Суринам

Почему решил прочитать: вуду
В итоге: большой эмигрантский роман, во многом автобиографичный.
Герой, как и автор, отсидел за антисоветчину, побывал в ссылке, эмигрировал в Америку, получил высшее образование и работает финансовым аналитиком.
Нью-йоркские будни русско-еврейской диаспоры, мимолётный секс с чужими жёнами в придорожных мотелях, эзотерический кружок.
Начало романа напомнило раннего Лимонова его нью-йоркского периода: много секса, собраний и вечеринок. Сплошной промискуитет.
Илья, главный герой романа, и спрятавшийся за ним автор мнят себя большими знатоками женщин, дамскими угодниками в хорошем смысле слова. Илью настигает Большая Любовь с первого взгляда – темнокожая Адри, голландка-суринамка из очень богатой семьи.
Илья и Адри отправляются в Парамарибо (о! Парамарибо! Вы только вслушайтесь в звучание этого слова! Это песня, а не слово!), столицу Суринама, знакомиться с Рутгелтами, семьёй девушки...
А Вы знали, что Суринам – самая маленькая страна Латинской Америки? Страна с необычной судьбой и экзотическим этническим составом! Суринам голландцы выменяли у англичан на Новый Амстердам, ставший потом Нью-Йорком, а независимость страна получила только в 1975-м. В стране живут негры, голландцы, евреи, китайцы и индусы!
Как и любая латиноамериканская локация в литературе, Суринам невероятен, хотя и отличается от глянцевых тропических плакатов турагентств. Жара, бедность, пахучие рынки, необычные фрукты, хасьенды и джунгли, пронизанные мутными реками.
Многие главы романа предваряются флэшбэками из прошлого Ильи: советские детство и юность, тяготы тюрьмы, первые дни в эмиграции.
В "Суринаме" очень ненавязчивая и экзотическая эзотерика: немного каббалы, кубинская сантерия, новозеландский субуд (даже я слышал о таком впервые), суринамские колдуны-маруны, Уатта-Вудун, хазидизм и гностическое учение о пневме и Плероме.
У романа очень внятный нарратив, но, к сожалению, текст скатывается в примитивное богоискательство и "шоу Трумана" о безумных сектантах в духе "Азазеля" Акунина .
Несколько разочарован "Суринамом", но "Агафонкин и Время" читать буду.
7(ХОРОШО)

Джунгли Суринама

Главный герой по имени Илья Кассель эмигрировал в Нью-Йорк из Советского Союза (для Радзинского важно, что именно из этой несуществующей сегодня страны, а не из России), а теперь за доллары, за много долларов составляет отчеты о дневной динамике между этим самым долларом и иеной. Он живет в главном городе Земли, хорошо зарабатывает и не боится быть единственным белым на платформе метро в Бронксе — вообще "после тюрьмы мало чего боится". Он хорош и в сексе, и в умных разговорах. И вот к эдакому супермену к середине книжки начинаешь почему-то испытывать ну если не любовь, то сочувствие — потому что он простодушен. Простодушен узнаваемо и потому обезоруживающе — как все те люди, которые стараются понять. Те, кто считает, что где-то есть истина, которую можно узнать и познать.
В поисках истины этот герой отправляется в Суринам — в южноамериканскую страну, которую в XVII веке голландцы выменяли у англичан на город Новый Амстердам. (Потом англичане переименовали Новый Амстердам в Новый Йорк.) Вообще-то сначала он думает, что отправляется туда знакомиться с семьей любимой девушки, но оказывается — в поисках истины.
Это "оказывается" обставлено у Радзинского здорово: вроде бы с героем с самого его приезда в Суринам начинают происходить какие-то непонятные мистические, колдовские вещи, но они и персонажу, и читателю кажутся вполне закономерными, свойственными этому экзотическому месту, а потом происходит простая вполне человеческая вещь, попросту говоря, обман — и это кажется очень-очень странным и непонятным. Герой и читатель теряются в догадках, впрочем, читатель вскоре в них находится — все-таки книга практически начинается с беседы о том, "почему бог нас покинул", почему "теперь он себя только проявляет, а раньше являл". Просто так книжки с таких разговоров не начинаются. И книжка Радзинского — тоже не просто так. Рекомендую.

Русским писателям, похоже, стало не о чем писать, поэтому они пишут о всякой мелочной второстепенной суете, не имеющей никакого отношения к высоким смыслам литературы, а имеющей лишь отношение к их личным внутренним мало кому интересным переживаниям. При этом рамки, естественно, они себе ставят ого-го какие (смысл жизни, существование бога, всякое такое), но рамки процентов на восемьдесят остаются пустыми. Двадцать процентов – я, я, та девица в ресторане, немного природы, и снова я. Кажется, что «высокая», «нежанровая» литература застыла в 1991 на «…а вот ещё случай был» или «я вся такая во власти циклона, что колыхает тюль на занавеске», и никакого серьёзного рывка так и не произошло, и русская лит-ра в основе своей так и варится в собственном бульоне неудавшихся замыслов и скользких амбиций. Необходимые исключения из этого списка (давайте без имён, у каждого они будут свои): это когда автор берёт и насильно исключает себя, всё личное, любое своё присутствие (казалось бы – чего проще, ан нет), искореняет любой свой след и вздох из текста и плевать хотел на всякие ностальгические воспоминаньица, как в Алупке летом у Аньки сосок топорщился под кургузым платьишком. Ещё исключение – ладно, пусть будут имена – Шишкин, который во «Взятии Измаила» довольно глумливо довёл всю эту личностную тягомотину, всё это пережёвывание до логического предела и, кажется, предел этот перешагнул: вышел самый запоминающийся русский роман 2000-х.

То есть как-то так вышло, что литераторы, получившие с развалом СССР (ну или чуть раньше, кто теперь разберёт) полную свободу слова, неожиданно решили, что лучше всего массово писать ни о чём, чтобы их никто ни в чём не смог упрекнуть и заподозрить в неких пристрастиях или антипатиях. А те кто так не решил – стали со временем пороть какую-то уж совсем феерическую политоту и саркастическую ересь.

Вот я мечтаю, всей душой честно мечтаю о русском писателе уровня Фаулза или хотя бы Франзена, о множестве их (ну кто там, Терехов, Сенчин – что, сравнятся с Франзеном?) Но пока до такого недописались. И недочитались. Стране и Писателю нужно много времени, больше, чем 24 года. А пока книжные магазины закрывают, а в существующих проживает лишь жанровщина – попробуй сейчас найди в продаже «Суринам» Радзинского, вышедший в 2008 году тиражом 30 тыс. экземпляров. (Здесь можно позволить себе неловкую шутку, что весь этот тираж единовременно скупил Радзинский-отец, дабы угодить сыну, но мы слишком плохо посвящены в их взаимоотношения; Олег отсидел срок за антисоветскую пропаганду, после чего в 1987-м эмигрировал, поэтому шутить не будем) В книжном магазине просто нет выбора. Там даже уже Лимонова не осталось, максимум что могут впихнуть – какое-нибудь прилепалло из залежавшегося тиража.

Слава богу, русские литературные премии, в прошлом несколько местечковые и свояческие, стали выходить на новый информационный уровень, хоть как-то затрагивать живой народ, а не когорту застывших в янтаре критиков и литературных прикормышей: впервые в жизни я послушался премии чего-то там и приобрёл «Возвращение в Египет» Шарова – ну, посмотрим, может и прокатит под шумок. Премии должны наводить шорох, впихивать читателю книгу наобум, чтобы у него заранее слюна капала и заусенцы неровно облезали, они должны вести пропаганду МНОГИХ, а не одного победителя, от которого через три года могут остаться рога и ноги: где незабвенная Ирина Денежкина с «Дай мне-2», «Дай мне ещё» и Дай мне снова»? Где Сергей Коровин, автор самого интригующего проекта Лимбус-пресса «Прощание с телом»? Где дитя суровых балтийских волн филолог Аствацатуров? Ах да, у него на днях выходит что-то новое, очередной сборник баек (есть у кого «Скунскамера»? дайте погонять)

…О чём это я? Так вот, Олег Радзинский вроде как решил объединить всерусскую болезненную упадочническую традицию богоискательства и смысловую западную литературу 20 века, за пример и точку отсчёта взяв «Волхва» Фаулза. А вышло опять перемывание тюремных воспоминаний, личные эротические грёзы, парочка сцен про «он ударил её палкой, а у ней из головы хрустнуло и стало видно, что там внутри» для того чтобы читатель не заснул над эзотерическими выкладками и подумал «о, беспричинная жестокость! возможно автор имеет мне что-то сказать за неё». Вышел роман, написанный про себя и для себя, не для нас. Мы слишком не-Радзинские, чтобы даже пытаться понять, что он там хотел сказать всем этим. Местами похоже на Эдварда Уитмора, местами на Непутёвые заметки с Дмитрием Крыловым.

Вот поэтому мне хочется ментально вернуться в 70-80-е годы, во время, когда русская литература ещё не стала прибежищем и перемалыванием личных проблем, убеждений, демонстрированием смекалки и житейской мудрости. Когда литература была направлена наружу к читателю, а не закапывалась внутрь - дескать, как хотите, так и понимайте. Поэтому мне в сто раз интереснее открывать для себя Рида Грачёва, Коваля, Аксёнова, Трифонова, Казакова, Гладилина, Обухову. Почему они писали Для Всех, а сейчас мне впихивают отдающие пошлостью эгоистические рассказы или откровенную заказную сериальщину?

Но всё-таки я объявляю июнь-2015 русским сезоном и буду читать только давно скупленных наугад неизвестных современных русских авторов. Буду искать в них признаки былого величия русского слова и настоящей невымученной красоты языка. Только думается, что будет это сродни доению изнурённых жаб. А когда всё это русское слово уже польётся из ушей, возьму жестокое кровавое dark fantasy и забудусь в диком шейке смертей и заговоров