Часть вторая

Завязка

 
Наш Павел не был ни героем,
И ни злодеем, Бог упас,
Азарт болельщика порою
В нём просыпался, но угас.
Он мненье референтной группы,
Будь это предрассудок глупый,
Иль что чиновник выдаёт
За то, что думает народ,
 
 
Ни в грош не ставил, да к тому ж он
От этих мыслей был далёк.
О хлебе думать было нужно,
Так горизонт его поблёк
И сузился до кругозора,
Бродяги, уличного вора,
Кто в магазине горсть конфет
Сворует, если денег нет.
 
 
Не просто выбраться из ямы,
Куда мы падаем подчас,
Должны мы, верно, быть упрямы,
Везучи, чтобы Бог нас спас.
Что ж Павел наш? Поправив душу,
Он рыбой, брошенной на сушу,
Влачил по – прежнему свою
Жизнь выживанья на краю.
 
 
И избежать не смог он, всё же,
Того, что поджидает тех,
Кто честно хлеб добыть не может,
И кража для кого не грех:
Тюрьмы, где Павел обогрелся,
За счёт правительства отъелся,
Не то б на воле заболел
Или в морозы околел.
 
 
Стал строить планы он отныне
И перестал уже страдать
Апатией, тоской, уныньем.
Попав в амнистию, он ждать
Стал: вдруг работа подвернётся,
И он в семью людей вернётся
И вновь, без отдыха трудясь,
Он с небом восстановит связь.
 
 
На лето перебравшись к речке,
Где раньше дачку он имел,
Теперь уж на чужом крылечке
Там вечерами он сидел,
Пока хозяева на юге
Лечили водами недуги.
Там спал, а утром на мосток
Он шёл. Туда, где тлел восток,***
 
 
И мелкий бисер паутины,
Дрожа, сверкал в углах перил.
Любуясь утренней картиной,
На речку глядя, он курил.
Вдоль края дач вела дорога
И люд проезжий мог немного
Позагорать, свернув на плёс,
Там, где густой кустарник рос.
 
 
Там он весь день с людьми общался,
На берегу курить срывал,
Лишь спать на дачу возвращался…
 А, в общем, он не горевал.
Так летом Павел жил на даче
И часто по утрам рыбачил,
Днём к проезжавшим приставал
И чалки воблы продавал.
 
 
Вот раз ловил он с лодки рыбу,
Слегка пображничав с утра,
И в золотой волнистой зыби
Он заприметил осетра.
Осётр, как видно, из-за раны
Плыл ошалело к Павлу прямо.
Не мог уйти на глубину:
Лови руками! Ну и ну!
 
 
Не долго думая, он тянет
Его к себе из волжских вод.
И мыслью о находке занят,
Он, что есть сил, к мостку гребёт.
В хвосте следы винта бударки,
Иначе не было б подарка.
Вот на песке рыбина.
В ней – С ведро икры угля черней.
 
 
Вот вылит уж тузлук горячий,
Под ветром вялится балык,
Потом его наш Павел прячет
Внутри веранды, чтоб улик
От «браконьерства» не осталось,
И в теле чувствуя усталость,
Бредёт он продавать кусок
Проезжим к плёсу сквозь лесок.
 
 
Назад придя с буханкой хлеба,
Доел он тёплый малосол,
С надеждой посмотрел на небо,
Подумал: Бог не так уж зол.
 А покупатель там за лесом,
Не вышедший из Мерседеса,
Когда он рыбу продавал,
Кого ему напоминал?
 
 
Забылось всё, что раньше было,
Но памяти приливом вспять
Обрывки прошлого проплыли
И утонули в ней опять.
Но что-то сердцу подсказало,
Что это знак, что жизнь сначала
Вот-вот начнётся для него,
И рок пошлёт ему… кого?
 
 
Судьба сурова и к талантам.
Ни счастья, ни уменья жить
Дар не является гарантом.
Нужда лишь может научить.
Ни альтруист, и ни подонок,
Наш Павел Волгин был потомок
Друг с другом бившихся врагов,
Не ангел, но и без рогов.
 
