– Получите вашего дядюшку, мисс, – бодро пробасил Паттерсон, статный молодой мужчина с умным веселым лицом, украшенным залихватскими усами. – Кстати, вам крупно повезло: мы часто отменяем операции, если они назначены на пятницу, тринадцатое число. А сегодня как раз тринадцатое – правда, не пятница, но я все равно не рискнул оперировать. Шучу, конечно! Просто операция не понадобилась. Лет пятьдесят можете ко мне не показываться, сэр. Только впредь будьте аккуратнее с оливками!

– Мне кажется, я все еще чувствую эту косточку, – робко пожаловался сэр Уильям, прикасаясь к горлу.

– Нет, сэр, я вас от нее избавил, вы же сами ее видели! – рассмеялся доктор. – Знаете, бывает, что пациенту с ампутированной конечностью кажется, что его уже не существующая рука или нога все еще болит. Это, к счастью, не ваш случай – у вас всего лишь остаточное ощущение. Впрочем, если беспокоитесь, приходите ко мне еще раз на прием завтра. Буду рад убедиться, что вы живы и здоровы.

Он улыбнулся Патрисии и скрылся в кабинете.

Сэр Уильям еще не совсем пришел в себя после случившегося, и поэтому они с Патрисией, выйдя из здания хирургического отделения, решили немного передохнуть, прежде чем ехать домой. В центре четырехугольного внутреннего двора больницы журчал фонтан. К нему и направились дядя с племянницей и уселись на нагретую солнцем каменную скамью. Патрисия пыталась выведать у дядюшки причину странных звуков во время приема, а тот отшучивался и говорил, что предпочел бы об этом забыть.

Несколько почти прозрачных облачков застыли на небе, словно раздумывая – то ли объединиться, то ли раствориться; легкий ветер играл листьями деревьев, переворачивая их обратной, серебристой стороной; яркие пятна цветников и свежая зелень газонов радовали глаз; вода в фонтане шелестела, выливаясь в бассейн из чаши, которую поддерживали четверо упитанных каменных малышей. Было спокойно и мирно.

Внезапно рядом послышались тяжелые шаги и сиплый кашель. Сэр Уильям и Патрисия повернулись и увидели рослого констебля с багровым лицом и вытаращенными слезящимися глазами. Он вытянул руки вперед и зашевелил ими в непонятных жестах.

– Что с вами случилось? – участливо спросил пожилой джентльмен.

Констебль открыл рот, но вместо слов при каждом вдохе и выдохе из его горла вырывались еще какие-то булькающие переливчатые трели.

– Вы подавились? – догадался сэр Уильям, вставая.

Констебль, сделав над собой неимоверное усилие, грустно булькнул:

– Свистком.

С большим трудом сдерживая смех и одновременно искренне сочувствуя, дядя с племянницей взяли беднягу под руки и повели туда, откуда сами недавно вышли.

Медсестра-блондинка из приемного покоя, снова увидев их, слегка удивилась. Узнав, в чем дело, она повела всю троицу – полисмен продолжал держаться за своих провожатых – к кабинету доктора Паттерсона. Лицо девушки при этом не меняло приветливо-заботливого выражения, только глаза весело блестели. Она постучала, но ответа не последовало. Постучала еще раз – и опять безрезультатно. Тогда, сделав знак подождать, девушка вошла в кабинет одна. Послышался ее тихий возглас. Через секунду она, встревоженная, выглянула из кабинета, ухватила за руку проходившую мимо молоденькую медсестру, шепнула что-то ей на ухо и снова скрылась. Медсестра метнулась в соседний кабинет и тут же выскочила оттуда, за ней спешил тот самый хмурый седой врач, которого Патрисия ранее приняла за Паттерсона. Вбежав в кабинет, они захлопнули за собой дверь.

Дядя с племянницей недоуменно переглянулись. Слух о том, что происходит что-то неладное, чудесным образом мгновенно разнесся по палатам, и возле кабинета доктора Паттерсона начали скапливаться обеспокоенные пациенты, приковылял даже мужчина на костылях. Посетители, ожидающие в приемном покое, стали заглядывать в коридор и присоединяться к разрастающейся толпе.

