Глава 4

Стараясь идти спокойно, чтобы не было видно нервной спешки, я направился к Андрею. Почему-то мысли крутились совсем не «по делу». Меня интересовало, почему так произвольно, без уведомления, незнакомые люди переходят на «ты»?

– Останови такси, едем к бассейну, в машине молчи.

Я сделал всё, что сказал Андрей, не спрашивая о причинах такой категоричности.

Маршрут поездки, и тема разговора, мне не были известны, поэтому, я просто рассматривал проплывающий за окнами неизвестный город. Честно говоря, я был доволен своим поведением и разговорами. Прокручивая в памяти всё сказанное, я придумывал всё новые обороты и фразы, которые могли бы сразить собеседников наповал, заставить их биться в исступлённом раскаянии. А если ещё вот так сказать, то… то я, наверное, всё испортил бы. Если, уже не испортил. А вот прояви следователь побольше наглости, кто знает, кто был бы моим собеседником в обезьяннике у него в отделении. И, как, надолго. И был бы я, уже, не героем и разоблачителем, а шутом. Наверное, придётся по этому поводу от Андрея выслушать. Ой, придётся.

Мы проезжали по какому-то мосту, когда Андрей прошептал мне в самое ухо:

– Попроси остановиться здесь. Отпускай его.

Что и было сделано. Выйдя из машины и, не дожидаясь меня, Андрей прошёл вперёд метров на десять, и облокотился на перила. Я подошёл и встал рядом.

– Посмотри на воду. Она успокаивает и упорядочивает мысли.

– Когда ты уже начнёшь меня отчитывать? Я не маринист, чтобы любоваться водой. Что я сделал не так?

– Очень желательно, хотя бы раз в день, пересечь водный поток, или посмотреть на текущую воду. Всё нехорошее из головы, вроде бы вымывается. Усталость меньше, мысли яснее, успокаиваешься. Хорошо, когда через город течёт река. Хорошо, когда есть мосты. Спланировал дневной маршрут через мост – и день лучше проходит, и нервы целее. В Питере основное население дольше живёт, они рассудительны и спокойны. А почему? Там много рек и мостов. Люди чистятся несколько раз на день, даже не подозревая об этом. Думаешь, в блокаду выстояли только из любви к партии? Сам попробуй, пройдись вдоль перил, посмотри на воду.

В другое время я поулыбался бы такому рассказу, но Андрей оказался совершенно прав. Я смотрел на реку, плывущую по своим делам, и как будто с меня стекало что-то держащее мои мысли в напряжении, как-то расслабилось тело. То, что мне казалось опасным, или героическим, стало обычной темой для разговора. Мне действительно стало намного спокойнее. Спасибо, природа.

– Теперь, нам надо уехать куда-нибудь подальше от людей. Спокойно поговорить. Попробуй остановить машину.

Долго ждать случая мне не пришлось. Нас отвезли к старому зданию бассейна, стоящему почти на окраине. Когда дорога перестала напоминать дорогу, а скорее направление движения, очевидной невероятностью город сменился окраиной. Гаражные кооперативы служили видимой границей города. Здесь нас высадили.

Я вышел, огляделся, и закурил. Андрей обошёл вокруг кучи ничейного кирпича, и пошёл по тропинке за гаражи. Я двинулся следом.

– У нас всё идёт с нарастающими новостями и изменениями планов. Мы считали, что в смерти Антона заинтересованы два человека. Теперь появился третий. У тебя с ним встреча в 16 часов.

– Нотариус?

– Нотариус. Его в этом деле не воспринимали серьёзно. Через него шли определённые документы. Он ставил печать, и получал гонорар. Но, любой документ – это информация. Закрытый документ – большая информация. А это плохо, когда в одних руках скапливается столько информации. Понимаешь?

– Он стал хранителем чужих тайн и захотел поучаствовать в деньгах, которые приходят, благодаря стуку его печати?

– Не только. Он захотел встать поближе к рулю. Ему захотелось не регистрировать документы, а визировать их. Такая, вот, вышла корпорация. Идея избавится от твоего брата принадлежит ему.

– Сука!

– По сути верно, но, слово – отвратительное. Найди другое.

– Негодяй.

– Это – подходит. Всё сходилось на нём, но, Старик, вовремя и правильно разобрался. Нотариус – это лупа. Не вздумай рифмовать! Нотариус – это линза. Кто-то светит, а линза фокусирует, и направляет луч туда, куда надо. А теперь стал направлять туда, куда ему выгоднее. Свет – это информация. Только, линза начинает требовать определённой, выгодной ей информации. Другими словами, негласно, своими действиями, нотариус требует считаться с ним, как с ровней. Мы пока не можем точно вычислить, кто и есть светило. Кандидатов два. Больше тебе знать об этом не надо. Пока не надо. Только внимательно слушай, смотри и запоминай. Может и появится что-то интересное. Хорошо?

– Я буду смотреть и слушать. Что ещё?