 
Не удивительно, все люди —
Пороков и страстей рабы,
Плоды интриг, насилья, блуда,
Обмана, зависти, борьбы.
Но, всё же, есть в них искра божья,
И возрождение возможно
Для тех, кто всё уж потерял
И случаю лишь доверял.
 
 
Но ум его как штурман пьяный
Не мог дорогу проложить.
Не видя звёзд в дали туманной,
Он по теченью мог лишь плыть.
В его глазах, всё ж, в эту пору
Уставшее от штиля море
Уж колыхалось кое-как.
Знать, был то бури новой знак.
 
 
Для многих жизнь – канун событий,
Больших надежд, волнений, бурь,
Как ширь морская пред отплытьем
В невероятную лазурь.
Миров иных предвосхищенье,
И обновленье ощущений.
Как бьётся сердце, дышит грудь,
И счастье обещает путь.
 
 
Готовиться и к смерти надо,
Чтоб должного исполнив круг,
Мы были бы безмерно рады
Уйти как каравеллы, вдруг,
Штиль сменится лишь только штормом,
И вместо страшной бездны чёрной
Осветит молния простор,
Открытьем поражая взор.
 
 
Он верил и не верил в чудо,
В то, что его спасенье ждёт,
Что он вернётся снова к людям,
И жизни смысл и цель найдёт.
И от житейской качки мучась,
Хотел свою представить участь,
Как мореплаватель вдали
Увидеть хочет край земли.
 
 
Но был он – бриг, забывший берег,
Что море долго бороздил.
И было для него безверье
Как паруснику – полный штиль.
Да, верить надо, пусть хоть в случай,
Какой ты б ни был невезучий,
К тебе плывёт он, так и знай,
Как тот осётр, лишь не зевай
.
Должно же что-нибудь случиться,
Жизнь – это славный режиссёр.
И декорации и лица —
Теченье дней меняет всё.
И можно уповать на Бога,
Судьбу вымаливать убого,
А можно просто шанса ждать,
Готовиться, а не страдать.
 
 
Быть может, новым ветром парус
Его наполнится опять?
Недолго, может быть, осталось
Нам перемены этой ждать?
И что избрало провиденье
Ему служить освобожденьем?
Я это всё веду к тому,
Что случай – бог стучит к нему.
 
 
Во что-то верить – каждый вправе,
Вопрос спасения – в цене.
Коль говорят, что жизнь – отрава,
Противоядие – в вине.
Ну, коли нет вина, то в браге,
Глоток веселья и отваги
Даёт надежду и мечты,
И снова в счастье веришь ты.
 
 
В тот день он брагой угостился,
Так, горло чуть прополоснул,
В тени кусточка примостился,
И сладко на песке уснул.
Что деньги – средство стать свободным,
Иметь всё, что душе угодно,
Нам говорили много раз.
Да, деньги выручают нас.
 
 
Но, чувствуя, что мы их любим,
Берут свою над нами власть
Они тотчас приёмом грубым.
Легко к ним в кабалу попасть.
Да и душе угодно часто
Не то. На них не купишь счастья.
Но это знает только тот,
Безбедно кто давно живёт.
 
 
А тот, кто беден, знает точно,
Что дело, всё же, лишь в деньгах.
Иное ж говорят нарочно,
Чтоб не завидовали так.
Известно, деньги – как наркотик,
Имеешь их, и нет заботы.
Их нет, и ломка началась.
Такого не было у вас?
 
 
Да, есть заветные желанья.
Такие нам даёт не бес,
Как искус или испытанье,
А Бог иль ангелы с небес,
Чтоб вечным было измененье,
И к совершенному стремленье.
Чтоб не пресёкся род людской
Уныньем, скукой и тоской.
 
 
Желанья коль иметь, так только
Те, что нам хватит на года.
На жизнь на целую, надолго.
И рады будем мы тогда,
Когда без разочарований,
Стремясь к вершине всех желаний,
Мы будем стойко вверх идти,
Цель находя в самом пути.
 
 
Да, человека зажигает
Желанье чем-то обладать.
Но вот, он цели достигает,
На миг постигнув благодать.
И как охотники за ланью
Уж мчится за иным желаньем,
Забыв трофей, что брошен в пыль,
Что час назад желанным был.
 