Патрисия вдруг – с опозданием – подумала: а ведь все забыли про несчастного констебля!

Впрочем, оказалось, что не все. Девушка услышала спокойный голос своего дяди, доносившийся из-за колонны:

– Наклонитесь, будто хотите завязать шнурки на ботинках… Нет-нет, колени не сгибайте! Вот так… А теперь покашляйте, сильно. А я в этот момент – уж простите – шлепну вас между лопаток… Так! Еще раз, сильнее!

Кашель, кряхтение, шлепки – и наконец раздался стук упавшего на пол маленького предмета, а сразу за этим последовал шумный, свободный вдох и такой же выдох. Девушка заглянула за колонну: сэр Уильям ободряюще похлопывал констебля по плечу, а тот, обливаясь слезами, сиял счастливой улыбкой.

– Вы мне прямо жизнь спасли, сэр! – с чувством прохрипел полисмен, когда смог говорить.

– Ну что вы, не преувеличивайте!

– Откуда вы знаете, что нужно делать? Вы врач?

– Нет, мой дорогой. Просто имею… ммм… некоторый жизненный опыт. Думается, вам следует умыться. Мне кажется, в конце коридора я вижу соответствующее заведение. – Сэр Уильям заметил свою племянницу: – Мы сейчас вернемся, Пат.

Пожилой джентльмен с констеблем удалились, а девушка осталась их ждать. Из-за общего гомона невозможно было понять, что происходит в кабинете.

Через несколько минут оттуда вышли седой врач и обе медсестры. Врач мрачно оглядел собравшуюся толпу и объявил:

– У доктора Паттерсона случилось острое недомогание. Сегодня он больше вести прием не будет. Его пациентов примут другие врачи. Сестра Барлоу, – обратился он к блондинке, – распределяйте их между мной и доктором Баббингтоном, когда он придет. И еще…

Он наклонился к девушке и что-то тихо сказал ей на ухо. Та кивнула и побежала на свой пост, в приемный покой.

– А вы, – врач повернулся ко второй медсестре, – побудьте с ним. Только ничего там не трогайте. Позовете меня… когда будет нужно.

Та неуверенно взглянула на него, но послушно вернулась в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь. Больные в коридоре стали взволнованно переговариваться, слышались реплики: «Что с ним?.. Сердце, наверное… Доктора тоже, бывает, болеют…» Хмурый врач громко произнес:

– Прошу пациентов разойтись по палатам, а персонал – проследить за этим!

Он тихо пробурчал: «Черт знает что! Отделение хирургии – а больные скачут, как зайцы!» Потом снова повысил голос:

– Все, кому уже оказали помощь, покиньте отделение! Те, кто ожидает своей очереди, пройдите в приемный покой и обратитесь там к медсестре!

Девушка растерянно огляделась: ее дяди и полисмена не было видно. Медсестры уводили больных от кабинета доктора Паттерсона, те подчинялись неохотно, оглядывались, некоторые пытались вернуться.

Хмурый врач направился было к себе, но остановился возле Патрисии и довольно грубо поинтересовался:

– А вы чего ждете, мисс? Вы ведь уже были на приеме?

– Да, – испуганно пискнула та.

– Я должен вам отдельно повторить то, что сказал всем?

– Нет, – ответила девушка в той же тональности.

Врач неожиданно смягчился:

– Простите… У нас сегодня будет напряженный день. Впрочем, как и всегда…

Он махнул рукой и зашагал дальше.

Тут, наконец, появились сэр Уильям и умытый констебль. Они пожали друг другу руки, после чего полицейский поспешил к выходу, гулко топая тяжелыми ботинками.

– Что с доктором Паттерсоном? – спросил пожилой джентльмен Патрисию.

– Не знаю, – сказала та. – Кажется, заболел.

– Надеюсь, ничего серьезного. Что ж, на сегодня приключений достаточно. Едем домой.

Закончив сверять отчет, инспектор Найт придвинул к себе толстый журнал и открыл страницу с содержанием.

