А главное – на сторков-налётчиков настоящую охоту объявили местные мальчишки-земляне. Они не применяли оружия (а у них оно, наверное, было), следуя своим каким-то кодексам чести. Но охотились они за сторками с рьяным ожесточением, как-то даже словно бы обрадованные тем, что «лагерники» то и дело выбираются в набеги. Видимо, для них, как набеги для сторков, это было тоже своего рода продолжением войны – войны, которой на их долю уже не доставалось. И это злило их и заставляло стыдиться перед теми, кто был немногим и старше – но уже сражался на фронтах или партизанил – и пытаться таким образом «добрать своё». (Хотя бывших партизан и среди них хватало, ведь на этой планете долго шли бои…) И обмануть этих врагов было намного трудней, чем взрослых (которым, конечно, некогда было на самом деле всерьёз и обстоятельно охотиться за юными налётчиками). Кроме того, в осатанении от злости на врагов земные мальчишки были слепо и безрассудно жестоки и могли и избить до невменяемого состояния (спасение было одно – упасть и лежать, лежачего не трогали никогда, но сделать так сразу мешала гордость – сторки валились с ног, когда уже не могли на них стоять…) и поглумиться – как раз не жестоко, но невероятно обидно или постыдно. Последний раз двоих пойманных, голыми, связав им руки за спиной, повели через всю поселковую стройку, прежде чем сдать властям – наверное, так и провели бы до конца, если бы не вмешались взрослые и не прекратили издевательство, от которого сторкадские мальчишки плакали, не в силах сдержать стыда. Но взрослые далеко не всегда оказывались рядом. И сторки почти всегда были в проигрыше – в набег не пойдёшь большой компанией, а вот засаду устроить можно любым числом, только рассаживайся по кустам, да жди. А сторки собирались потом, уже в лагере, за бараками, где было удобное место. Считали взятое, что-то съедали тут же, но основную часть тащили в очередь женщинам и младшим…

…Набег три дня назад был удачным. Никого не поймали, и собрались все быстро. Мальчишки, усевшись в круг, с удовлетворением смотрели на сложенную в центре этого круга добычу и тихо переговаривались, обмениваясь впечатлениями. Для каждого из них похищение продуктов у землян значило не только добавку к рациону – что было немаловажно – но и греющее душу осознание того, что они вредят врагу. Хотя бы так. Не подчиняются. Похищают еду, которую враг не сможет теперь съесть.

Наконец Озлефр хлопнул ладонями по коленкам и подтащил к себе плетёную корзину. Все оживились, зашумели сдержанно. Сейн поинтересовался:

– Что там?

– Бутылки, – разочарованно сказал Озлефр, с унылым лицом извлекая на свет большую пузатую бутыль с самодельной наклейкой-датой и рассматривая её на свет двух прикрытых ладонями фонариков. Внутри было что-то желтовато-оранжевое. – Чтоб им повстречать самих себя в день рожденья… я думал – там домашние консервы…

– Вино, наверное, – опасливо сказал Хасса. – Ну их, эти бутылки. Выкинь. От него только тошнит.

– Нет… тут какие-то лохмотья… – Озлефр рассматривал бутылку на просвет. – Это не вино… овощи всё-таки какие-то…

И, прежде чем проблему снова начали обсуждать, зубами ловко расшатал пробку, плотно закрывавшую горлышко…

…Сейн потом вспоминал, что звук был негромким – так, какой-то упругий «чпок!», сменившийся шипением. Резко запахло чем-то острым и вкусным. Но Озлефр, похоже, не мог этого оценить – его ноги торчали из-за скамьи в небо, и он, лёжа на спине, с подвывом ругался так, что все остальные онемели. Лежащая на земле бутылка продолжала толчками извергать остро пахнущую жидкость с какими-то консервированными растениями.

Наконец Озлефр сел, придерживая рукой лоб. Под пальцами быстро созревала шишка. На лице представителя рода Хэлмон была написана сдержанная ярость, эффект от которой сильно смазывался тем, что с него текло, а один длинный кусочек овоща из бутылки висел на левом ухе.

– Ловуфка, – злобно сказал он. С отвращением выплюнул изюминку и исправился: – Ловушка!..

Но продолжить не смог – Хасса фыркнул, кто-то ещё захохотал в голос, не беспокоясь о том, что может услышать охрана, а через миг смеялись уже все. Кончилось тем, что Озлефр махнул рукой и захохотал тоже. Потом снял с уха висящее украшение и задумчиво прожевал.

– Вкусно, – оценил он, оживившись.

– Это щи, – Сейн вытащил ещё одну бутылку. – Но не те, которые суп, а те, которые пьют. Я читал про такие.

Бутылки пошли по рукам. Содержимое их почти всем понравилось, и ребята позволили себе съесть ещё – один на всех – копчёный окорок, который уже надкусили на пробу и от которого просто не было сил оторваться. Остальное решено было нести в лагерь.

Это тоже требовало осторожности. Несколько раз уже было так, что удачная, казалось бы, вылазка срывалась буквально на пороге барака. Это было обидней всего.

Охрана патрулировала периметр и постоянно следила за вылазками. Земляне плотно перекрыли все выходы – широкое бетонное кольцо без единой травинки, ночью постоянно заливаемое светом прожекторов, сенсоры… К счастью, лагерь стоял над рекой. И вот с этой стороны по множеству причин наладить хорошую охрану никак не удавалось. Если только выставить на каждый шаг по часовому… впрочем, и эта тоже опробованная практика не помогла, сторки подкапывались под берег сверху вниз – иногда прямо из бараков. Но на этот раз было не так. И они уже всё переправили в барак, оставалась только большая картонная коробка с сушёными фруктами. Сейн как раз подтаскивал её к бараку, а навстречу вышел Озлефр – чтобы перехватить груз.

В этот момент их и накрыл патруль. Наверное, случайно. Резанул свет, рядовой и сержант с фонарями в руках оказались рядом с ошеломлёнными мальчишками. Рядовой перехватил Сейна за локти, тот уронил коробку, мысленно длинно выругавшись. Сержант автоматом оттеснил Озлефра ко входу, из которого уже высунулись на шум ещё несколько ребят. Приказал:

– Стоять всем на месте! – и стал сообщать о происшествии по связи. Ясно было, что сейчас явятся с обыском, а значит – результат набега пропал.

– Это всё притащил я, – сказал Сейн. Сержант оглянулся на него:

– Один? – не без яда спросил он.

– Один, – не менее ядовито ответил Сейн. – Докажите обратное, если сможете.

И чуть кивнул упреждающе Озлефру, который уже открыл рот, чтобы возражать. Вместо этого он мучительно дёрнул головой и гневно выкрикнул:

– Голодом нас морите!

Сержант вдруг начал белеть. Сейн ни разу в жизни не видел, чтобы землянин так бледнел – глаза, казалось, запали, вокруг них пошли чёрные круги, потемнело вокруг рта… Он чуть наклонил голову и тихо, отчётливо сказал:

– Голодом? Ах ты… – сглотнул, дёрнул головой. – Голодом? Голод – это когда я для сестрёнок белок в лесу ловил⁵… а вы тут жрррррёте наше – и ещё… ещё…

– Жаль, что вы все тогда и не передохли с вашими белками! – Озлефр тоже набычился яростно. Сержант скривил рот, стремительно шагнул вперёд и яростно вскинул кулак.

Но не ударил. Постоял, весь дрожа, опустил руку, по-прежнему глядя в глаза чуть пригнувшегося, но не испуганного Озлефра и устало сказал:

– Дурак ты. Щенок глупый. А, о чём с вами говорить!

К бараку уже подбегала дежурная группа…

… – На выход, – раздался голос, и Сейн открыл глаза, дёрнулся на топчане. Оказывается, он уснул. И уже было утро, а в открытой двери стоял охранник. Незнакомый. С автоматом наперевес, на пятнистых рукавах – защитного цвета двойные значки, до смешного похожие на две поставленные рядом буквы «золь»⁶. Капрал. Сейн давно выучил земные военные звания, и знал, что яркий малиновый берет на охраннике означает Корпус Ксенологов, именно они охраняли лагеря. А ещё он понимал, что все эти мысли – это от… не то, чтобы страха, от тянущего неприятного чувства. Поэтому поскорей встал, одёрнул куртку. Землянин выпустил его – глядящего мимо охранника – в коридор, приказал: – Направо, марш.

Идти было тошно. Хотелось шагать поскорей, чтобы всё быстрей кончилось. И в то же время, конечно, спешить нельзя. Чтобы никто не подумал, что он… ну нет же, не страшно ему. Противно.

Дверь в конце короткого коридора открыл второй охранник. Снаружи было солнечно и ветрено, вокруг помоста, на который вёл короткий пологий пандус, стояли рядами пленные – весь его, Сейна, 8-й барак. Он не стал на них смотреть, отвёл взгляд на надпись над воротами – совсем близко:

ЗЕЛЁНЫЙ ШАР

ЛАГЕРЬ ДЛЯ ИНТЕРНИРОВАННЫХ ЛИЦ №VIII

ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО ОБЪЕДИНЁННЫХ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ ЗЕМЛИ

– но ощущал, что на него глядят все. И отдельно ощущал взгляд матери. Смешно, не может быть, скажет кто-то – но он на самом деле это ощущал. Пленные молчали. Краем глаза Сейн видел торчащий из помоста сбоку столб примерно в полтора его роста. Смотреть туда не хотелось, он и не смотрел, а всё равно видел и ощущал тошноту.

Охранники встали по краям помоста – слева-справа, точно по серединкам сторон. Сзади, из коридора, поднялись военный врач и пожилой офицер, Сейн не помнил его имени, хотя видел часто. Встал перед сторком – лицом к остальным пленным, кашлянул и коротко объяснил, в чём дело, как будто кто-то мог не знать. Его слова бумкали, как камешки в гулкую бочку, и при каждом слове в животе противно сжималось.

Появился ещё один землянин – в форме, но без оружия, зато в чёрной маске. В правой руке у него был длинный пластиковый прут. Врач ему что-то сказал, но в голове у Сейна стало пусто, он перестал понимать русский язык, но догадался по жесту, что надо сделать и – испытывая дурнотное омерзение! – непослушными пальцами расстегнул куртку, потом – завязал её, спустив вниз, рукавами вокруг пояса. Поскорей шагнул к столбу – чтобы землянину не пришлось его подталкивать. Ноги держали плохо. И сильно тошнило, так сильно, что Сейн испугался, что его вырвет. Он обнял столб, сцепил пальцы за ним, прислонился лбом. За спиной прозвенел голос Озлефра:

– Слушать! Отвернуться! Мы не видим и не слышим! – и слитный чёткий шорох с пристуком, как на параде. Стало легче – отвернулись. Этот фокус давно уже был отработан, и земляне, сперва злившиеся, оравшие, ничего сделать с ним не могли и уже просто не обращали внимания.

Сколько же они сказали-то? Не запомнилось.

Потом был свист и жгучая боль. Вовсе не невыносимая, если говорить просто о боли. Невыносимость была в том, что он вынужден стоять и ничего не делать, когда его бьют, как раба. Ребята говорили, что нельзя напрягать спину, тогда будет не так…

…второй удар…

…больно. Снова боковым зрением Сейн увидел офицера, читавшего приговор. Его лицо кривилось, глаза были страдающими.

Третий удар. Четвёртый. Пятый.

Подошёл врач, отвёл от столба, придерживая за затылок и запястье. Офицер сказал коротко:

– Разойдись, – и прошёл мимо Сейна на пандус. Остальные земляне – следом.

Спина горела всё сильней.

* * *

Мать не стала его жалеть, когда он подошёл и сел на раскладную кровать. Это было правильно и достойно – слова жалости оскорбили бы. А спина почти не болела – в душевой её смазали и перевязали. Это почти боевые раны, перевязывать их товарищи могут, в этом нет ничего зазорного.

– Без мужчины мы пропадём, – сказала женщина. Она сидела очень прямо, придерживая руками – как распахнутыми крыльями – спящих малышей, сидящих на её коленях. И говорила тихо, но отчётливо, так, что слышал только старший сын.

– Отец найдёт нас, – твёрдо сказал Сейн.

– Я не об этом сейчас говорю. Мужчина здесь ты и сейчас – ты. Если земляне заберут тебя от нас, то мы пропадём.

– С чего ты взяла, что земляне могут меня забрать? – изумился Сейн. Мать покачал головой:

– Вы их слишком часто тревожите. Если они разозлятся – то нет ничего проще, как забрать зачинщиков. Тебя они запомнили. Что им стоит тебя изолировать? Или отнять… – её руки сделали судорожное движение, – …отнять младших?

– Женщина, – Сейн ощутил, что по-настоящему сердится, – никто меня никуда не заберёт, и уж тем более, не заберёт малышей. Земляне не делают этого. Я даже не слышал про такое.

– А Дэорт? – на лице её было такое страдание, что вся злость прошла сразу. Сейн присел рядом на корточки, взял мать за локти, приподнялся, потёрся щекой о её щёку. Мягко сказал:

– Дэорт утонул. Утонул, когда убегал от погони. Его тело земляне искали и не нашли. И всё.

– Это земляне так говорят, – тихо, но уверенно ответила мать. У Сейна буквально опустились руки, он не знал, что и как сказать, чтобы успокоить её. А женщина продолжала: – Я стала меньше давать им молока. Я не могу не думать про то, что сказала тебе.

– О Сила Сил, – выдохнул Сейн, опять садясь на свою постель. – Ну что ты выдумала себе?!

– Что значат для тебя мои слова? – спросила женщина. Сейн промолчал, только сделал правой рукой плавный длинный жест, в конце которого мягко обратил ладонь к животу женщины. – Тогда слушай их и реши, как сочтёшь нужным – решения мужчин больше слов женщин. Но помни, что ты ответил, когда я спросила.

– Я слушаю, мать, – ответил Сейн.

Голос его был тоскливым.

* * *

В ожидании, когда придёт Сейн (он запаздывал) Озлефр, Хасса, Рахард и Туизз полулежали у стены барака – снаружи, на пригреве. Хасса читал бумажную книгу – большую и довольно толстую. Рахард дремал. Озлефр и Туизз обсуждали, что делать дальше.

Эти пятеро (включая где-то запропавшего Сейна) были пусть и неформально, но чем-то вроде совета среди пленных мальчишек. И сейчас Туизз тихо, но настойчиво, злым голосом, предлагал перейти к активным действиям – устроить пару пожаров, это очень легко… Внимательно слушавший его Озлефр неожиданно отрезал:

– Я против, – и подтвердил свои слова жестом полного отрицания.

– Они всё равно ничего младшим и женщинам не сделают! – Туизз стукнул кулак о кулак. – А нам… ну что ж…

– Потому я и против, – перебил его Озлефр. – До военных объектов нам не добраться, а поджечь школу или магазин, зная, что они всё равно не будут вымещать на наших… это – подло. Земляне честные враги. И я не буду пачкаться.

– Еду ты у них крадёшь! – не без яда напомнил Туизз.

– Краду, потому что у меня младший брат и мать, потому что есть тут много тех, кто и украсть не может, а есть хочет, – спокойно ответил Озлефр. – И я сам хочу есть. Но позорить свой Род трусливым заведомо безнаказанным бесчинством – не стану сам и не дам никому.

– Я согласен, – Рахард сел прямо.

– И я, – с этими словами Хасса уронил наземь книгу и раздражённо добавил: – Глупость сплошная. Местами смешно, хотя и смех тупой, а так вообще – какой-то бред всмятку. Описаны сплошь полоумные трусы и лжецы. Даже странно, что это предки землян – будь они такими сейчас, мы бы их разгромили в два счёта.

– Что за книжка? – заинтересовался Озлефр.

– «Приключения бравого солдата Швейка»… ола, нет, – Хасса провёл пальцем по обложке, – «По-хож-де-ни-я». Похождения.

Но обсуждения книги не состоялось – на мальчишек упала тень, и Озлефр, радостно подняв голову, спросил:

– Сейн, ты где был? Мы думали, ты придёшь быстро.

Сейн опустился на корточки, сложил руки на коленях. Вид у него был хмурый и задумчивый. Окинув остальных мальчишек взглядом, он сказал обстоятельно и безразлично:

– Сейчас я пойду проситься на работу к землянам.

Ответом ему было непонимающее молчание. Хасса неуверенно улыбнулся. Туизз резко сказал:

– Это глупая шутка.

– Я не шучу, – ладонь Сейна подтвердила сказанное. – И больше с вами в набеги я не пойду.

Озлефр сделал быстрый, полный ярости, жест – абсолютное отрицание. Туизз, бледнея, начал подниматься, пригнув голову и сжав кулаки.

– У матери молоко пропадает, – по-прежнему безразлично сказал Сейн. – Она вбила себе в голову, что из-за наших набегов меня могут забрать из лагеря. Я ничего не смог ей доказать и теперь пойду наниматься за паёк.

Ему снова отвечало молчание. Но теперь оно было растерянным и полным сочувствия. Если сторки перед кем и были беззащитны, так это перед своими женщинами. Туизз сел. Рахарт отвернулся. Хасса подобрал книгу, начал отряхивать от пыли обложку.

Озлефр со спокойным лицом и страшно быстро ударил в стену барака, прогнув и пробив пластик. Вытащил кулак, с которого медленно закапала тут и там кровь. Покрутил его перед лицом.

Сейн накрыл кулак своей ладонью.

– Все могут сказать, что хотят, – сказал он. – У меня больше нет чести. Я не стою вашей крови. Вам ни к чему видеть мои глаза.

– Никто не скажет худого, – ответил Озлефр. Трое остальных мальчишек придвинулись ближе. – Того, что ты говорил о чести, что ты говорил о крови и что говорил о глазах – мы не слышали, и этого не было. Любой скажет так.

– Любой скажет так.

– Любой скажет так.

– Любой скажет так, – откликнулись три голоса.

* * *

Комендант лагеря майор Захаров принял Сейна практически сразу, как только тот пришёл. Сторки очень редко просили об аудиенции, отведённый для такого обязательный час в день ничем особо заполнен не был, и на вошедшего Сейна майор смотрел с некоторым интересом, который – по мере того, как мальчик очень спокойно и обстоятельно излагал своё дело – разбавлялся настоящим удивлением. Захаров был коротко, «ёжиком», как говорят земляне, стриженый, плечистый, с грубыми чертами лица, ещё более проигрывавшими от того, что вся правая сторона этого лица была испещрена шрамами, видимо, плохо поддавшимися восстановительной хирургии и терапии. Глаз у майора уцелел, но, видимо, были повреждены голосовые связки, отчего голос его казался каким-то механическим.

– Работать? – Захаров смерил мальчика-сторка внимательным взглядом этого самого единственного глаза. – Что за шутки?

– Это не шутка, – сухо ответил Сейн. – Я бы хотел устроиться на работу. Такая возможность, как мне известно, есть.

Майор сплёл пальцы на крышке стола, постучал ими о столешницу. Спросил коротко, как выстрелил, в упор посмотрев на Сейна:

– Зачем?

– Я не готовлю ни побег, ни диверсию, – устало сказал Сейн. Он ощущал себя так, словно долго бежал с грузом и теперь никак не может его скинуть с плеч. – Разве вам не всё равно – зачем?

– Нет, – майор покачал головой. – Потому что слова они и есть слова. Побег ты, конечно, не готовишь, потому что не бросишь у нас мать и младших. А диверсию – вполне можешь. И пока я не услышу, зачем тебе работа – ты её не получишь.

– Вас трудно понять, землян, – Сейн криво повёл ртом. – То всё было увешано листовками с призывами записываться на работы за дополнительный паёк – а то такое недоверие…

– Это касалось групповой работы под контролем, там ясно было сказано, – напомнил Захаров, продолжая изучать сторка. – Ради тебя одного отрывать от дел охранника? Жирно будет. А очереди из желающих я за твоей спиной совершенно не вижу.

– Вы бы и меня тут не увидели, – вдруг спокойно и очень зло сказал мальчик. – Я бы сюда даже ногу не поставил. Если я вам расскажу, зачем мне работа – вам станет легче? Если я вывернусь перед вами наизнанку – вам станет легче? Вам становится легче, когда вы нас унижаете? Если так – то это жалкое величие, я вам скажу.

Комендант какое-то время смотрел на него молча, пока Сейн не опустил глаза.

– Мне станет легче, когда мы вас разобьём до конца, и я вернусь домой, – так же спокойно, но беззлобно ответил тогда Захаров. Сейн вскинулся, побелел, на белом появились чёткие треугольники румянца. – Хочешь чаю? – вдруг продолжил майор. – Настоящий. Из Индии. Про Индию слышал?