»! Возможно, это и есть пребывание здесь и сейчас, сантоша или удовлетворенность, но живем-то – в говне! Индия обнажает и заставляет посмотреть на то, что в России спряталось за вынужденной цивилизацией больших городов – нежелание перемен и боязнь всего нового.

А в неустроенный нищий Ришикеш просто приятно возвращаться. Люди здесь рождаются и сразу начинают преодолевать бедность, голод и болезни, но в их глазах – не видно злобы. Они радуются простым вещам: солнцу, теплу, кусочку чапатти и маленькому стаканчику масалы. Нам есть чему у них поучиться! Конечно, они все не прочь разбогатеть, но тем не менее, довольны малым. Многие живут на улицах – им нечего терять, и потому они никогда не будут похожи на изнеженных европейцев, которые просят налить индийский чай в одноразовый стакан. Они верят в перерождение и бесконечность, поэтому никогда не торопятся, иногда раздражая своей медлительностью – зато всегда присутствуют в том, что делают! Индия – как исправное зеркало в королевстве кривых зеркал лести многих развитых стран. Ее люди не плохие и не хорошие – они просто живые и честные. Здесь сразу пропадает желание выделиться, занять какой-либо пост, красиво разодеться – в Индии хочется быть собой: откровенно посмотреть на себя и осознать, кто ты есть на самом деле. Ты не профессия, не уровень достатка, не жена или муж, не брат и не сестра и даже не человек. Ты – просто Бог, а Богу не нужно что-то кому-то доказывать.

Идее написания этой книги я тоже отчасти обязана Олегу. Однажды, сидя на коврике перед лекцией, я решилась поведать другу о своем сне. Он с интересом выслушал, не перебивая, а потом просто сказал:

– Слушай, да тебе уже свой ашрам открывать надо!

Я естественно посмеялась над удачной шуткой и решила, что Ашрам – это уж слишком, а рассказать о том, чему научила меня Индия, мысль вполне стоящая. И начала записывать в ту самую пустую толстую тетрадку, полученную в первые дни обучения, самые ценные моменты моего путешествия.

Вместо молодого гуру из сна, моим учителем стала юная, но очень серьезная немка по имени Дженни. Она не жалела ни сил, ни времени для того, чтобы мы стали настоящими учителями йоги, а не безразличными к судьбе будущих учеников псевдомастерами.

Дженни сразу стала для меня примером человечности, внимательности и безжалостности к себе.

У нас не было панибратских отношений, т. к. она всегда старалась соблюдать грань и оставаться для группы учителем – иначе мы перестали бы перенимать ее знания и просто хихикали бы дни напролет. Но мне нравились ее настрой и манера вести занятия. Каждое утренняя практика начиналась со звука «Аум», открывающей мантры, несложной разминки, шести кругов Сурья Намаскар, асан из комплекса великого мастера Шивананды, шавасаны и закрывающей мантры, ведущей к истинному знанию и свету. Дневное занятие было очень похоже на утреннее, но более интенсивное и без элементарной разминки. И, как я писала ранее, каждый день оба урока повторялись. Но – что меня поразило – ни один йога-класс не оказался скучным! Во сне я сбежала из Ашрама на десятый день, а здесь хотелось быть всегда. Самое удивительное, что при одинаковом наборе асан, каждое занятие казалось уникальным. Тогда я поняла простую вещь – асаны не меняются, но меняемся мы. Я сегодняшняя никогда не стану мной вчерашней. Именно поэтому даже оказавшись на любимом острове где-нибудь в Сиамском заливе, вдруг понимаешь, что он так же хорош и уютен, но уже не тот, что прежде. Тогда спрашиваешь себя: неужели так сильно изменился остров? Да не особенно. Меняемся мы сами. Наш мир внутри меняет мир снаружи.

И все же среди всех этих неповторимых картинок калейдоскопа разноцветных занятий, состоящих из одинаковых стеклышек, одно мне показалось особенно прекрасным.

