Несколькими часами ранее.
Мэтт
Когда нас с Ларри вызывают к директору по одному, я уже знаю, что меня там ждет. У меня было с десяток таких взбучек и даже не от одного директора, а этот мистер Смит при знакомстве и вовсе показался мне слабаком, несмотря на высокий рост и шкафоподобную фигуру. Что он может сделать? Максимум – выгонит из школы. И такое бывало. Ничего нового.
А вот Ларри не разделяет моего спокойствия. Он нервничает и мечется, словно загнанный зверь.
– Это Оливия нас заложила! – вопит он. – Надо было сразу ее припугнуть!
– Да успокойся ты, – говорю я. – Рано или поздно это должно было произойти.
– Но не на первой же партии!
– Да чего ты дрейфишь, у них нет никаких доказательств. Мы были в слепой зоне камер. И вообще говори, что ты просто мимо проходил, а остальное я разрулю.
Ларри смотрит на меня, как на ненормального.
– Я ей все равно отомщу, – рычит он. – Подловлю вечером в бассейне, будет знать!
– Забудь, – отмахиваюсь я. – Вот за такое тебе точно влетит! А может, это вообще была Молли?
Тут подает голос Кевин, который во время нашей небольшой перепалки молча пялился в учебники.
– Молли не могла вас заложить! Сами виноваты, и нечего на девчонок валить.
– Че ты вечно за нее заступаешься? – злится Ларри. – Она все время тебя динамит!
– Успокойся, – одергиваю соседа, а сам пялюсь на Кевина.
Он изначально был против нашей затеи немного подзаработать, но отговорить нас не смог, поэтому предпочел не вмешиваться. Хотя кто его знает. Я внимательно наблюдаю за мимикой парня, но он ничем не выдает ни капли волнения.
***
Когда раскрасневшийся Ларри выскакивает из кабинета директора, я спокойно поднимаюсь с кресла в приемной и подхожу к двери, которую боятся все провинившиеся ученики пансиона.
– Мистер Смит? Можно? – спрашиваю.
– Входи, Мэттью, – злобно цедит он, покручивая увесистый перстень на безымянном пальце.
Мистер Смит походит скорее на охранника, нежели на руководителя. Высокий, широкий в плечах, склонный к полноте, но удерживающий вес на грани. Его массивные ладони смотрятся нелепо на директорском столе, заваленном бумажками.
– Ты всего несколько недель у нас, а уже попался, – он сверлит меня взглядом – проверка на вшивость. Я знаю этот прием.
– Не понимаю, о чем вы, – спокойно отвечаю, усаживаясь в кресло напротив директорского стола, хотя мне не предлагали присесть, и легкомысленно закидываю ногу за ногу.
Остается только закурить. От этой мысли я непроизвольно слегка улыбаюсь. Мистер Смит замечает это.
Мое наглое поведение бесит его. Он краснеет на глазах, начинает дышать отрывисто и вполне предсказуемо переходит на крик. Я «выключаю звук» и жду, пока этот гневный директорский припадок закончится.
– Ты хоть понимаешь, какой будет урон репутации школы, если я заявлю на тебя? – разбираю я вопль директора.
Понимаю другое: единственное, что заботит мистера Смита – это репутация его элитного пансиона. Он не хочет разбираться, был ли факт торговли травкой, главное, чтобы об этом никто не узнал. Впрочем, ничего неожиданного. Еще один директор-лицемер.
В итоге я отделываюсь наказанием: запретом на целый месяц уезжать из школы. Вместо отдыха мне предстоит выполнять какие-то работы в выходные и посещать среди недели дополнительный факультатив на выбор. Изощренный попался директор. Зря я его недооценивал. Лучше б сразу исключил. Вот бы отец взбесился.
Я выхожу из кабинета с той же невозмутимостью, с которой заходил, и встречаюсь в приемной с миссис Смит, женой директора и учителем музыки. Она иногда помогает секретарю. В ее взгляде читается укор, но мне плевать.
– Какие у вас тут можно взять дополнительные предметы? – спрашиваю.
Она протягивает список. Я быстро пробегаю взглядом и фыркаю:
– Изобразительное искусство? В выпускном классе? Вы серьезно?
– Да, – отвечает она неожиданно мягко вопреки своему взгляду. – Почему бы и нет? Не все же станут юристами, как ты, Мэтт. Миру нужны и музыканты, и художники…
Я морщусь при упоминании своей будущей профессии, которую за меня выбрал отец.
– Да понял я, понял, – говорю.
– Ты рисуешь? – зачем-то спрашивает она.
