И сникла вдруг прямо на пороге. Сама не знала, откуда в ней берётся эта отчаянная храбрость или совершенная глупость. Как в тот раз, в первом, когда она отобрала у Малюты очки Миши Багашевского. Теперь Поля застыла на пороге класса. Не успела закончить свой порыв, остолбенела. Разум сковал её. Остановил. Но было довольно уже сделанного.

Услышали все: и Тамара Тимофеевна, и Малюта. Поля всё ещё пребывала в своём внутреннем мире, пытаясь осознать, почему же она не может совладать с порывами совести. Тогда ей было жаль Мишу, и она за это поплатилась. Теперь Поля пожалела Вовчика – неплохого, в сущности, мальчика, но чересчур шустрого. Поля думала, а Тамара Тимофеевна уже выскочила в коридор. Малюта остановился. А Вовчика и след простыл. Учительница, скорее всего, даже не заметила, что шум возник из-за её собственного сына.

– Малюткин, опять ты? – осведомилась Тамара Тимофеевна. Она сделала грозное лицо, но куда ей было до Влады, которая умела глазами молнии метать. – Ни один конфликт без тебя не обходится. Что тут у вас произошло?

– Всё в порядке! – заверил классную руководительницу подскочивший Паша.

– Да, мы тут ждём урок, – поддержал откуда-то из-за широкой Пашиной спины маленький ростом Игорь.

А Малюта не отвечал. Тамара Тимофеевна наконец перевела взгляд на Полю. Та стояла рядом с дверью, и выбеги Тамара Тимофеевна из кабинета чуть быстрее, непременно задела бы её. Но на неё учительница обратила внимание в последнюю очередь.

– Хватит, Малюткин, обижать тех, кто слабее тебя! – напутствовала Тамара Тимофеевна. – Поля, всё хорошо?

Поля взглянула в лицо классной руководительнице. Раньше, когда люди спрашивали, как дела, она полагала, что им интересно, и начинала рассказывать, а те перебивали и переводили разговор на другую тему. Поля очень обижалась и теперь, прежде чем ответить, всматривалась в лица. Вопрос Тамары Тимофеевны был дежурным, Поля не почувствовала той теплоты, с которой иногда обращалась к ней Владлена Дмитриевна.

– Да! – резко сказала Поля, и тут всех спас звонок.

Пятый «В» повалил в открытую дверь класса, и, вместо того чтобы войти самой, Поля почему-то посторонилась, пропуская других.

– Ну всё, Осипова, тебе не жить! – Малюта даже не постеснялся стоящей рядом Тамары Тимофеевны. Чем-то очень задела Даню фраза Вовчика и то, что Поля приняла его сторону. Тамара Тимофеевна отчитала Малюту за эту угрозу, но вяло. Так, словно жалела, а не бранила. И он замолчал, притих – не раскаялся, не передумал, не захотел вести себя иначе. Не остыли ни раздражение, ни ярость, ни ненависть в его глазах, но Малюта вдруг весь иссяк. Словно эта едва уловимая учительская жалость раздавила его.

– Вовчик просто дурак мелкий, – шептала Женька на следующей перемене прямо в ухо Поле. – Дурак и не понимает, что отца у Малюты убили не в шутку.

– То есть как убили? – в груди в комок сжалось сердце.

– Застрелили. Разборка была между Али и ещё кем-то. Вот и разобрались. Летом было. Случайно, говорят, вышло.

Поля ничего не знала. Но это всё объясняло. Вот почему Малюта такой. И раньше был грозный, а теперь – зверь зверем. И деньги отбирал у малолеток. Не хватало ему – много ли мать в киоске заработает? И то на выпивку спустит. Впрочем, о выпивке Поля не сама додумалась – это Женька в ухо подсказала. Нить разговора потерялась – так глубоко Поля нырнула в мысли – а потом снова нашлась. Так вот почему Малюта торгует газетами в переходе! Но Поля не осуждала, всё лучше, чем силой у других отбирать. И Поле стало Малюту жаль. Жаль человека, угрожавшего, что ей не жить.