Однажды Дженни принесла ситар и сообщила о том, что всех нас, включая ее, ждет сюрприз. Это занятие она назвала «Кундалини». И оно очень отличалось от всех занятий по кундалини йоге¹⁵, которые были в моей жизни прежде. Мы также входили в привычные асаны, но оставались в них не одну-две минуты, а шесть или даже десять. Та же самая ришикешская серия Шивананды превратилась в глубокую медитацию. Вместе с тем, это был и самый музыкальный класс – во время каждой асаны Дженни повторяла мантру, направленную на соединение с той чакрой, которую мы особо задействовали в данном положении тела, и играла на ситаре. Однако несмотря на все эти звуки или благодаря им, именно тогда я впервые поняла, что это значит – наполниться тишиной.

Когда закончилось занятие, совсем не хотелось говорить или бежать, как частенько бывало ранее – хотелось молча плыть и созерцать. Очень хотелось не расплескать это чудесное состояние. Медитация мигом перенесла в совершенно иной – параллельный мир, наполненный присутствием. Как просто быть собой, никуда не спешить, не растрачивать слова на пустую болтовню… и как сложно. Как редко мы бываем такими! В эти минуты понимаешь, что нет смысла сотрясать воздух без особой надобности. Мы так мало знаем о мире – нужно просто смотреть, слушать, дышать. Это самое большее, что можно сделать сейчас – просто быть…

Помимо йоги, у нас были занятия по философии, пранаямам и пение мантр – и все это время было заполнено любовью и глубиной другой удивительной женщины. Мы звали ее Матаджи¹⁶, и она, действительно, была как мать всем жителям Ашрама. Очень многое поражало меня в Садви Абха Сарасвати (таково ее духовное имя). Ее стопы – всегда чистые и розовые, как у младенца, несмотря на то, что она ходила исключительно босиком. Ее самоотрешенность: еще в юные годы она поняла свое предназначение, но у нее уже был муж и маленький ребенок, поэтому Матаджи ушла в монастырь, только воспитав детей. Даже теперь, будучи матерью для тысяч душ, она не перестает помогать растить внуков, а они у нее чудесные! Ее мягкая улыбка была тем «волшебным пинком», который заставлял нас встать в 5 утра и прийти, на самом деле, не на урок пранаямы, а просто – к ней. Однако самое странное переживание, вызванное ее образом, произошло у меня в день посвящения на курс. Была ягья¹⁷: мы просили милости у солнечного пробуждающего к новым знаниям Савитара¹⁸ для успеха в занятиях, а потом всем студентам Матаджи завязывала веревочку на руке. Когда очередь дошла до меня, я посмотрела в ее глаза – и чуть не отшатнулась! Там была бездна. Таких глубоких глаз я не видела больше нигде и никогда.

Пример Матаджи научил меня принимать неизбежное, а взгляд ее бездонных глаз еще раз убедил, что я на верном пути. А еще она учила нас правильно понимать Бхагавад Гиту: не осуждать господа Кришну за безжалостные наставления воину Арджуне перед неминуемой битвой на Курукшетре. Матаджи рассказывала о них, как о реальных персонажах, но было очевидно, что это символы. Правитель Арджуна представляет собой человечность, а вместе с тем, неизбежную одержимость эмоциями и жалости к людям – ему не хочется проливать кровь, тем более своих братьев. Его возница Кришна – голос души, который говорит, что войны не избежать – самое важное, следовать своему предназначению, какие бы непростые решения не пришлось принять. Как бы тяжело не было терять самое дорогое – пусть даже свое благородное лицо – если душа говорит оставить это и пойти своим путем, надо встать и идти, не оглядываясь назад.

Как ни по-детски звучит, но мне это чувство неизбежности знакомо по простой чашке кофе. Ты еще не уверен будешь ли его пить, но проходя мимо кафе берешь капучино зачем-то. Ты еще не коснулся губами стаканчика, но кофе «уже выпит». Он был выпит в тот момент, когда тебе протянули сдачу, а вернее, еще раньше, когда ты только остановился у кафе. Выбор сделан – значит, событие состоялось. Ты держишь чашку в руке, и кажется, что пить его вовсе не обязательно – ты можешь случайно пролить или просто отдать стаканчик бродяге, но где-то внутри, ты точно знаешь, что он будет выпит и выпит именно тобой. И самое потрясающее во всем этом то, что даже твоя спонтанная остановка у кафе, давно решенный вопрос.

Арджуна – воин.

Воин – должен сражаться.

А значит – его ждет битва.

И иначе быть – не может.