– Интересуетесь естественными науками? – полюбопытствовал Джек Финнеган, успевший разглядеть название – «Природа»¹⁰.

– Здесь попадаются статьи, полезные для нашей работы, – откликнулся инспектор и надолго замолчал, листая страницы.

Репортеру было решительно нечем заняться. Склонив голову набок, он принялся изучать корешки книг на полке, подвешенной над письменным столом. Среди них он заметил «Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции», смутно знакомые ему имена – Ф. Гальтон и А. Бертильон, а также совершенно неизвестные – Л. фон Ягеманн и П. фон Фейербах¹¹. Он прочел все названия, следуя взглядом от книги к книге сначала слева направо, затем справа налево. Затем он наклонил голову на другой бок, так что буквы перевернулись для него вверх ногами.

– Любовь – кровь, беда – навсегда, – неожиданно сказал Найт.

– Ч-то?! – вздрогнул Финнеган и выпрямился.

– Это вам рифмы для буриме, – пояснил инспектор. – Я заметил, что вы заскучали.

– Издеваетесь! – простонал газетчик.

В этот момент в кабинет заглянул дежурный констебль.

– Срочное донесение от коронера¹², – сказал он, отдал Найту записку и вышел.

Финнеган затаил дыхание.

– Ну, вот вы и дождались, – заметил инспектор, изучив текст.

– Что там? – оживился газетчик.

– Смерть в больнице Святого Варфоломея.

Финнеган удивился:

– Разве в таких случаях вызывают коронера?

– На этот раз коронеру показалось необычным, что скончался не пациент, а врач.

Инспектор Найт, коротко переговорив с коронером, быстро прошел в хирургическое отделение больницы Святого Варфоломея. Джек Финнеган, с блокнотом и карандашом наизготове, едва поспевал за ним – он озирался по сторонам, чтобы не пропустить ни одной детали для будущего красочного описания: отмытый до блеска дощатый пол в коридоре; выбеленные стены; высокие потолки с лепными карнизами; большие окна, пропускающие много света; медицинские сестры в длинных белоснежных передниках поверх серых форменных платьев и накрахмаленных чепчиках, завязанных под подбородком…

– Помните условия мистера Монро? – говорил Найт на ходу. – Ни во что не вмешивайтесь и никого не расспрашивайте.

– Но я мог бы помочь! – робко возразил Финнеган. – Многие ведь боятся говорить с полицией.

Инспектор скрипнул зубами, но, подумав, что доля правды в его словах есть, уступил:

– Хорошо. Но только с моего позволения. Если случайно узнаете что-то интересное, немедленно сообщайте мне.

Остановившись у кабинета доктора Паттерсона, Найт постучал, как ему сказали в приемном покое: два раза, пауза, еще три. Изнутри послышались торопливые шаги, в замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и появилась девушка в сестринской форме. Она была совсем юной, с простым, широким деревенским лицом – наверно, из тех, кто приехал искать работу в большом городе. Сестра посторонилась, пропуская инспектора. Финнеган сунулся было вслед, но Найт его остановил:

– Вам туда нельзя.

– Но…

– Все запишете потом с моих слов.

– Как скажете, – разочарованно протянул газетчик, но тут же с надеждой спросил: – А можно мне пока побеседовать с медсестрами?

– Не возражаю, – разрешил Найт и шагнул внутрь.

Доктор Паттерсон, еще два-три часа назад – энергичный молодой мужчина, неподвижно лежал на полу посередине своего кабинета в скрюченной позе, согнув колени и неестественно вывернув руки. Голова его была закинута назад, на лице застыло выражение боли и страха.

– Вас зовут…? – обратился инспектор Найт к медсестре.

– Лоусон, – откликнулась та дрожащим голосом.

– Это вы пытались его спасти?

– Да, я. И еще доктор Хилл и сестра Барлоу. Она первая его увидела и позвала на помощь. Но мы ничего не смогли сделать, ничего! Господи, он так мучился!

– Где находился доктор Паттерсон, когда вы вошли?

– Да вот прямо здесь, где и сейчас.

– Что с ним произошло, вы знаете?

