Часть первая. Детство

Глава первая. Мамина дочь

1989 год

Поля помнила себя в четыре года. Отрывочно, но ясно. В те времена мир был иным, а она сама смотрела вокруг восторженными глазами. В эпоху Полиного детства малышей одевали похоже. Всех укутывали в унаследованные от старших шубки, а ноги утепляли войлочными валенками. Рукавицы пришивали к резинке и протаскивали через петлю-вешалку – не потеряются. Летней одежды Поля не запомнила, слишком долго тянулись в Ленинграде зимы. За мир и настроение в доме отвечали плюшевый Чебурашка и кукла по имени Лера.

Увидев эту куклу в универсаме, Поля почти перестала дышать от восторга. Лера дерзко улыбалась, сверкая голубыми глазами, а каштановые волосы, остриженные по-мальчишечьи коротко, блестели под лампой магазина. Поля не могла устоять перед этим образом, таким непохожим на её собственный. У Поли волосы были светлые, самого неприятного мышиного оттенка, какой только возможно представить у девочки-дошкольницы, а личико – округлым, плавными формами намекавшим на неуверенность и боязливость. Такой же казалась и фигура – не толстой, но чересчур мягкой для четырёхлетки. Об этом Поля думала много позже, отыскав забытую Леру в коробках со старыми вещами. А в детстве она лишь инстинктивно тянулась к своей противоположности. Лера! Как изумительно смотрелись чёткие линии её лица, задорная улыбка и стройная фигура. Поля сняла куклу с полки в универсаме и залюбовалась, не в силах оторвать взгляд.

– Хочешь эту куклу? – отчего-то всхлипнув, спросила мама.

Но Поле некогда было даже ответить, она не могла наглядеться на это лицо, такое счастливое, открытое и уверенное. Мама осторожно высвободила куклу из Полиных пальцев и унесла. Унесла на кассу. Так их стало трое.

Поля, мама и Лера жили в однушке на первом этаже хрущёвки, продуваемой ветром насквозь. Панельный дом тепла не хранил, промерзал зимами, и мать часто включала большой масляный радиатор. Хрущёвка примостилась рядом с другими такими же недалеко от метро Новочеркасская. Во времена Полиного детства станция называлась Красногвардейская, но Поля скорее знала, чем помнила это. Они с мамой редко спускались в подземку. С маленькими детьми в метро неудобно – так объясняла мать. Зато у неё был проездной – карточка автобус-трамвай-троллейбус. Ею мама пользовалась, чтобы добираться до работы. А больше никуда и не ездила.

Работа. Так называлось это магическое место, куда мать исчезала пять дней в неделю. Поля представляла, что, когда вырастет, тоже поедет на работу. В этих детских фантазиях она рассказывала людям о своей работе с гордостью, а все вокруг понимающе и одобрительно кивали. Полина бабушка Настя, жившая на пятом этаже в их подъезде, объясняла ей: мама трудится, чтобы в доме были хлеб, каша и масло.

– А конфеты? – нетерпеливо спрашивала Поля.

– И конфеты, – вздыхала бабушка Настя.

Мама скромно молчала о своей работе, но бабушка Настя объяснила. Мать не жалела себя ради того, чтобы люди читали книги. Она ловко направляла их между стеллажами с пыльными фолиантами и свежими томиками в ярких обложках, ограждая от ошибок выбора. Бабушка Настя по секрету доверила Поле тайну: мама провожала одних к знаниям, а других в вымышленные миры и видела по глазам, кому какая книга поможет в жизни. Она прививала людям такие важные качества, как, например, трудолюбие и взаимовыручка. Задача ответственная, требующая недюжинного ума, внимательности и упорства. Лёгкое ли дело – подбирать книги. Мать была библиотекарем. На такую работу абы кого не возьмут, только очень ценного товарища. Так объясняла бабушка Настя.

– Запомни, деточка, – поучала она Полю чётким, поставленным и совсем не старушечьим голосом. – Мама твоя работает ради тебя и ради будущего! Твоего и всех советских детей!

Бабушка Настя молодой женщиной пережила войну, потеряла всю семью: отца и мужа на фронте, а в блокадном Ленинграде умерли от голода её мать и дочь-младенец. Это её вывезли по льду Ладоги из прорванного страшного кольца. Некоторое время она жила в Калининской области, в эвакуации, но после войны вернулась и поступила в университет. Учёбу, правда, так и не закончила – вышла замуж второй раз и родила дочь. Но Ленинград не покинула.