 
Все мы, порой, рабы желаний,
Играя в прятки каждый раз,
Они, надеждой сердце раня,
Маня, обманывают нас.
То как мираж, то как виденье,
Нам обещают наслажденье,
Но пропадают в тот же миг,
Когда ты цель свою настиг.
 
 
То, может быть, нас бес смущает,
Желания внушая нам.
Спокойствие лишь обещает,
Лишая радости и сна.
Мы ж без желаний жить не можем.
На наркоманов мы похожи.
А деньги – словно опий нам,
И часто совесть – им цена.
 
 
Так пребывая долго в ломке,
Рабом желанья  Павел стал,
И как о маковой соломке
О пачке денег он мечтал.
А тут, гляди, идёт всё в руки:
В кустах висят пиджак и брюки,
А в Волге плещется один
Слегка чуть трезвый господин.
 
 
И, видно, господин тот важный:
Поодаль Мерседес стоит,
В траве – бутылки и бумажник.
Что это? Павел с толку сбит.
Он «Паркер» свой в вещах лежащих
Увидел и рукой дрожащей
Взял ручку с вензелем своим.
Он некогда гордился им.
 
 
Была то сущая безделка.
Ещё когда он процветал,
Той ручкой подписал он сделку
С партнёром, что его предал.
И вот судьба сыграла шутку.
Пусть всё звучит немного жутко,
Теперь и он, хотя и мог,
Не поспешил, не чуя ног,
 
 
Когда, идя ко дну, тот крикнул,
И скрылся под покровом волн,
Потом совсем уж было выплыл.
Наш Павел бровью не повёл.
В чужой костюм переоделся.
Куда бродяга прежний делся…!
Тотчас преобразившись весь,
Он сел в знакомый Мерседес.
 
 
Знать, бес живёт не только в водке,
Но и в сомнительной находке.
Он заставляет долг забыть
И вне морали общей жить.
Хотя такое поведенье
Сейчас в период накопленья
У нас в стране почти закон.
Что ж, не был исключеньем он.
 

Возвращение в общество

 
Я Павла моего оставил,
Когда отъехал Мерседес.
И это не был прежний Павел.
Он в миг переменился весь.
В бумажнике нашёл он карту,
(Да, ныне – времена pop art’а.
Тех карт не ведал Стивенсон,
Теперь другие карты). Он,
 
 
Порывшись в бардачке богатом,
Нашёл блокнот, где адреса,
Пинкоды, телефоны, даты,
Их изученьем занялся.
Но шифров банковских и кодов
В статье источников доходов
Не смог в блокноте он найти.
И полчаса провёл в пути.
 
 
Приехал в центр и – к банкомату,
Чтобы потом продолжить путь.
Иметь в кармане деньги надо,
Чтоб появиться где-нибудь.
Он в сауне смыл дух бомжёвый,
И вот готов уж к жизни новой,
Наелся ресторанных блюд,
Узнал, квартиры где сдают.
 
 
За год заранее внёс ренту,
Вновь стал на завтрак пить «Боржом»,
Привёл в порядок документы
И по сети за рубежом
Зачем – то банк искал в Турине,
Все бросил глупости отныне,
Всё в городе разузнавал
И новый бизнес основал.
 
 
Другой, узнав, в чём спрос сегодня,
Дал бы рекламу в тот же час,
Что фирма продаёт по сходной
Цене товар. И оглядясь,
Потом, что фирма покупает
Товар тот. Тут же поступают
Заявки. Разница ему
Идёт, понятно почему.
 
 
Чтоб деньги отмывать – контора.
И за мифический продукт
Бесперебойно, ровно, споро
Большие деньги уж текут.
Разбогатев нечестно, Павел
Коттедж просторный бы поставил.
Достиг того, о чем мечтал,
С элитою общаться б стал.
 
 
Восстановил, к примеру, связи,
Вернул друзей себе иных,
И постепенно, а не сразу
Вновь прежним Павлом стал для них.
Потом бы сделал он затраты,
Чтобы пробиться в депутаты.
Прикинув, на каких там спрос.
Что ж сделал Павел? Вот вопрос!
 
