***

А на следующий день, после обеда, начались постоянные дежавю.

Первый день занятий – всем студентам предлагают сесть в круг. Второй – раздают толстые тетради с мантрами¹¹ и их переводом. Все бы ничего, если бы открыв свою тетрадь, я не увидела совершенно белые страницы.

Сразу вспомнился сон и те три вопроса, записанные в пустые толстые тетради.

Дальше – больше! Каждый день вмещал в себя весьма насыщенное расписание.

В пять утра – подъем, стакан воды и обязательный прохладный душ. В шесть, с класса пранаямы, начинались занятия. И понеслась! С семи до восьми тридцати мы гнулись на хатха йоге. Потом собирались за долгожданным завтраком, состоящим преимущественно из аюрведических каш (самых неожиданных сочетаний бобов, круп и специй), чая с молоком (как выяснилось позже, многие студенты предпочитали упрямо верить в то, что это был хоть и слабенький, но все-таки кофе) и даже фруктов, что было большим исключением, сделанным для нашей прихотливой группы. Обычно на завтрак отводилось примерно полчаса. Оставалось еще минут пятнадцать-двадцать перевести дух, чтобы уже в девять тридцать углубиться в изучение курса по методике преподавания йоги, после которого, без лишних проволочек, ровно в десять тридцать начиналось пение мантр или чантинг. Чантинг плавно перетекал в лекцию по чтению и толкованию первоисточников («Бхагавад Гиты»¹² и «Йога-сутр»¹³ Патанджали) – мы просто меняли книжечки с мантрами на внешне примерно такие же – с сутрами. С двенадцати до тринадцати был час карма-йоги (бескорыстное служение: мытье полов и прочая уборка), а затем в час дня нас ждал заслуженный сытный обед. И все бы было просто чудесно за этой поистине желанной трапезой, если бы не одно условие – вкушать пищу в полной тишине.

Ох, сложно передать, как непросто нам давались эти немые минуты столь редкого свободного времени. Так хотелось поделиться своими маленькими открытиями, сделанными во время практики, обменяться впечатлениями и вообще узнать друг друга получше, но мы просто наполняли тарелки, садились в падмасану¹⁴ и принимались за еду. Однако позже все мы смогли оценить неоспоримые плюсы этого молчания. Благодаря осознанности за обедом многие из нас забыли (конечно не сразу) про переедание и умудрились сохранить в порядке желудок, но самое главное – мы научились чувствовать вкусы еды. И именно вкусы, а не вкус.

Есть такое правило в аюрведе – для хорошего усвоения пищи и насыщения физического, духовного и эмоционального тела, еда должна сочетать в себе шесть вкусов: кислый, сладкий, горький, жгучий или острый, соленый и терпкий или вяжущий. Потребность эта вполне обоснована: все эти виды вкусов присутствуют в плазме крови. Так что если трапеза состоит преимущественно только из сладкого, соленого или любой другой парочки вкусов – поесть, конечно, можно – но это будет из серии компромиссов с собственным организмом. Но, как известно, желудок, как и мозг – не любители компромиссов. Они тот же час уличат вас в обмане и вскоре попросят чего-нибудь новенького. В те дни мне сразу стали понятны рецепты многих индийских блюд и даже напитков. Оказывается, пряный чай, сладости, состоящие из круп, специй, фруктов, овощей и орехов одновременно и даже стремление уличных торговцев посыпать свежий огурец всем на Свете, а именно: солью, перцем, сахаром, в довершение сдобрив лимоном – вовсе не причуды, а просто мудрое влияние аюрведы!

Но вернемся к нашему обеду. Казалось бы, стандартное сочетание: рис, дал, сабджи и чапати. Но рис, оказывается, на самом деле не пресный, а чуть сладковатый. Овощное сабджи – кисло-сладко-соленое, а если добавить бамию (овощ с телом фасоли и вкусом зеленого перца и кабачка одновременно) – с приятной горчинкой и вяжущее. Дал вообще идеален – он и соленый, и в меру острый, горький и терпкий. Его основной ингредиент – бобы – сами по себе сладковаты, а наличие помидора дает кислинку. Ну а постные чапати совсем скоро стали казаться и вовсе особым лакомством наподобие тонких французских блинчиков. Все это могло остаться за кадром, если бы не мудрое условие тишины и осознанности. И что уж точно было бы нереально, если бы мы, за увлекательным разговором, мели все с тарелок, так это встать и всего час спустя легкой походкой отправиться в зал для йоги, где в 14.00 нас уже ожидали на втором, более прикладном занятии для будущих преподавателей с проработкой мельчайших деталей асан. И снова в бой! В 15.30 мы просто убирали тетради (но не коврики) и приступали к полноценной полуторачасовой практике йоги. Разомлевшие после шавасаны (позы расслабления) мы спешили в душ, чтобы в 17.30 успеть застать еще одно чудо – Аарати.