Как они могли учиться в одном классе? Настолько разные миры не должны были находиться рядом, не то что пересечься. Но в реальности девяностых годов всё оказалось возможно. Теперь они оба были из семей, которые называют неполными. Только она – из интеллигентной, а он – с самого дна. «Отец Малюты, наверное, хотел поднять голову над унылой поверхностью болота, где плывут такие же, как он», – так оценивала произошедшее десятилетняя девочка. Но выстрел – и он повалился обратно в гнилую жижу, только не живой, а мёртвый. И пошёл на дно, потащив за собой и то, что прежде было полной семьёй, а теперь осталось её половиной. В первом классе Поле казалось, что нет ниже дна, чем семья Малюты: отец-бандит и мать, толкавшаяся у ларька. Теперь оно нашлось. Так Поля узнала, что в жизни бывает двойное дно.

Вовчик после своего конфликта с Малютой в пятый «В» не заглядывал даже, обходил стороной опасность. То ли сам догадался, то ли надоумил кто, что дразнить Малюту – плохая идея, если не владеешь приёмами какой-нибудь борьбы. Вот поэтому-то Поля ничего и не знала о дальнейшей судьбе бывшего младшего друга. Да и не сильно интересовалась. Тот небольшой период времени, когда они играли на крышах гаражей и проводили вместе по несколько часов в день, оставил у Поли неприятные воспоминания. Но предпринимательская авантюра Вовчика тут была ни при чём. Мать объяснила Поле, что та оказалась слишком мягкосердечной и поверила в первую же ерунду, которую ей рассказал предприимчивый мальчик. Но это не обижало. Вовчик всего лишь отыскал способ получить вожделенные шоколадные батончики, о которых каждый день ему и миллионам других таких же малолеток твердили с телеэкрана. Настойчиво, планомерно и соблазнительно. Даже Поле, смотревшей телевизор гораздо реже сверстников, хотелось их попробовать. Но после договора с матерью ей было нельзя. А Вовчик другое дело. Ему-то можно, вон он какой тощий. А кроме того, мелкий учился достигать цели у старшего. Так что во всём этом происшествии и Вовчик был не сильно виноват, и Поля тоже. Наоборот, мама пояснила, что она показала себя доброй девочкой. Но нельзя быть доброй себе во вред.

Вовчика Поля простила и сразу забыла о том маленьком и очень незначительном для неё происшествии. Куда больший отпечаток в её жизни оставило случившееся немного позднее. Лина сказала своё слово – и подруги предали Полю, бросили, изгнали. И она ничего не сделала. Не было сил и средств против: «Не хочу играть в эту игру! Да ещё с этой!». Эта фраза перекрыла всё, Поля и не вспоминала, что был в их компании какой-то предприимчивый любитель сладкого. И совсем бы не думала Поля о Вовчике, если бы Тамара Тимофеевна не относилась к ней настороженно. Классная руководительница весь год избегала взаимодействия с Полей, даже не отчитывала за плохие оценки. Хотя по её предмету Поля и успевала хуже всего. Если не считать физкультуры, конечно. Но Тамара Тимофеевна никогда не пыталась достучаться до Поли. Три – и всё, и довольно. Дома Поля занималась самостоятельно и мама немного помогала. Тянули математику на четыре.

– Я была отличницей в твои годы, Поля, – говорила мать. – А ты у меня такая бестолочь. Хоть постарайся, чтобы без троек.

«Опять отцовские гены», – решила Поля. Хотя вот в неспособности к точным наукам она не могла обвинить отца: он-то работал инженером, но Поля об этом забыла. Это была её собственная, личная неспособность.

Учиться хорошо всегда было некоей обязанностью Поли. В оценках, как и во всём остальном, следовало держаться на уровне нормы, которую определяла мать своим волевым решением. Поля не должна была ударить в грязь лицом, тогда мама с гордостью рассказывала тёте Рае о том, что у её дочери всё прекрасно в школе. Но если в начальных классах Поля держалась, то теперь становилось всё труднее. Мать ждала от неё тех же успехов, которых сама достигла в Полином возрасте. За тройки ругалась лишь время от времени, но смотрела на Полю пронзительно и горестно, будто та подвела её и подорвала весь уклад их маленькой семьи. Эти взгляды резали и жалили больнее, чем крики. Мама расстраивалась, а Поля не хотела расстраивать мать.

По математике на четыре вытянули. В году. Тамара Тимофеевна легко поставила «хорошо», когда в двух первых четвертях были тройки, а в двух вторых – вымученные четвёрки.