 
Но нет, он не такой пройдоха.
Он честно фирму создаёт.
Он знает, что химичить – плохо.
Кредит он в банке достаёт.
Рабочих нужных нанимает,
Для цеха площади снимает.
Купив машины и сырьё,
Так дело он ведёт своё.
 
 
Под именем своим он ожил.
Торговлей занялся опять
И быстро сумму приумножил,
Что в Мерседесе взял, раз в пять.
В нём дар актёрский проявился
И даже внешне изменился,
И был уже не прежним он,
И не по-прежнему умён,
 
 
И осторожней, и хитрее,
Хотя сказать, что он забыл,
О том, что жизнь – лишь лотерея,
Нельзя, он так же страстен был,
И роль играл он как на сцене.
Обычно это мы не ценим.
Мы говорим: мошенник, вор.
А он – талантливый актёр.
 
 
Но короля играет свита,
А Бога вера создаёт.
В делах таланта важен зритель.
Он нам раскрыть талант даёт.
Встречая взгляд девичий чистый,
Каким становится речистым
Профессор вдруг, а как умён!
Открыть закон способен он,
 
 
Стоя за кафедрой своею.
И к магии всё отнеся,
Он вдохновенно перед нею,
Перед студенткой, чудеса
Творит. Когда такой есть зритель,
И вы такое сотворите,
Что удивитесь через час:
Не чёрт ли говорил за вас.
 
 
Так мать его отца любила.
Она студенткой той была,
Лет двадцать разницы для пыла
Любви – пустяк. Она цвела.
И он работал неустанно,
Открытья делал постоянно,
Науку двигая вперёд,
И Павлом свой продолжил род.
 
 
Тогда узор словно икона
Висел в их спальне на стене,
По всем магическим законам,
Любовь должна бы стать сильней.
Да и сынок рос одарённым,
От разных бед заговорённым,
И стал, как есть, он от того,
Что тот узор хранил его.
 
 
Но идолом другим увлекшись,
Оставила семью она.
В обиду смерть любви облекши,
Но есть ли в том её вина?
Сыночка бабке поручила
И для кумира жить решила.
Вспорхнула словно мотылёк.
Летя на новый огонёк.
 

Встреча с Петром

 
А кто в театре Павла зритель?
Чьим предназначена глазам
Та роль, которую хотите Понять?
Ответ таков: он сам.
Он вновь в судьбу свою поверил.
Благословенья в высшей сфере
Во всём, что было, видя знак,
Он крыльев ощутил размах.
 
 
Он вдруг себе представил ясно,
Что, словно заново рождён,
Он полон сил, и жизнь прекрасна,
И горы сдвинуть в силах он.
И это, видно, всё решило.
Всё доказательством служило
Богоизбранности его,
Он не боялся ничего.
 
 
Какой удел готов для Павла?
Неужто век свой проведёт
В приумноженье капитала?
Иль всё же он себе найдёт
И всем талантам примененье?
Везенью, неземному зренью,
Уменью на судьбу влиять
И к лучшему сей мир менять?
 
 
И для чего он избран Богом?
Для славы, творчества, заслуг?
Ему об этом очень много
Твердил упорно новый друг —
Когда-то в прошлом астраханец,
А ныне модный иностранец —
Гипнотизёр, то ли факир,
Он Павлу обещал весь мир.
 
 
Для душ нестойких привлеченья
Ловушек есть на свете тьма,
Предоставлял он развлеченья,
Для любопытного ума:
Колдун, астролог, прорицатель,
Он то за год, то даже за день
Предупреждал о чем – то нас
По телевизору не раз.
 
 
То в переломные моменты
Предсказывал событий ход,
И даже имя президента,
Кого народ наш изберёт.
Его Петром Приволжским звали.
Он переполненные залы
Умел с экрана исцелять
И всех талантом удивлять.
 
 
Всех поражал он чудесами,
И вы бы, не найдя подвох,
Сказали б, всё увидев сами,
Что гениален он как бог.
На боулинг еженедельно,
(Подробно и совсем отдельно
Об этом надо говорить,)
Они повадились ходить.
 
 
Он Павла удивил, что точно
Мог угадать, что суждено,
Сказать по карточке заочно,
Что человека нет давно,
По линиям руки – что было.
И факты, что уж все забыли,
Он восстанавливал, смеясь,
И с будущим имел он связь.
 