– Великий город наших с тобой предков, Поля! – говаривала бабушка Настя. – Только здесь я буду жить.

Тогда Полю не интересовали истории из молодости бабушки, но позже она до слёз жалела, что не запомнила и половины из её рассказов.

Эта весьма пожилая, но невероятно подвижная женщина излучала здоровье, щеголяя ядрёными грудями и округлыми бёдрами. Такой запомнила её Поля. Ни следа не оставил в облике бабушки Насти голод тысяча девятьсот сорок второго. Лишь одна черта напоминала о пережитой войне. Она всё время пыталась накормить Полю, ласково приговаривая: «Кушай, деточка». А Поля не заставляла себя долго просить. Живя с мамой вдвоём, она легко усвоила: всегда надо делать то, что от неё хотят. Так будет правильно, и мать не расстроится. Не упрекнёт, не повысит голос, не накричит.

Бабушка Настя присматривала за Полей в рабочие дни. Ей она была родной бабушкой, маминой матерью, но Поля называла её «бабушка Настя», потому что существовала ещё бабушка Ксюша, заезжавшая в гости редко.

Иногда соседи приводили к бабушке Насте своих детей, а та присматривала за малышнёй, пока родители были заняты делами. Взамен кто дефицит какой для неё доставал, кто конфетами баловал, кто деньжат подкидывал. Во всём подъезде, а то и в доме, знали, что она умеет управляться с детьми, вот и норовили ей подсунуть своих отпрысков. Но такое чаще случалось в выходные, когда Поля была с мамой. Позже Поля осознала: чужие родители иногда хотели сходить в кино на взрослый фильм, навестить друзей, выпить или побыть одни. Эта мысль мучительно зрела у Поли в голове несколько лет, ведь её мать всего этого не делала. А если куда-то собиралась, то брала Полю с собой.

В год тысяча девятьсот восемьдесят пятый, когда появилась на свет Поля, рождаемость в стране продолжала ползти вверх, но в их доме все другие дети были постарше. Даже встречая Полю у бабушки Насти, они не интересовались малявкой.

Каждую зимнюю субботу, пока в Ленинграде лежал снег, мама водила Полю на горку. Общим нерабочим днём в библиотеке было воскресенье, но мать устроила так, что второй, плавающий, выходной у неё выпадал на субботу. Мама одевала Полю в шубку, в которой та становилась неповоротливой и неуклюжей. Это был сложный процесс, требовавший терпения от всех участников. Мама просовывала в петлю вешалки, пришитой собственноручно, толстые варежки на резинке, а затем отправляла их в тёмные отверстия рукавов. Поля покорно выдерживала эти манипуляции как неизбежные, ожидая с потаённым восторгом, когда они окажутся у заветного спуска, плотно укрытого снегом. Она сама уже научилась ловко просовывать ноги в войлочные валенки, восхитительные на ощупь, и даже галоши сверху надевала сама. Перед выходом мама снимала с крючка на стене меховую шапку, а Поля застёгивала её под подбородком на тугую пуговицу. Это не всегда получалось, и тогда мама помогала. Упаковку завершал шарф в несколько слоёв, и лишь после этого они выходили на улицу.

Первую часть пути Поля чаще всего шла сама. Иногда даже весь путь. Но случались дни, когда мама собиралась вечером по делам и торопилась, тогда она усаживала дочь на санки и катила её по белому скрипящему снегу. А Поля смотрела на полосы от полозьев, и в груди шевелилось необъяснимое волнение. Ведь они с мамой оставляли след для тех, кто пойдёт кататься после них. По двум чётким бороздам люди непременно найдут дорогу на горку, не заблудятся. От осознания того, что они с мамой показывают путь и другим, Поля чувствовала тепло внутри и погружалась в счастливую солнечную пелену.

Утром на горке народу всегда было немного. На склон претендовали лишь несколько малышей. Все одинаково неуклюже усаживались на санки и катились вниз. Кто повизгивал от восторга, а кто сосредоточенно сопел. Родители подхватывали санки у подножия горки, помогая отпрыскам поднять их наверх. Но не Поле, которая знала: маме тяжело бегать вверх-вниз каждый раз, потому что она работает и устаёт. Она быстро научилась справляться с санками сама и поэтому с гордостью тащила их наверх. В шубейке это было тяжеловато, и Поля пыхтела от усердия, а к щекам приливал жар. Довольная, она взбиралась на самую высокую часть склона.

Раскатанные малышами дорожки Полю не интересовали. Сердце звало туда, где с визгом и смехом стрелой уносились вниз старшие мальчишки. Они снимали с санок спинки, ложились на них животом и, отталкиваясь руками и ногами, достигали невиданной скорости. В их присутствии Поля боялась этих спусков. Мальчишки шумели, толкались, не пропускали её и не дожидались, пока тот, кто внизу, отойдёт с трассы. Из-за этого у подножия горки случался завал. Он пугал Полю сильнее всего. Мальчишки смеялись, и она видела, что они специально вреза́лись друг в друга, устраивая кучу-малу. И уже не было понятно, где кто, а где чьи санки. Мальчишки визжали, толкали друг друга в сугроб и забрасывали снежками. Однажды такой умело слепленый ледяной мячик прилетел и замешкавшейся Поле, с интересом глядевшей на их игры. Болезненный удар хлёсткого снежка чуть было не заставил её реветь. Но Поля отвернулась от горки, где наверху ждала её мать, и проглотила слезу несправедливой обиды. Мысль, что мама увидит слёзы и не поведёт больше её сюда, испугала сильнее боли.

Однажды утром, когда склон пустовал, Поля впервые попробовала взрослую трассу. Мать отказалась снять спинку у санок и строго-настрого запретила ей делать это. И Поля приготовилась катиться сидя, как поступала всегда. Она боялась. Не доверяла этой высокой трассе, примятому с вечера снегу и далёкому сугробу внизу. Внутри всё сжималось, ветер холодом обдувал лицо. Поля неслась вперёд, и страх со скоростью санок превращался в уверенность и восторг. Получилось! Она не рухнула в снег, как мальчишки, она спустилась! Поля побежала наверх. Она скатывалась ещё и ещё. А вскоре уже помогала себе на разгоне пятками, чтобы нестись вниз ещё быстрее, ещё стремительнее. Теперь ей снова хотелось снять спинку у санок и даже завалиться в далёкий сугроб.

После таких катаний варежки Поли всегда покрывались мелкими льдинками, и она любила облизывать их, за что мать ругалась и заставляла надеть другие – сухие.

Поля быстро освоила склон и теперь не боялась ездить одновременно с мальчишками. Те катались наперегонки, но Поля не могла с ними тягаться – спинку у санок мать всё ещё не позволяла снять. Но вскоре поддалась на просьбы дочери. Поля легла животом на крашеные доски санок. Они были красивого голубого цвета: чуть ярче зимнего неба, но чуть бледнее платья, в котором продавалась кукла Лера. Поля вцепилась обеими руками в алюминиевый каркас санок. Осторожно оттолкнулась и покатилась вниз. Эксперимент проводила на низком склоне, но со следующей же попытки забралась повыше. А затем ещё выше – закрепить успех. Такой способ оказался и быстрее, и маневреннее.

В тот хрусткий от мороза январский день, который Поля помнила всю жизнь, она каталась рядом с мальчишками. Они устроили соревнование, кто дальше проедет, и Поля изо всех сил старалась им показать, что умеет разгоняться и маневрировать на склоне не хуже. Но те не замечали её усилий. Словно и не видели девочку. Но вот, набравшись храбрости, она попросила у самого младшего на вид мальчишки разрешения поучаствовать. Они как раз оба скатились с горки, и Поля осмелилась заговорить, оставшись с ним наедине. Но тот резко взглянул на неё и побежал на горку, прихватив с собой санки. Поля попробовала ещё раз. Наверху она спросила у другого мальчика. На вид он был постарше.

– Отвали, мелюзга! – крикнул он. – Нам тут не до тебя!

А голос его прозвучал так неприветливо, резко, заносчиво, что Поля отшатнулась. Рядом был склон. Она бросилась животом на санки, а глаза застлала пелена. Прежде чем ехать по новой нераскатанной трассе, Поля всегда присматривалась к ней, изучала. Никогда не совершала безрассудных поступков. Но в тот момент всем распоряжалась обида. Из-за пелены в глазах и давящего ощущения в горле Поля не смогла удержать санки, вильнувшие влево. Полозья наткнулись на камень под нераскатанным снегом, и она покатилась кубарем. Мир завертелся, а санки перелетели через Полю и поехали вперёд. Лицо окутал холод снега, а во рту застыл металлический вкус, очень похожий на вкус сосулек с её рукавиц. Поля в последний раз перевернулась и, открыв глаза, увидела солнечное январское небо. Секунду не могла сообразить, почему она здесь. Но, вспомнив, мгновенно вскочила на ноги. Сверху уже бежала мама.

– Не ушиблась, не больно?