Андрей попросил поподробнее рассказать о моих встречах за прошедшие сутки. Я рассказал всё настолько подробно, насколько смог запомнить. Андрей молчал минуты две.

– Ты сказал, что лицо Куракова как-то быстро стало симметричным.

– Да. Он меня с другим чертежом встречал, а когда…

– С каким чертежом?

– Ну, как объяснить? У него не на одной линии были глаза, как будто, он наклонил голову. А когда поставил её прямо, глаза остались в прежнем положении. У него и нос в сторону, и рот слегка перекошен. А потом как-то – раз! И всё на своих местах. Я, ведь, непрерывно на него не смотрел. Просто, после одного взгляда я, даже, запнулся.

– Кураков должен был умереть сегодня. Его должен убрать следователь. Этот приказ он получил по телефону, когда вы сидели в кафе. Он сейчас едет туда, в село.

– Окончил дело – гуляй, Отелло. Так?

– Примерно. Но, меня интересует другое. Лицо лишается ассиметрии, как минимум за сутки до смерти. А в твоём случае прошло несколько минут.

– Это – в его случае.

– Извини. В его случае. Значит ты ему сказал нечто такое…

– Во-первых, я уже сказал, что разыгрывал из себя Коломбо. Правда, бездарно, зато экспромтом. Во-вторых, я дословно не вспомню, что я говорил. Было о войне, о казнях, о детях, обзывал его. Стенограмму я не вёл.

– Это, всё, мне понятно. Пойми и ты. Не важно, о чём ты говорил. Важно, какими словами.

– Говорил русскими словами, взятыми из словаря Ожегова.

Просто, непонимание того, что именно хочет от меня Андрей, выводило меня из себя.

– Не сердись. Я попробую объяснить. Чтобы человек мог обратиться к Богу с благодарностью или просьбой, придумали молитвы. Их, говоря современным языком, обкатывали десятилетиями. Меняли слова, меняли количество вдохов и выдохов, отслеживали количество гласных и согласных звуков в словах. Это делали мудрейшие люди. Именно в определённом порядке произнесённые звуки дали тот, искомый результат. Потом подбирали слова из этих звуков. Например, молитва «Отче наш…» Именно в таком звучании она будет всегда услышана, поэтому её учат наизусть. А если её синхронно перевести на другой язык, то будет несколько простых предложений. Ты понимаешь, что я говорю?

– Да, понял. Эта молитва своими словами не будет услышана? Или как?

– Представь себе автомобиль. Когда работает мотор идеально, это, для уха специалиста, как звук благодарности за хороший технический уход. Но, вот в моторе произошёл сбой. Специалист сразу услышит, что в отлаженный звук работающего двигателя вклиниваются другие шумы. По этому, изменённому звучанию, и определяются неисправности. Когда человек молится своими словами, то наверх идут колебания, дающие возможность понять, какие неприятности произошли у молящего. Любая молитва – это колебания определённой частоты, которые, благодаря многочисленным испытаниям, доведены до такого совершенства, что абсолютно без потерь доходят до Бога.

– Думаю, я понял.

– Вряд ли. Это надо ощутить на себе. Твоё время ещё придёт. Так, вот. Ты, в своём благородном гневе, сложил звуки в такие сочетания, что они вызвали остановку сердца. Поговорку, что словом можно убить, слышал? Это, теперь, про твой случай.

– Мне лучше молчать?

– Лучше думать, о чём говоришь. Это раз. Второе. Никогда не вступать в диалог в состоянии раздражения. Эту проблему, со словами, ты создал сам себе. Ты много читаешь, но, не анализируешь прочитанное. Ты читаешь мозгами, а надо разумом. Это, не одно и тоже. Мозги – это сатана. Разум – это Бог.

Я смотрел на Андрея и понимал, что мои великие познания о жизни и её укладе, может, без труда, перетащить старый и больной муравей. Мне захотелось опять к воде.

– И что делать?

– Не знаю. Пока, не знаю. Могу только предположить. И попробуй вести себя, опираясь на предположение. Итак. Ты изменил план смерти. Хотел – не хотел, это не важно.

– Да нет, Андрюша, важно. Я, может быть, с сотней человек так разговаривал, а из них, к примеру, половина померла на другой день. В чём моя заслуга по изменению плана?

– Не веди себя, как простолюдин.

– То есть?

– Простолюдин никогда ни о чём не думает, он живёт по инстинктам. Поесть, поспать, в туалет…. Если повезёт, то секс. Всё. Четверть извилины на сотню человек. Это, кстати, не оскорбление, это констатация. Расскажу подробнее, но попозже. Никогда не перебивай говорящего, делая из его же слов вопрос. Надо дослушать всю мысль до конца, постараться её понять. И, только потом, вопросы. Отключи мозги. Слушай разумом.

– Хорошо бы научиться отключать. Ладно, продолжай.

– Придётся издалека. Человек не может умереть скоропостижно. У каждого человека своё время смерти. Может быть, плюс или минус несколько минут. Это определено самим человеком ещё до рождения. Каждый выбирает из поставленной задачи и сроки исполнения, и время ухода. Пока понятно?

– Понятно, но верится с трудом.

– Можешь верить. Способ смерти, как правило, не выбирается. Это зависит от окружающих людей, ситуации, времени года и ещё от десятка причин. Если к моменту ухода человек здоров, сидит дома, в тепле, под охраной, а ему надо уходить, то, он может захлебнуться глотком воды, упасть и удариться головой об угол, сломается газовая плита и много ещё чего. Чаще всего человек, к моменту ухода, заболевает, и это помогает ему уйти. Если, кому-то, надо 15 января в 15 часов 15 минут уйти, а он здоровый, идёт по улице, и счастливее его никого нет, то его собьёт машина, упадёт кирпич, наркоман зарежет. То есть, произойдёт всё, чтобы помочь ему уйти. Понятно?

– Да. А почему нельзя заказать себе смерть во сне? Представь – тебя забивают до смерти отморозки. Сколько боли надо перетерпеть?

– Для тебя пока это сложно. Но, попробую. Твоя смерть – это способ повлиять на окружающих. Кто-то искренне пожалеет тебя, а это громадный плюс тому человеку. Кто-то ополчится на убийц, тоже искренне, и это плюс. Кто-то будет вытирать сухие глаза, и ждать поминальной трапезы. Люди хотят или не хотят этого, но меняются, добавляют к своей душе частичку настоящего, искреннего. Такая смерть может быть толчком для оживления равнодушных. Это – тоже хороший способ. Но, там, дома, душа не думает и не помнит о боли. Во время ухода болит тело, а не душа. Что такое тело? Это, вроде как пальто. Пришёл на землю – одел. Пришёл домой – снял. Ведь второй, третий раз, возвращаясь сюда, ты получаешь новое пальто. Это понятно? Ладно, четвёртый раз.

Все ресурсы моего разума показали нулевую загрузку – так меня сбила последняя фраза.

– Ты же собирался спросить меня, который раз ты на Земле? Из вежливости не спросил?

– А это не является посяганием на частную интеллектуальную собственность?

– Что именно?

– Подглядывание за моими вопросами?

– Если бы у тебя была интеллектуальная собственность, как у старого больного муравья, Кураков был бы жив до сегодня, и нам не пришлось бы играть в шпионов.

Вы знаете, что такое вакуум? Если знаете, то я вам скажу, что ни хрена вы не знаете! Это знаю только я. Особенно хорошо узнал после последней фразы.

– Просто этот вопрос был написан у тебя на лице.

– Можно, я выругаюсь?

– Это из сокровищницы твоей интеллектуальной собственности?

– Да пошёл ты!

– Не обижайся. Чтобы понять простые истины, которые тебя шокируют, надо начать думать. Отойти от инстинктов еды и туалета, и начать думать. Это, кстати, гораздо сложнее, чем заставить себя делать зарядку.

– Ладно. Дальше.

– А дальше – вот что. Уход случился на сутки раньше, не на десять минут, а на сутки. Равновесие уходов нарушено. Пришедший ангел не нашёл души, а она, душа Куракова, от глупости своей, успела за эти сутки тебе нагадить, Теперь, надо постараться предугадать, чего тебе ждать.

– Прости моё незнание. Приходит ангел? Или старуха?

– До сегодняшнего дня язычество сидит в людях сильнее, чем православие. У язычников смерть, что-то, вроде, наказания. И этому наказанию придумали соответствующий образ. Кроме того, почти во всех языках смерть – женского рода.

– А на самом деле…

– А на самом деле приходит ангел, красивый, одетый в белое. У него в руках что-то наподобие шприца. Он вводит шприц в ауру, в районе кадыка и освобождает душу. Проходя через иглу, душе видится тоннель, на другом конце которого виден сияющий белый ангел. Это и есть сияние в конце тоннеля. Говоря людскими мерками, душа входит в иглу около шести секунд. При этом движение тела, при котором старое пальто освобождается от хозяина, врачи называют предсмертными конвульсиями.

– Значит…

– Это, сейчас, ничего не значит. Изменив число противников в этой ситуации в твою пользу, Кураковская душа эмоционально произвела перевес против тебя. Вот, это сейчас что-то значит. Итак. Скорее всего сегодня, против тебя, будет, какая-то, провокация. Скорее всего, женщина. Во всяком случае, будь поосторожнее со всеми. Это раз. У нотариуса ты будешь спокойным, вежливым, рассудительным. Это – два. Даже если будут бить, будешь только извиняться. Сегодняшний день должен спокойно закончиться. Выйдешь от нотариуса, сбросишь мне сообщение. Решим, как поступать дальше. Сделаешь?

– Сделаю.

– Слово с тебя брать?

– Чтоб я семь лет на лодке не катался!

– Иногда ты… Ладно, проехали. Вызывай такси. Не надо опаздывать.