– Нет, – девушка испуганно покачала головой. – Вам лучше спросить доктора Хилла. Он просил сказать ему, когда вы… ну, то есть полиция… придете. Позвать его?

Найт кивнул, и сестра выскользнула из кабинета, явно испытывая облегчение из-за того, что ей больше не нужно находиться в запертом помещении с мертвецом.

Инспектор огляделся. Обычный кабинет врача: письменный стол, умывальник, кушетка для пациентов, ширма. На тумбочке у стены – закрытый футляр с инструментами; некоторые аккуратно выложены на кусок марли вместе с какими-то непонятными жутковатыми приспособлениями. Этажерка с книгами и журналами. Шкафчик со стеклянной дверцей, за которой видны полки со стройными рядами пузырьков и коробочек. На письменном столе – ничего лишнего, все предметы расположены параллельно-перпендикулярно друг другу и так, чтобы до них было удобно дотянуться.

Найт поднял лежавший на боку стул – очевидно, его опрокинул умирающий, когда вставал из-за стола. Также очевидно, что доктор пытался добраться до выхода, но не смог – упал. Кроме этого опрокинутого стула, никаких других признаков беспорядка в кабинете не было заметно.

Разве что еще одна деталь: на поверхности стола подсыхало темное пятно, залившее лежавшую там раскрытую тетрадь. Рядом на блюдце стояла чашка, на донышке которой оставалось еще немного – с чайную ложку – черного кофе. Инспектор заглянул в тетрадь, не прикасаясь к ней: доктор Паттерсон вел записи о приеме пациентов. За сегодняшнее число там значилось лишь одно имя – и это имя было инспектору знакомо.

Дверь без стука отворилась, и в кабинет вошел хмурый седой врач.

– Патрик Хилл, хирург, – представился он. – Мы с Паттерсоном коллеги… были коллегами.

Он отошел к окну и встал там, прислонившись к подоконнику и скрестив на груди сильные руки.

– Сегодня доктор Паттерсон принял только одного пациента, в одиннадцать пятьдесят, – сказал Найт, кивая на испачканную тетрадь. – Это в порядке вещей?

– Конечно, нет, обычно бывает гораздо больше, – откликнулся Хилл. – Но сегодня мы оба оперировали, с восьми до половины двенадцатого.

Инспектор понимающе кивнул и неожиданно спросил:

– Почему вы распорядились вызвать коронера?

Врач растерялся – но лишь на секунду – и ответил:

– Внезапная смерть от неясных причин.

– Это редкость в вашей работе?

– Не часто, но случается.

– Вы были с доктором Паттерсоном в его последние минуты. Вы заметили что-то странное?

– У него были судороги и приступы удушья, – неохотно ответил хирург. – Чем они были вызваны – сказать не берусь.

– Может быть, что-то вам показалось подозрительным? – настаивал инспектор.

– Ничего! – огрызнулся Хилл и добавил с сарказмом: – Простите великодушно, если напрасно потревожил!

– Напрасно или нет – этого мы пока не знаем, – спокойно сказал Найт. – У вас есть какие-либо предположения о причине смерти вашего коллеги?

– У меня нет предположений. Знаю лишь, что это внезапная смерть.

– То есть доктор Паттерсон ничем не болел?

– Он был совершенно здоров, в расцвете сил – ему всего лишь тридцать два. – Раздражение в голосе врача сменилось сожалением. – Когда я прибежал, у него уже началась агония, помочь было нельзя. Он скончался у меня на руках буквально через пару минут.

– Когда именно это случилось, вы помните?

– Да. Мы всегда фиксируем время смерти – так положено. Я запомнил автоматически: двенадцать двадцать пять.

Найт сделал пометку в своем блокноте и заметил небрежно:

– Странно: кофе разлит, а чашка стоит ровно в центре блюдца. Вряд ли ее поставил туда сам доктор Паттерсон.

Хилл помедлил, прежде чем ответить:

– Это я сделал. Наверное, машинально.

Инспектор попросил чистый пузырек и, получив, аккуратно перелил в него остатки кофе из чашки. При этом он отметил, как напряженно наблюдает за ним врач.