Поля уже умела считать среднее. Поэтому очень удивилась и трижды перепроверила.

– Мне тоже завысили, – поделилась Женя Максимова, заглянув Поле через плечо и, видимо, тут же догадавшись, что та считает. – Никому не рассказывай. Знаешь почему?

Поля покачала головой, но на всякий случай порвала и скомкала тетрадный листочек, где записывала свои вычисления.

– Да потому что мы заложили родителям её сына, – зашептала Женька. – Если бы ты надавила, то могла бы и на пятёрку натянуть. Она бы тебе поставила, лишь бы ты молчала о том случае.

Женька выразительно закатила глаза, то ли сожалея, что Поля такая недогадливая, то ли демонстрируя своё отношение к этому инциденту.

У Женьки по математике была пятёрка. Всегда. И Поля вдруг задумалась, не потому ли, что она как раз надавила, а Тамара Тимофеевна – то ли трусливая, то ли беспокойная, а может быть, просто очень порядочная и глубоко переживавшая позор сына – прогнулась? Спросить? Нет, Поля не смогла задать вопрос Женьке напрямую. Она же вон какая принципиальная со всеми, наперекор Малюте не боится говорить, не может она так с оценками.

Поля только хлопала глазами. То, что она считала мелким происшествием, о чём и думать забыла, оказалось важно для Тамары Тимофеевны. Настолько важно, что она оберегала эту тайну всеми доступными средствами. Или всё это было лишь Женькиной точкой зрения и не имело никакого отношения к реальности? Как бы там ни было, в конце года классная руководительница собралась уходить и забирать младшего сына из средней общеобразовательной с трёхзначным номером.

Родители пятого «В» и начальство дружно уговаривали Тамару Тимофеевну остаться, но Поле было всё равно, будет ли у них классной руководительницей именно эта учительница. В глубине души она даже надеялась, что поставят нового человека. Не Владу, но, может быть, кого-нибудь на неё похожего. Очень уж Поля страдала от отсутствия настоящего внимания. И чувствовала себя беззащитной перед пятым «В». Да, Влада тоже не держала Полю в любимчиках. Но когда той было одиноко и требовалась помощь, она ненавязчиво обратила её внимание на Машу. Влада нашла ей, растерянной и отчаявшейся, подругу, и этот эпизод Поля помнила настолько ярко, словно всё произошло неделю назад. И была благодарна своей первой учительнице.

Теперь мечталось, что придёт новая классная, похожая на Владлену Дмитриевну, и развеет тревоги. И станет если и не спокойно, то хотя бы как в началке – терпимо. Но не сложилось в шестом – уговорили. Тамара Тимофеевна осталась: без желания, это было видно. Без энтузиазма. И с напряжённым отношением к Поле, как к человеку, знавшему всё о выходке её сына. Хотя Поля и не думала напоминать об этом или оборачивать во вред другим и на пользу себе. Не умела так девочка Поля, не учили её этому ни мать, ни книги, которые та подбирала для дочери.

А через год Тамара Тимофеевна всё-таки ушла. Сбежала. Опять осиротел «В»-класс. Впрочем, Тамара Тимофеевна так и не смогла заменить им Владу, да и не пыталась. Она оказалась для них лишь временным воспитателем, которого слушались не всегда, неохотно и не любили.

За шестой класс Поля не смогла достичь взаимопонимания с Тамарой Тимофеевной. Не нашла и друзей, жила сама по себе. Наедине со своим миром и человеческим отторжением. Где-то в том году – позже Поля не могла вспомнить его, события расплывались как дорога у пьяного перед глазами – в том году она шагнула за черту между «аутсайдер» и «изгой», неосязаемую и размытую издали, но очевидную, когда её пересекаешь.

Тамара Тимофеевна пожелала всем успехов в учёбе и бросила класс, так и не ставший её классом. Может, именно она и подстёгивала их своим отношением к Поле. Конечно, неосознанно. Учительница не говорила, что с Полей не надо дружить. Но они считывали это живо и легко, ещё быстрее, чем если бы классная объявила об этом вслух. Тамара Тимофеевна сторонилась Поли, и остальные повторяли за ней. Все скоро выучили, что Полю лучше избегать. И каждый урок физкультуры подтверждал это новое нерушимое правило.

А потом пришла Маечка.