Я действительно рисовал в начальной школе, и очень даже хорошо, пока отец не решил, что это просто забава и точно не для мальчиков. Вместо этого он отправил меня на бокс. И сейчас я смотрю на список предметов, рассуждая, что лучше: пару уроков изобразительного искусства или актерское мастерство и прочая муть. В моих глазах рисование явно выигрывает.
– Рисовал в детстве, – отвечаю я. – Как и все.
– Ну, вот сходи, – уже совсем мягко произносит женщина, протягивая мне расписание факультативов. – Можешь всем говорить, что это я выбрала курс за тебя.
Миссис Смит участливо улыбается, а я не могу понять, почему она так ко мне относится, ведь я ДОЛЖЕН БЫТЬ НАКАЗАН.
Я растерянно киваю и отправляюсь в зал. Сейчас по расписанию у меня бокс. Отец и тут не мог не вписать его в мой график. Зато этот навык – весомый аргумент для сохранения нейтралитета по отношению ко мне в каждой новой школе. Кроме того, битье по груше здорово помогает сбросить напряжение и злость, что мне сейчас просто необходимо.
Следующие сорок минут я колочу грушу, представляя то отца, то директора попеременно. Затем принимаю душ, и меня совсем отпускает и злость на мистера Смита, и растерянность из-за мягкого отношения ко мне миссис Смит.
Ну и что с того, что ближайший месяц я не поеду домой? Меня и так там не сильно ждали. Плохо только то, что придется работать в выходные, и пока непонятно, как именно.
Когда я возвращаюсь в комнату, Ларри там нет. Меня охватывает нехорошее предчувствие.
– Где Ларри? – спрашиваю у Кевина. – Уже поздно.
– Не знаю, он давно ушел куда-то.
– Он успокоился?
– Какое там!
Я быстро выскакиваю из комнаты и мчусь в сторону бассейна. Именно там Ларри грозился подловить девчонку. Сначала я врываюсь в мужскую раздевалку, заглядываю в душевую и в бассейн. Там никого нет. Тогда я приоткрываю дверь в женскую душевую и, едва сделав это, слышу гневный голос Ларри. Я тут же врываюсь внутрь и вижу голую, мокрую, забившуюся в угол душевой кабины Оливию. Ее знобит от холода, и мне становится противно из-за поведения Ларри.
Я, конечно, тоже не ангел: могу подраться или продать кому-то косячок, но зажимать слабую девчонку против ее воли… Это как-то подло.
Я машинально заслоняю девушку и пытаюсь вразумить Ларри, что она невиновна. По одному ее виду понятно, что она вряд ли и муху обидит, не то, что на нас настучать. Но Ларри не верит.
Я снимаю свою футболку и, не оглядываясь, протягиваю ее девчонке.
– Это точно она, – продолжает твердить Ларри. – Ты не врубаешься! Она же племянница директора!
Я оборачиваюсь и смотрю на Оливию, пытаясь сопоставить ее реакцию и новые факты. И все равно у меня не вяжется. Не то чтобы я мастер читать по лицу, но, думаю, в такой ситуации даже дерзкая девчонка уже призналась бы. А Оливия явно не из их числа.
Ларри бросается на меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему. Перехватываю руки парня и отталкиваю его прочь.
К счастью, этот придурок понимает, что я не собираюсь менять свое мнение и, демонстративно сплюнув, уходит.
– Где твоя одежда? – спрашиваю у девчонки. Почему-то я чувствую вину перед Оливией, хотя гадко с ней поступил Ларри, а не я.
– В бассейне, – чуть не плача, сообщает она.
Нет, это не она сдала нас. Совершенно точно. Возможно, ее подружка, но эта девчонка слишком безобидна.
Я бросаю быстрый взгляд на нее, и этого достаточно, чтобы заметить, как чудесно смотрится моя футболка на голом теле Оливии. Мне становится весело от этой мысли, но я стараюсь спрятать улыбку. Отворачиваюсь и иду доставать ее одежду. Оливия плетется за мной, как побитая собачонка, и мое веселое расположение духа пропадает: еще больше становится жаль ее.
Вещи Оливии промокли и опустились на дно бассейна, раздеваться и прыгать за ними мне лень.
«Не хватало в бассейне двух голых и мокрых», – снова озорная мысль пробегает в сознании, и я борюсь с ухмылкой.
Ищу взглядом что-то, что могло бы мне помочь вытащить одежду из воды, и замечаю на стене сачок для инвентаря. Взяв его, вылавливаю полотенце и халат девушки.
– Это все? – спрашиваю.
Оливия утвердительно кивает. Я не могу смотреть на нее, кажется, девчонка вот-вот разревется. Глупая. Нашла из-за кого расстраиваться. Хотя я и сам не в восторге от методов Ларри. Даже злюсь на него. Буллинг девочек – это средство для слабаков, а я к ним Ларри не причислял. До этого момента.