– Что ж, подождем, пока не станет ясна причина смерти доктора Паттерсона, – сказал Найт, опуская пузырек в карман.

– Я вам больше не нужен? – спросил доктор Хилл.

– Только по такому вопросу: я хотел бы, чтобы тело осмотрел наш эксперт. Это возможно сделать здесь, в больнице?

– Конечно. Если хотите, я договорюсь.

– Буду вам признателен. Пожалуйста, закройте дверь на ключ, после того как унесут тело.

– Да, разумеется, – сдерживая нетерпение, пообещал врач и шагнул к выходу. – Если понадоблюсь – я почти всегда здесь.

Выйдя в коридор, инспектор Найт поискал глазами своего спутника – тот разговаривал с двумя медсестрами. Лицо Джека Финнегана выражало крайнюю степень участия, в голосе звучали мягкие, доверительные интонации, а жесты были сдержанными и плавными. Репортер не отвлекался, чтобы записывать, но смотрел своим собеседницам прямо в глаза и время от времени понимающе кивал головой и вставлял короткие сочувственные реплики. «Работает профессионально», – не мог не отметить инспектор и направился в приемный покой.

Светловолосая медсестра, ободряюще улыбаясь, объясняла женщине с забинтованной рукой, где находится аптечный киоск. На ее миловидном лице не читалось ни тени недавних переживаний – оно выражало спокойную уверенность и приветливость, словно сестра разговаривала не с пациенткой, а с соседкой, заглянувшей за рецептом домашнего пирога. Инспектор дождался, когда женщина ушла, приблизился к конторке и только тогда заметил, что веки у медсестры покраснели и припухли.

– Вы прекрасно держитесь, мисс Барлоу, – похвалил он.

Та пожала плечами:

– А как же иначе? Нельзя показывать больным, что мы чем-то встревожены. Это может их испугать. А я первая, кого они видят, когда приходят в наше отделение.

– Да, верно.

– Вы хотите еще что-нибудь уточнить? По-моему, я уже рассказала все, что знала.

– Скажите: вы записываете адреса пациентов?

– Обязательно. Потом я помогаю врачам заполнять лечебные карточки.

– Тогда у меня личный вопрос: доктор Паттерсон принял сегодня пациента по фамилии Кроуфорд. Мне хотелось бы понять, тот ли это человек, которого я знаю.

Сестра Барлоу раскрыла лежавший на столешнице конторки журнал в тканевой обложке, страницы которого были исписаны ее ровным ученическим почерком, и прочла:

– Уильям Генри Кроуфорд, Гросвенор-стрит.

– Да, это он, – кивнул Найт.

– Можете не беспокоиться за своего знакомого, – улыбнулась девушка, – это был легкий случай. Доктору Паттерсону не понадобилось и двух минут, чтобы… – Ее лицо вдруг омрачилось, губы задрожали: – На двенадцать был записан еще один пациент, на осмотр после операции. Но он почему-то не явился… Боже мой! Если бы он пришел, то и я зашла бы к доктору Паттерсону раньше и тогда мы, может быть, успели бы ему помочь! Какая трагедия! Ведь он совсем молодой! У него осталась жена… вернее, теперь уже вдова…

Медсестра украдкой огляделась, вытащила из кармана фартука носовой платок и промокнула глаза.

– Я хотел бы – на всякий случай – узнать домашний адрес доктора Паттерсона, – попросил инспектор.

Девушка тут же назвала улицу и номер дома.

– Вы помните адреса всех своих коллег? – удивился Найт, записывая.

– О, нет, конечно! Просто я только что отправила посыльного к миссис Паттерсон, нужно ведь было ее известить… А вообще-то я храню у себя все адреса – на случай, если понадобится кого-то срочно вызвать.

К конторке неуверенно подошла девочка-подросток; она тащила за собой зареванного малыша лет пяти, который прижимал к груди окровавленную кисть. Сестра Барлоу немедленно переключила внимание на них.

Инспектор направился обратно в отделение, слыша ласковое воркование девушки: