10 июля 1991 года. Та же ночь

– Юрий Александрович Громов, родившийся 5 марта 1950 года; скончавшийся 10 июля 1991-го, в 3:57 местного времени от инфаркта. Это так? – тихо произнёс чей-то голос.

– Верно… – ответил Юрий, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть того, кто, собственно, и обратился к нему с данным вопросом. Однако ничего, кроме белого, как молоко, и все обволакивающего тумана, он так и не различил.

Только что, пролетев белоснежный, витиеватый и длиннющий коридор, он оказался в каком-то непонятном безграничном и невесомом объёме.

Абсолютная тишина и покой этого, ни то безразмерного сосуда, ни то безграничного помещения – создавали комфортные условия для фривольных и абстрактных размышлений. Они же располагали и к простому, беспечному разговору. Потому Громов с нетерпением и ждал продолжения, начавшегося было диалога. Вот только следующего вопроса, так и не последовало. За то, после гнетущей и продолжительной паузы, переполняемой звенящей тишиной, Юрий Александрович вдруг… Нет, он вовсе не увидел и даже не услышал, а скорее ощутил каким-то неведомым ему чувством, появление в том же самом пространстве ещё кого-то.

– Кто здесь? – с опаской оглядываясь по сторонам, поинтересовался Громов.

Однако вместо ответа, Юрий Александрович вновь услышал уже знакомый ему тихий и успокаивающий голос.

– Василий Иванович Угрюмов, родившийся 18 ноября 1945 года, скончавшийся 10 июля 1991-го года, в 4:07 местного времени, в трёх километрах от омского железнодорожного вокзала под колёсами пассажирского поезда. Правильно?

– Очевидно, так оно и было… – тяжело вздохнув, ответил мужской бас. После чего, добавил. –…Не уж-то, действительно, отмучился?

«Ни тот ли это, случаем, Василий Иванович?.. Мой заводской наставник?.. – неожиданно для самого себя вдруг припомнил Громов. – …Мы же с ним, лет пять в одной бригаде трудились. У нашего Василия Ивановича, помниться, жена умерла… А после, ещё и дом сгорел… Да, мужику, уж точно не позавидуешь…»

«Я это, я… И на заводе мне пришлось побатрачить, и жену потерять… И дом мой сгорел. А ты сам, кем будешь?..» – ответил мужской бас.

«О, как оно было, на самом деле… – Громов вдруг уловил ещё один, уже женский голос. –…Оказывается, жена твоя умерла и дом сгорел… Выходит, не было ни армии, ни полковника, ни Москвы?.. Получается: ты врал мне с самого начала. А я-то, дура, уши развесила…»

«Чудно… – в удивлении усмехнулся Юрий Александрович. – …Я лишь невзначай подумал, а мою мысль не только услышали, её тотчас принялись обсуждать…»

«Наверно, так и должно быть. Ведь мы умерли… – усмехнулся мужчина, назвавшийся Василием. – …Теперь ни украсть, ни пёрнуть – всё на виду. Прямо, как в общей бане. К тому же глухо, как в танке. И кто ты, бывший человек, есть? Или кем, по крайней мере, недавно был?..»

«Громов я, Юрий Александрович» – гордо представился Юра.

«Я тебя, конечно же, помню. Вместе работали… Бывало, что и вместе пили… Не плохим ты был парнем. Ну, разве что, с небольшой гнильцой… Так этого добра у нас у всех с избытков… Синюга, ты видала, каких орлов я из дворовой шпаны в мастера выводил…» – порадовался за себя Угрюмов.

«Кажется, я предупреждала… – огрызнулась женщина. – …Навсегда забудь это проклятое слово: Синюга…»

Перекрёстный огонь мыслей и взаимных недовольств, прервал Голос извне.

– Раиса Максимовна Пластинина, родившаяся 19 августа 1951 года, скончавшаяся 10 июля 1991 года, в 4:07 местного времени, в трёх километрах от омского железнодорожного вокзала, под колёсами пассажирского поезда?..

– Да. Это я… – дрожащим голосом ответила женщина. – …Не уж-то, на самом деле, всё?.. Получается, я умерла, так и не увидев свою кровиночку, своего сыночка?

«Интересно. Куда ж нас теперь, из этого приёмника-распределителя, переправят?» – мимолётом подумалось Громову.

«Известно куда. Соберут сейчас всех, откинувших ласты нынешней ночью, и по этапу… Ну, там, в Рай или куда подальше…» – усмехнулся Василий.

«Рай?.. – в презрительном удивлении переспросила Синюга. Через многие годы она впервые услышавшая своё настоящее имя. – …А ты его заслужил, этот самый рай?..»

«Да кто ж его знает?.. – вновь хихикнул Угрюмов. – …Быть может, как раз я его и достоин. Почитай, полжизни скитался в нищете, да в рванье… Ну, чем не образ бытия, святого мученика?»

«Сволочь ты, и скотина, а не святой скиталец… Жену свою, покойную, стервой называл. Да как только твой язык поганый повернулся?..»

«Ни тебе, дура, меня судить… – рявкнул Василий. В отместку он попытался нанести ответный укол. – …Умная, мля… Между прочим, я своих детей по детдомам не распихивал…»

«Не тронь, тварь, своими вонючими мыслями моего сыночка. Это лишь моё личное горе. И если хочешь, трагедия всей жизни… За ту глупость, я тысячи раз себя прокляла. И, в отличие от тебя, паразита, ни на какой рай вовсе не претендую… Уж лучше ад. Самый жуткий и ужасный. Дабы полностью искупить все свои земные грехи…»

Спор бывших бомжей неожиданно прервала случайная мысль Громова: «А интересно… С чего это вдруг они оказались под одним и тем же поездом? Не иначе любовью на рельсах решили заняться…» – тотчас Юрий Александрович осёкся, вовремя сообразив, что чужие и вольные размышления теперь доступны всем и каждому.

«А тебе, урод, какое собачье дело, что мы делали на рельсах?» – в неистовом бешенстве огрызнулась женская мысль.

«Твою-то мать… И подумать-то ни о чём нельзя… – чертыхнулся Громов. – …И вообще, откуда тебе знать: урод я или красавец? По мне, так я вовсе не плох собой…»

«Вот и помалкивай в тряпочку» – порекомендовала Синюга, с явной издёвкой.

«Юрка, ты на неё не обижайся… – спорщиков попытался примирить Василий. – …Учитывая летальный исход, она стала чересчур бешеной. Ну, а то, что мы вдвоём под поезд попали, так это я за счастьем её повёл. Кстати, Синюга… Ой, извиняйте. Как тебя, там… Ах да, Мадам Максимовна… Так я, Максимовна, похоже, сдержал своё обещание. Ведь не станешь же ты отрицать того факта, что ныне пришёл конец твоему бродяжничеству? Можешь забыть про обеды на помойке и ночлегах в колодцах теплотрассы. Ну, и чем это не счастье? А раз так, с тебя пузырь…»

«Щас!.. Вот только на Землю, в дежурный магазин быстренько сгоняю или у таксистов на вокзале перехвачу… – ухмыльнулась Рая. После чего, сурово добавила. – …И вообще, с какой стати ты принялся оправдываться перед этим козлом, куда и зачем мы ходили? Ведь он и сам, походу, по горло в дерьме, коль умудрился угодить в нашу поганую компанию…»

«В отличие от некоторых, мне и вовсе нечему стыдиться… – Юрий Александрович, дабы невзначай не ляпнуть чего лишнего, принялся думать исключительно о хорошем. Вспомнил о доме, о детях, о своей бригаде. – …Прожил я свою жизнь, уж точно, не хуже других. Сына с дочерью поднял… Выбил для семьи трёхкомнатную квартиру… В доме всегда был достаток… А чего ещё от мужика требуется?.. Грешить, конечно, грешил… Не без этого. Однако грешки мои всегда были мелкие – в общем, особо не наглел. Глядишь, и проскочу я нынче в рай…»

«Тише вы, пустобрёхи… – выкрикнул Василий. Он вдруг заслышал приближение, ещё чьих-то новых мыслей. – …Кажись, в нашем полку прибыло».

«Точно… – прислушавшись, Громов подтвердил предположение Васи Угрюмова. – …Кто-то о войне думает. О патронах, автоматах, о вражеском окружении…»

Договорить Юрий Александрович так и не успел. Всё тот же тихий и одновременно понятный всем Голос вновь о себе напомнил.

– Андрей Викторович Чернышев, родившийся 23 августа 1971 года и скончавшийся от взрыва гранаты, 10 июля 1991 года, в 2:07 местного времени?..

– Так точно! – ответил ему кто-то из белого тумана.

– Через месяц в детдом, в котором ты воспитывался, придёт письмо. В нём будет сказано о том, что ты пропал без вести в районе Советско-Таджикской границы. Для всех, ты так и останешься пропавшим, без могилы и памятника… – прискорбно добавил всезнающий Голос.

«Не может этого быть!.. – растерянно запричитала Рая. – …Сыночек, как же так?.. Почему от гранаты?..»

«Вот видишь… – не скрывая радости, заметил Василий. – …Всё же нашла ты своё счастье. Нет, Максимовна… Теперь ты точно, одним пузырём не отделаешься. За такое событие, не меньше месяца поить меня обязана. Подумать только: спустя семнадцать лет, мать нашла сына!..»

«Мама?.. – в полном недоумении выкрикнул юноша. – …Получается, ты пришла меня встретить. В детдоме мне всегда говорили о том, что ты умерла, когда мне было всего два года…»

«Именно так, сынок… Я встретила тебя, и теперь мы всегда будем вместе…» – Синюга неожиданно нашла более и менее подходящий предлог в своё оправдание. Точнее сын, будто предчувствуя неладное, подсказал ей эту, во всех отношениях приличную версию. Тогда как самой Рае лишь оставалось поддержать её. Что она с величайшим облегченьем и сделала.

«Как же. Ждала она… – непроизвольно вырвалось у Юрия Александровича. – …Походу, шлюхой была твоя мамаша и опустившейся женщиной…»

«Заткнись, сволота!.. – в отчаянии Райка перешла на истошный визг. – …Не верь, сынок!.. Андрюша, ни слушай их. Это они, из завести…»

«Обожди, мама. Я сам разберусь… – сурово произнёс юноша. А после, решительно обратился ко всем, кто его ныне слышал. – …Хотел бы я узнать: какая сука посмела оскорбить мою маму?..»

– Александр Васильевич Угрюмов… – всезнающий Голос, в который уж раз оборвал, разгоревшуюся было склоку. – …Родившийся 15 декабря 1970 года и скончавшийся от взрыва гранаты, 10 июля 1991 года, в 2:07 местного времени?..

– Очевидно, вы правы. Вам видней… – почти равнодушно ответил чуть огрубевший юношеский голос.

– Через месяц твоя бабушка, Лидия Петровна получит извещение, о том, что ты пропал без вести в районе Советско-Афганской границы. Могу сказать больше. Столь тяжёлого удара Лидия Петровна не перенесёт, и твоя сестра останется полной сиротой… – зачем-то добавил Голос.

«Мать честная!.. Да ведь это сын мой, Сашка!.. Но, как?.. – изумился Василий. – …Сашок, ты узнаёшь меня? Ведь это я, твой папа. Как быстро бежит время… Кажется, совсем недавно на руках его носил, а ему уже девятнадцать. Было… – сконфуженно поправился Василий. После чего, дабы поскорее сгладить щепетильность создавшейся ситуации, добавил. – …А Иришка, сестрёнка твоя, как?..