Выжимаю одежду девушки, хочу отдать ей и уйти, но Оливия выглядит такой напуганной, что я решаю проводить ее до комнаты. Хотя и уверен, что Ларри не станет караулить ее. По крайней мере, сегодня.
Во мне борются противоречивые чувства: с одной стороны, неловко из-за поведения соседа, а с другой – короткого взгляда хватило, чтобы понять, что девчонке невероятно идет моя майка, едва прикрывающая аппетитную попку. В иной ситуации я бы непременно озвучил свои мысли вслух, но сейчас это неуместно. Оливия явно еще не отошла от шока, и испугается еще больше, если я скажу что-то подобное. Я пытаюсь пристыдить себя за такие мысли, но глупая улыбка все равно упорно лезет на мое лицо, как я ни пытаюсь от нее избавиться.
Я оставляю девчонку у ее комнаты и сразу же ухожу к себе. С Ларри выяснять отношения не собираюсь, поэтому просто заваливаюсь спать, вспоминая, как сексуально смотрится моя футболка на прекрасном теле Оливии. Так и засыпаю с глупой улыбкой на губах.
15 января, среда.
Оливия
Утром я чувствую себя еще хуже, чем вчера. Как ни странно, за ночь мой стыд не улегся в душе. Молли все еще спит, хотя будильник уже прозвенел. От одного взгляда на майку Мэтта мои щеки заливаются краской. Это же надо было так опозориться!
Футболка уже высохла, и я решаю положить ее в сумку, чтобы отдать владельцу при встрече. Когда я складываю майку, до меня доносится легкий аромат парфюма. Я подношу ее к лицу и вдыхаю свежий и в то же время сладкий запах. Необычный парфюм для парня.
– Этого я и опасалась: все-таки стокгольмский синдром настиг тебя, Ливви, – констатирует Молли, потирая глаза. – Будь осторожна!
Я вздрагиваю от ее слов, складываю футболку и убираю в сумку.
– Я просто собираюсь отдать майку, – зачем-то оправдываюсь я.
– Ага, – соглашается Молли, но по ее тону понятно, что она мне не верит.
– Мне пора, – заявляю я и убегаю из комнаты.
– Рано же еще, – доносится мне вслед голос подруги.
Перед уроками очень хочется заглянуть в музыкальный зал. Едва пальцы прикасаются к клавишам пианино, неизвестная мелодия наполняет все пространство вокруг, успокаивая меня.
***
На уроке я не слушаю учителя, пытаюсь по памяти записать новую мелодию, которая родилась утром. После смерти родителей со мной такое часто случалось: вместо того чтобы плакать, я садилась за пианино и играла те ноты, которые приходили в голову и отражали мои чувства. Но за последний год ни одной новой композиции не появилось. Наверное, боль притупилась. Я стала привыкать к своей утрате.
Сегодня же мне удалось вылить свою обиду и отчаяние в музыку. Мелодия получилась тревожной и динамичной, почти как те, которые я писала после гибели родителей.
***
Мэтт
После уроков приходится плестись на факультатив по рисованию. Хорошо хоть учительница, мисс Эйприл, оказалась молоденькой и симпатичной, а не какой-нибудь злющей грымзой. И все равно мне не хочется ее слушать. Я беру карандаш и машинально начинаю рисовать от скуки.
Несколько лет я не держал карандаш в руках, но, кажется, мои пальцы помнят, что делать. Мышечная память. Я просто наношу штрихи на бумагу, и с каждой новой линией все отчетливее вижу, как на листе появляется портрет мисс Эйприл.
Закончив свою короткую лекцию, учитель подходит ко мне.
– Мэттью, мне кажется, ты совершенно не слушаешь меня, – укоризненно говорит она. – Если тебе что-то непонятно, давай…– заметив мой рисунок, мисс Эйприл замолкает и начинает внимательно рассматривать его.
Я довольно улыбаюсь: ей явно льстит мое внимание, хотя она пытается этого не показывать.
– Мэттью, где ты учился? – спрашивает учитель, все еще разглядывая портрет.
– Ой, это было сто лет назад, – отмахиваюсь я.
– У тебя хорошо получается, хотя технику, конечно, нужно подтянуть, – задумчиво произносит она. – Останься после занятия на пару минут.
– Вы ко мне пристаете, мисс Эйприл? – спрашиваю я, приподняв одну бровь.
В классе становится тихо, все ученики с любопытством наблюдают за разыгрывающейся сценой.
– Мэтт, – строго одергивает меня учитель, при этом густо краснея. – Я просто хотела сказать, что у тебя очень хорошо получается, только нужно устранить некоторые недочеты.
