Октябрь

Блекнут краски, шелест глуше

у слежавшейся листвы,

мне б хоть парочку веснушек -

к ним за лето так привык.

Всё трудней собрать из листьев

яркий, красочный букет,

хоть берись за краски с кистью,

так наскучил серый цвет.

Солнце светит, но не греет,

под бодрящий ветерок

бьётся, словно флаг на рее,

неоторванный листок.

По утрам всё чаще лужи

под ногами льдом хрустят,

поскользнёмся неуклюже -

сердит нас любой пустяк.

Как всегда капризна осень:

то ли дождик, то ли снег,

а октябрь – вообще несносен,

и упрям, как человек.

Сразу вслед за бабьим летом,

маскируясь под него,

он пришёл легко одетым,

в снег попал и занемог.

Ливнем с крыш течёт бедняга,

в трубах насморком бурля,

под дождём скулит дворняга,

на минорной ноте "ля".

Молодость

Умом нас было не унять,

любовный правил голод.

Весь мир хотели мы обнять,

и мир был тоже молод.

С тобой играючи в стогу,

ловили свет горстями,

надеясь юность на бегу,

на вечность мы растянем.

Она кометой пронеслась,

оставив след на память,

твой поцелуй и первый вальс,

он с нами в лету канет.

Зимой

Белоснежные равнины

убегают в небосклон.

Тает еле различимый

в серой дымке горизонт.

Сани мчатся, снег взрывая,

вёрст наматывая ком,

ветер встречный обжигает

щёки жёстким языком.

А вдали, за снежной дымкой,

кромка леса встанет вдруг,

с позаброшенной заимкой,

и покрытый снегом луг.

Памяти Сергея Есенина

"Первый парень на деревне,

а деревня эта – Русь,

ей, как сказочной царевне,

он дарил любовь и грусть".

Дал Бог любви немеряно,

поцеловавши в темечко,

вложил в уста медовые

заветные слова.

Дал блеск в глазах уверенный

и, как в парной от веничка,

у баб, им околдованых,

кружилась голова.

Дал насладиться славою,

до головокружения,

познать за жизнь короткую

с лихвой и Крым и рым,

любимым стать державою,

аж до изнеможения,

в дворцах и за решёткою,

рабом чужой игры.

Дал удаль молодецкую,

Русь воспеть кабацкую,

пустив талант на волю,

хмельную, без узды,

до смерти душу детскую,

дав ей судьбу дурацкую,

покинуть землю с болью,

оставшись молодым.

И поэтому в ночи осенние,

клён опавший завидя в окне,

лачет Русь по Серёже Есенину,

"золотыми звёздами в снег".

В. С. Высоцкому

Боль за сгнивший наш порядок

ты хрипел.

Быть с тобой хотел я рядом,

не успел.

Вены вздыбились на шее

и на лбу,

предвещая нам нелёгкую

судьбу.

А на кухнях наших маленьких

квартир,

с этим хрипом зарождался

новый мир.

Нашей совести поднялся

потолок,

осветив наш самый тёмный

уголок.

Пел о дружбе, о хорошем

и плохом,

жизнь улучшить Ты хотел

своим стихом.

И в Париже, и в узбекском

Чирчике,

песни пел на чисто русском

языке.

Мир изменится и канут в век

года,

в сердце нашем Ты остался

навсегда.

Кошкина молитва

У кошки бездомной орава котят:

цена легкомыслия в марте,

она не жалеет о прошлом, хотя,

ей снится подвал на Монмартре.

Подвальчик на солнечной стороне,

где даже и осенью сухо,

а рядом скулит не на русский манер,

такая же, только сука.

Лижет французским своим языком,

щенят, постигающих Фрейда,

незрячим, впитаются в кровь с молоком,

инстинкты любить без апгрейда.

Хоть в кровь им изгрызли потомки сосцы,

и тощие пуза отвисли,

обе не ждут ни Харибд и ни Сцилл,

повсюду и ныне и присно.