 
Пётр рассказал про ряд знамений,
Что видел он про Павла сон,
В котором Богом, без сомнений,
Мессией миру избран он,
Про спиритические знаки.
Что видел он, сидя во мраке,
Над кругом с буквами cклонясь,
И что он обнаружил связь
 
 
Отдельных слов. Заветом новым
Набор случайных слов предстал,
Что, подчиняясь силе Слова,
Пётр сам посланцем бога стал,
Мессии нового предтечей.
И мир готовить стал он к встрече
Того, кто будет нас водить
Или судом своим судить.
 
 
Союза было то началом,
И было нужно, может быть,
Когда факира повстречал он,
Души своей тоску излить.
Чтоб с кем—то просто поделиться,
Приятели есть и девицы,
Но дружба – лучше всех лекарств
Хоть и сомнительна у нас.
 
 
От «Октября» они, случалось,
Болтая, шли до номеров,
Где в VIP-гостинице прощались,
Чтоб встретиться назавтра вновь.
Их путь тянулся до канала,
Тюрьму минуя, где, бывало,
Дни Павел проводил в тоске,
Дни засекая на доске.
 
 
Пётр рассказал ему о Риме,
Где он с недавних пор живет.
Возникла дружба между ними —
Отдушина от всех забот.
И запросто они общались,
Когда напару возвращались,
Смотря на милые места
С Адмиралтейского моста.
 
 
Я, как положено поэту,
Был тоже счастлив посетить
То место на излёте лета,
Когда приятно так ходить
По берегу, вдыхая свежесть,
Мечтать, в лучах закатных нежась,
Поэму наизусть читать,
Или букетом из цитат
 
 
Подругу удивить пытаться.
Я снова был безмерно рад,
Что мог пейзажем любоваться,
Воспоминая летний сад
И вод свинцовых колыханье,
Небес свинцовое дыханье,
Дворцов нездешних гордый вид
И берегов иных гранит.
 
 
И день, когда просил я долго,
Уже немало лет назад
Знакомую, как гостю с Волги,
Мне показать свой Ленинград.
И был большим театром Питер.
А я как восхищённый зритель,
Был покорён его игрой
И бутербродами с икрой,
 
 
Что на трамвайчике мы ели,
И небо было как гризайль,
И меньше на дворцы глядел я,
Чем в серые её глаза.
Мне были улицы как залы
И путников я запоздалых
С часами не связал, была
Она мила, а ночь – бела.
 
 
Я думал: что так долог вечер?
Светло, как будто только семь,
Набросил ей пиджак на плечи,
И не хотелось спать совсем.
С чугунной вязью и дворцами,
Она мне стала близкой самой,
И стала близкой мне Нева.
Так вспомнил я её слова
 
 
И всё, что мне так мило было,
Взглянул на здешние мосты,
И от спокойной красоты
Как прежде сердце защемило.
И долго памяти игла
Больную душу бередила.
Я видел: солнце заходило,
Как будто плавясь на углях,
 
 
Но вот погасло, мир уснул.
Всё в ярких блёстках одеяло
На гладь уснувшего канала
Холодный месяц натянул.
И я, как в детстве возле дома
В саду ночном, предался дрёме,
Младые вспоминая дни,
На воду глядя и огни.
 
 
Пётр тоже был отсюда родом,
И с родиной хранил он связь.
Домой, чтобы побыть с народом,
Он наезжал в три года раз.
Он был богат, повсюду рядом
Телохранителей отрядом
Незримо был он огражден
И всюду им сопровожден.
 
 
Зачем ему был нужен Павел?
Ему, с элитой кто дружил.
Как уважать себя заставил,
Чем Павел дружбу заслужил
Того, что всюду приглашали
И гонорарами прельщали,
Кто книг был автор, чей успех
Почтенье вызывал у всех?
 
 
Да, догадаться было можно,
Как Пётр о Павле разузнал.
В кругу друзей неосторожно
Тот о наследстве рассказал.
В математическом журнале
Давно про тот узор писали.
Пётр имя автора нашёл
И справки в городе навёл.
 
 
Свой интерес к запискам старым
Он любопытством объяснял
К ещё не признанному дару.