Она берет карандаш и начинает уточнять мой набросок, попутно комментируя, как выявить форму при помощи светотени и где поставить блики на зрачках, чтобы глаза стали более выразительными. И хотя я вовсе не собираюсь заниматься этим серьезно, почему-то слушаю ее и внимательно слежу за движениями карандаша и ластика.
В конце концов мисс Эйприл поднимает взгляд на меня:
– Мэтт, это очень здорово. Правда.
– Да ладно, – отмахиваюсь я, забрав наконец свой альбом. – Все так умеют.
– Не все, Мэтт.
Когда урок заканчивается, я быстро собираю свои вещи и направляюсь к выходу. Ура, на сегодня я свободен!
– Буду ждать тебя на следующем уроке, – бросает мне в спину мисс Эйприл.
18 января, суббота.
Мэтт
Это полный отстой! Теперь каждые выходные я должен убирать мусор на территории школы. К счастью, в эти дни почти все ученики уезжают домой, и никто не может стать свидетелем моего позора.
Ближе к обеду, когда отвожу тележку для мусора на склад, я нахожу плюс в сложившейся ситуации: в дальнем углу школьного двора, за хозяйственными постройками, участок настолько неровный, что под забором вполне можно пролезть и незаметно выбраться за территорию школы. Ученики там не бывают, а потому не знают о такой чудесной возможности. Вероятно, по этой причине директора не волнует данный момент. Зато я вижу отличную перспективу – смыться можно в любой момент.
До этого мне приходилось прятать косяки в комнате, и это, конечно, очень, очень рискованно, особенно после того, как нас с Ларри сдали директору. Перед встречей с мистером Смитом я избавился от всего, но риск проверки комнаты теперь висит над нами постоянно. Основную часть товара я храню в своей машине, которая стоит на стоянке, за воротами пансиона, и возможность в любой момент оказаться по ту сторону забора очень сильно меня вдохновляет. Теперь бы найти способ незаметно покинуть здание школы.
Вход и выход из корпуса происходит по именным карточкам, поэтому имя любого, кто не возвращается в пансион до десяти вечера, сразу высвечивается на компьютере охраны. Исключения составляют выходные дни – ученики подают информацию о том, что они уезжают к родителям, и тогда их отсутствие не вызывает проблем.
Если бы у меня была возможность выйти из школы незаметно в любое время, я мог бы хранить товар в машине постоянно и ходить за ним по мере надобности.
На окнах пансиона в целях безопасности установлены замки, и открыть их без ключа можно только на проветривание. Пожарные выходы есть во всех корпусах, но на них стоят электрозамки, открывающиеся автоматически в случае пожара. Мое внимание привлекает пожарная лестница, идущая с крыши учебного корпуса как раз с той стороны, где расположены хозяйственные постройки. Лишь эта дверь на крышу заперта на обычный замок: я убедился в этом еще в первую неделю пребывания в школе, когда искал места, где можно заныкать травку в случае чего.
Добыть ключ и сделать дубликат гораздо проще, чем иметь дело с электронным замком, открытие которого вполне может высвечиваться на пульте управления охраны. Кроме того, эта лестница находится в слепой зоне камер, ведь никто и не думает, что ученик сможет попасть на нее.
План в моей голове начинает вырисовываться.
***
25 января, суббота.
Всю неделю я наблюдаю за охраной: на ночь остается только один охранник, который обычно уходит из холла в пункт наблюдения. По звукам, доносящимся оттуда, я могу судить, что он смотрит спортивный канал или спит (в зависимости от того, кто на смене), а не пялится в мониторы, как должен бы. Проще всего с мистером Барром: он засыпает к двенадцати, поэтому в это время я уже в холле, дожидаюсь «условленного» храпа и крадусь к стойке охраны. Тут я непременно попадаю в поле зрения камеры, но этого, к сожалению, нельзя избежать. Охранник спит. Если все пройдет гладко, пересматривать записи не станут. Да и в полумраке холла узнать фигуру в безликой черной одежде и капюшоне будет непросто.
Я нахожу на стенде нужный ключ (к счастью, они подписаны) и уверенно иду к лестнице. Поднимаюсь и открываю дверь на крышу. Порыв прохладного воздуха достигает моего лица, ветер треплет волосы. Я, улыбаясь, направляюсь к краю крыши. Всего тремя этажами ниже – земля. Вот она свобода. Спустившись вниз по пожарной лестнице, иду к хозяйственным постройкам, а там пролажу под забором.
– Ну что, мистер Смит, плевать я хотел на ваш запрет покидать школу, – говорю я вслух.
О проекте
О подписке