В Ришикеше нет кино и театров, да они там и не нужны, но без чего уж точно не представить столицу йогов – это без Ганга Аарати. Набережная напротив Пармат Никетана издалека начинает казаться укрытой небывалых размеров цветным покрывалом: санньясины в оранжевом, студенты в белом, гости со всего мира во всех его цветах заполняют каждый квадратный сантиметр ступеней, ведущих к священной реке. На закате, когда зрительный зал полон, начинается оно – сказочное представление! Звучат мантры, пуджари (ведущий мероприятия) зажигает волшебную лампу, и совершает ею круговые движения вокруг алтаря. Затем освященное пламя предлагается присутствующим. И сотни людей, вместо того, чтобы толкать друг друга, по очереди протягивают руки к огню, чтобы «умыться» им: очистить уязвимое физическое тело от болезней, ум – от непостоянства и вечно бегущих мыслей, а сердце наполнить теплом Божественного света. И тогда становится совершенно ясно, что все это не представление, на «трибунах» сидят – не зрители, и пуджари – не просто «ведущий». Это священный ритуал почитания Бога пламенем живого огня, и каждый участник здесь не случаен. Каждый вечер все эти люди приходят сюда, как на свидание с Богом, чтобы самозабвенно петь мантры, хлопать в ладоши и благодарить Его за все, что у них есть. В руках у многих маленькие корзиночки из банановых листьев с лепестками роз и крохотными свечками. Быстрая Ганга с любовью принимает каждый подарок, и вот солнце садится, а свет не гаснет: он продолжает жить с трепетом маленьких, но ярких свечей, зажженных от божественного огня и от чистого сердца.

Так мы встречали закат и провожали еще один светлый день.

Наполненные духовно, для пущей гармонии, мы шли наполняться физически: в 19.30 был ужин. Хоть целый час мы могли просидеть в столовой, продолжая тему наполнения или отправиться на прогулку, но не более, чем на час! Ведь в полдевятого всех гулен и гурманов собирала медитация. И, в общем-то, не удивительно, что в 21.30 открывая глаза после «внутреннего созерцания», мы спешили их снова закрыть, только уже на подушках и в горизонтальном положении.

И все было бы великолепно, если бы не одно «но»: все это расписание и даже набор асан повторялись изо дня в день. Все шло по кругу. Мне стало интересно – что же я выберу на самом деле – наяву, а не во сне, где я ухожу из ашрама и нахожу себя в ночном клубе в Москве с тремя вопросами (хорошо, не пулями) в голове и ощущением бессмысленности побегов – ведь ничего не меняется, просто круги становятся побольше.

Мы все постоянно возвращаемся в свою «Москву» – набор привычных действий, людей, которых мы тащим за собой целую жизнь и очень переживаем, когда хоть кто-то из них все же находит смелость выйти из круга и идти своею дорогой. Сразу думаем, что-то с ним не так: он уже не пьет виски, не ест мясо, не спешит подсидеть начальника – да не иначе как сошел с ума! Однажды моя близкая подруга детства сказала с тяжелым вздохом сожаления, что с тех пор, как я стала заниматься йогой и встретила своего первого учителя, я уже не та… А я молча смотрела на нее и думала, что как раз именно тогда и началась моя жизнь.

Но что меня ожидает здесь, в светлом ашраме Parmarth Niketan?

А ожидало – много тепла и искренних людей! Весь наш разношерстный курс в возрасте от 20 до 45: из Бразилии, Латвии, Израиля, Канады, США, Франции, России, Мексики, Южной Африки, Германии и самой Индии – можно было без труда отличить по белоснежным одеждам и веселым улыбкам. Мне повезло жить под одним потолком с самой заботливой на всем белом Свете американкой Меган и дружить с самой душевной израильтянкой Джулией, рожденной в перестроечной России. Меган, как родная сестра, тихонько будила меня в 5.15 утра и угощала чаем с имбирем и лимоном, который умудрялась бесшумно заварить, в то время как я силилась разлепить веки, лежа на жесткой монастырской кровати. Тем не менее, не проснуться было невозможно: ровно в пять в здании прямо под нашими окнами начинали петь монахи, прерывая любую фазу сна. А как только мозг начинал свои утренние интерпретации, лежать становилось просто бессмысленно: он живо и очень правдоподобно рисовал картины будущих занятий и трубил во все гудки о приближении нового чудного, неповторимого, наполненного открытиями дня!

Хорошенько взбодрившись под холодным душем, пока в жестяной кружке лениво остывал ароматный чай, я спешила к другой монастырской сестренке – Юле (той самой Джулии), для того, чтобы передать эстафетную палочку пробуждения, подняв ее с постели. Однако не всегда эффективно. Зачастую, Юля подбежав к двери с бодрым криком: «Уже бегу!», вселяющим надежду на ее серьезный настрой отправиться на пранаяму, вновь отходила ко сну, что и не удивительно, ведь накануне в десять вечера она гуляла с каким-то древним бабой (или святым человеком), ходила на Гангу, пела полюбившиеся ей мантры – в общем, до полуночи была занята.