И молится кошка незримым Богам:

за всех обездоленных мантра,

за суку с Монмартра и кошек с Багам,

и за повторение марта.

Свобода

Бьётся рыба на крючке,

бьётся бабочка в сачке,

а на шее бьётся жилка,

тесно ей в воротничке.

Вся надулась от натуги,

аж в глазах поплыли кр‘уги,

и дрожмя дрожат поджилки,

как в горячечном недуге.

Распустил я воротник,

воздух в грудь мою проник,

я, как птица на свободе,

словно узник без вериг.

Скучно без воротничка,

скучно рыбе без крючка,

жилке ровно биться скучно:

спит, как скрипка без смычка.

Донага разделся, гол,

но в душе царит раскол,

а свобода где-то рядом,

без претензий на престол.

Строг наряд её и прост,

с ней коса на всякий рост,

и не давит шею ворот

ожерелие из звёзд.

Кофе в постель

Любишь ты кофе в зёрнах,

непременно ручной помол,

с пенкой чтоб был и чёрный,

чтоб дух ароматный шёл.

Впотьмах, обжигаясь об турку,

я тебе сочинял мадригал,

куплет напевал про Мурку,

а кофе всегда убегал.

Как мираж появлялась на кухне,

ты в сонном ещё забытье,

казалось, что мир весь рухнет,

растворится в небытие.

Пьянил в полумраке твой профиль,

озноб ниспадавших бретель,

я спешил отвечать на Голгофе,

за кофе сбежавший…, в постель.

Приметы осени

Приметы осени ещё не режут глаз,

их август скроет жаркими деньками,

упрятав в память тысяч фотокамер,

на снимках лета, в профиль и анфас.

И лишь разглядывая фото из альбома,

заметишь первые морщинки на лице,

глаз выражение, доселе незнакомое,

как баритон, сорвавшийся в фальцет.

Там лёгкий иней в бронзовом окладе,

на летнем солнце по осеннему блестит,

напоминая о грядущем листопаде,

и я, несущий молодость в горст'и.

Жизнь

Туманное утро,

блеснула росинка в траве,

и в дымке рассветной

слил‘ась с облаками.

их ветер попутный,

помчит, словно стадо овец,

чтобы пасть неприметной,

дождинкой на камень.

Заутреня

Мне в окно заутреню

воробей чирикал,

чтобы радовался дню

и делам великим.

Чтобы солнцу был я рад

и весны приходу,

майский чуял аромат,

даже в непогоду.

Воробей не соловей:

он глаш'атай буден,

с песней утро веселей

и подьём не труден.

Буду до заката дня

помнить ту молитву,

стал понятен для меня

слог её нехитрый.

Завтра

Громко спорят за окном

воробьи с синицами,

на дворе ещё темно,

но уже не спится им.

Первый утренний трамвай

зазвенит азартно,

разбудив вороний грай,

и наступит завтра.

Осенний блюз

Осень своё отплакала,

сняв наряды до лучших времён.

Их оденет она не для всякого,

а только для тех, кто влюблён.

Лишь для них будут кудри берёзок,

о встрече шептать на ветру,

осень их сохранит до морозов,

а метель им наденет фату.

Даст зиме в чёрно-белых одеждах,

брошь на память из алых рябин,

как гвоздик на ковёр белоснежный,

снегирей красногрудых рубин.

Обещай ты мне осень спасение,

грусть закутай теплей в тишину,

чтобы сны мне приснились весенние,

несмотря на мою седину.

Плачут ивы да берёзы

Плачут ивы да берёзы,

шепчут, жалуясь реке,

та вбирает бабьи слёзы,

и вплетает в свой букет.

Слёзы девичьи добавит,

смастерит из них венок,

по течению отправит,

тем, кто в жизни одинок.

Удачный день

Удачный день:

ни писем,

ни звонков,

лишь за окном,

беззвучна

и печальна,

из снега сень,

как биссерный,

покров,

а в горле ком,

колючий,

от молчанья.

Быть одному,

забыться

от сует,

перелистать

вопросы

и ответы,

чтоб самому,

в страницах

прежних лет,

себя узнать

мог по простым

приметам.

Смолоть гордыню

в самоедства

жерновах,

врагов простив,

друзей узнать

по новой,

в пустыню

бегство -

лишь одни слова,

миф

мир обнять -

задача без условий.

Дав смелости,

простить

себя уму,

ничем не скован,

совершить

готов я грех,

в тот день хотелось,

побыть

мне одному,

чтоб после снова,

любить

безумно всех.

Моему Ангелу

Ангелы живут без расписаний,

без часов, и без календарей,

они не выбирают нас заранее,

но и не ждут покорно у дверей.

Не ведут подсчёты добрых дел,

но и не терпят вольностей однако,

а ищут тех, кто по уши в беде,

надеясь лишь на знаки зодиака.

Когда душа моя окажется у края,

а позади все сожжен'ы мосты,

мой Ангел вдруг спускается из рая,

невинной не стесняясь наготы.

Меня согреет он и телом и душой,

прочь отодвинет беды и сомненья,

боль укротит любовной анашой,

что на мгновенье застывает время.

И я, проснувшись утром спозаранок,

забыв про горечь жизненных потерь,

бегу на кухню, ещё от ночи пьяный,

готовить кофе Ангелу в постель.

Стоп-кадр

Я свой фильм про ад,

прокручу назад,

отмолю свой грех,

и за тех,

кто ушёл за край,

раньше срока в рай,

жизнь прожив насп'ех,

всё успев.

Кадр остановлю,

там, где я люблю,

где к грехам мой Бог,

не был строг,

и, вздохнув шагну,

отмолив вину,

через пару строк,

за порог.

Чужая боль

Чтобы понять чужую боль,

придётся заново родиться,

чтоб в чьей-то шкуре очутиться,

знать, что назад не возвратиться,

взяв на себя чужую роль.

Чужой проникнуться судьбой,

преодолев времен границы,

прочесть её, страницу за страницей,

и, отыскав в них раненую птицу

сравнить её с самим собой.

Май

Май зелёными стежками,

лёг на чёрную канву,

и, как будто с сердца камень,

снова чувства оживут.

И, как раньше, буду верить,

я словам без векселей,

все вчерашние потери,

скроет пухом тополей.

До рассвета птичий гомон,

сон снимает, как рукой,

майским солнцем зацелован,

просыпаюсь я легко.

И, вдыхая полной грудью,

трав весенних аромат,

буду радоваться будню,

позабыв про груз утрат.

Взгляд

Посмотреть со стороны:

Богородица,

а в черных зарослях ресниц

черти водятся,

а в глубине, на самом дне,

тайна тайная,

что подсказывает мне:

"Я не случайная.

Тебе ниспослана судьбой,

как знамение,

чтоб будить всю жизнь собой

вдохновение."

Осень

Как быстро время, снова лето позади,

и неба синь сменило серое сукно,

а тёплые вчера ещё дожди,

нещадно листья обрывают за окном.

В дождём размытых окон зеркалах,

осенней улицы мелькают отраженья.

закрыл глаза, и лета привкус на губах,

как будто поцелуя продолженье.

Есть в осени особый, сладкий шарм,

когда в промозглый, неуютный вечер,

вдруг поцелуй ворвётся в память смерчем,

когда его уже давно не ждёт душа.

Любовь

Там вместо часов – закат и восход,

а юг – где нам вместе теплее.

Я там для тебя всегда Дон-Кихот,

а ты для меня – Дульсинея.

Любовь – это время счастливых оков,

где мы друг для друга Месс'ия.

Ад – это время, где ты далеко,

а рай – там, где время бессильно.