«Да пошёл, ты… – огрызнулся в ответ юноша. – …Твой поганый голос я сразу узнал. Точнее, с самого первого мгновения уловил твой паскудный дух. Никакой ты мне не отец. Гад, ты…»

«Саша, Бог с тобой. Разве ж можно так на отца? Какой никакой, а всё же я твой родитель. Помнишь, как я катал тебя на машине; как ездили с тобой в «Детский мир»; как купил тебе грузовик на батарейках; как в футбол с тобой играли? Сынуля, ты вспомни. Ведь вместе нам было здорово…»

«Было, да сплыло… После того, как погибла мама, ты ни разу не поинтересовался: как мы и где мы?.. Ни разу не навестил нас. Ты, кстати, знаешь о том, что дед Ваня, семь лет назад умер? А теперь представь, как тяжело нам было тянуть крестьянское хозяйство, с бабушкой-инвалидом…»

«Парни, вы что ж, служили на Таджикской границе?..» – пытаясь разрядить взрывоопасную ситуацию, тихо спросил Юрий. Ему льстило то, что на фоне этих двух «супчиков», он выглядит гораздо в более выгодном свете.

«Так точно. Прямым рейсом оттуда, с окрестностей реки Пянж… – усмехнулся Андрей. –…Тыщу лет, глаза б мои его не видели…»

«Не поверишь. Но и мне, в молодости посчастливилось послужить в тех местах. Для нас, для сибиряков, климат там просто паскудный. Да и сама республика полное дерьмо. Друг у меня там погиб, в семьдесят втором году…»

Синюга, до последнего мгновения продолжавшая всхлипывать, неожиданно затихла.

«И как же звали вашего погибшего друга?.. – поинтересовалась она, воспользовавшись паузой. – …Случайно, не Виктором? Ни Чернышевым?..»

«Ага, правильно. Витька Чернышев… Постойте-постойте. А как вы об этом узнали?.. – с некоторым подозрением задал свой вопрос Громов. И тут-то до него, наконец-то, дошло. –…Блин!.. Как же я сразу не сообразил, что у Виктора и у вашего сына, одна и та же фамилия…»

«Вот именно… – с укоризной подчеркнула женщина. – …Андрей, тот погибший друг и был твоим отцом. Выходит так, что этот грёбаный Таджикистан, забрал у меня сразу двух, самых дорогих мне людей…»

«Странно. Но Витька никогда не рассказывал мне, ни о жене, ни о сыне… – Юрий Александрович призадумался. – …Девушка, действительно у него была. Письма он ей писал… А иного, что-то не припомню…»

«О беременности я узнала слишком поздно. Виктор в отпуск приезжал, ну, и… – тут же пояснила Синюга. – …Родители у меня твёрдых моральных устоев, а мы не расписаны… Потому и решили оставить всё в тайне, до его возвращения. Я уехала к тётке, якобы, в институт поступать…»

«Ну, а дальше, что было?» – поинтересовался Василий. Сейчас он готов был говорить на абсолютно любые темы, только б они никоим образом не касались ни его самого, ни его сына.

«Что дальше?.. – отрешённо переспросила женщина. – …Дальше, я родила мальчика. А чуть позже, получила «похоронку»…

«А потом?..» – не унимался Угрюмов.

«Потом… Потом, я умерла. Не слышал, что ли?..» – очень жёстко ответила женщина, вкладывая в свои интонации твёрдое предупреждение: дескать, только попробуй что-нибудь вякнуть.

«Эх, и почему ж я не зашёл к ней после дембеля?.. Как раз об этом, и просил меня Витька…» – в замешательстве подумал Громов…

– Надеюсь теперь вам понятно, почему я собрал все ваши грешные души вместе?.. – вновь напомнил о себе Голос. – …Всех вас объединяют не только личное знакомство или родственные связи, а ещё и не совсем чистая совесть. И, прежде всего, друг перед другом.

– Позвольте-позвольте… – возмутился Юрий Александрович. – …В отличие от некоторых, лично я абсолютно чист. Мне, вообще, не свойственны такие понятия, как угрызение совести или стыд. Подумаешь, не зашёл к Витькиной подружке… Я не имел ни малейшего понятия о том, что та с «пузом», а после и «киндер-сюрпризом». Пока лечился в госпитале, гроб с телом Чернышева отвезли сопровождающие… Они-то и обязаны были поведать близким, как погиб Витька, что именно с нами приключилось. Со своей стороны… В общем, я посчитал лучшим, не беспокоить родственников повторно. К чему снова и снова ворошить былую трагедию?.. Девица и вовсе могла, к тому времени, найти себе другого…