В угаре пьяном пребывая.
У них слетала правда с губ.
Но это было лишь нахальством
Забывших страх перед начальством
Вдали от окриков тупых,
Чтоб утром страхом мучить их.
 
 
Холуйство никуда не делось,
Но Павел в мыслях встал с колен.
Как праздника ему хотелось
Средь серых будней перемен
И от холуйства избавленья,
А символ старого был Ленин,
Стоящий в центрах площадей
И вниз глядящий на людей.
 
 
Когда свободы нет, нет счастья!
И ей одною одержим,
Возненавидел Павел власти.
Порой мы этим все грешим,
Когда мы жизнью недовольны.
Когда ж ему бывало больно,
Шептал он с вызовом судьбе
На площади: « Ужо, тебе!»,
 
 
Кумир плешивый и картавый,
Что черни власть установил.
Его сочится кровью слава,
Он адвокатом чёрта был.
Он в Павле вызывал презренье.
Взорвать его он намеренье
Имел, но монумент – лишь тень.
Коль воевать, так уж не с тем.
 
 
Не знал он, в чём его призванье,
И беден был ещё тогда.
Но понял: дело не в сознанье,
Что унаследовал ты дар,
А счастье – с косностью боренье.
Оно – как пламени горенье,
 Куда бросают как дрова
Свои дела, а не слова.
 
 
Но не был он Наполеоном,
Ни Свердловым или Камо.
Идти по трупам миллионов
Не стал, считая, что само
Когда-нибудь всё разрешится.
Не смог он на борьбу решиться.
Направил внутренний огонь
На идолов вчерашних он.
 
 
Питая к ним такую ярость,
Что, стань подобным магам, он,
Меняться б миру лишь осталось.
Ему был Павел камертон.
Он, интуиции послушен,
И знаньями заполнив душу,
Которых в наших книгах нет,
Загадок многих знал ответ.
 
 
Толчка лишь и не доставало,
Чтобы таланты разбудить,
Чтобы природа даровала
Ему способность магом быть.
Был тем толчком несчастный случай,
И хорошо же быть везучим:
В аварии он не погиб,
Но год всё ж ощущал ушиб.
 
 
В его мозгу теперь рождались
Картины вдаль ушедших лет,
Его догадки подтверждались
 Открытьями, что шли вослед
Его шальным предположеньям.
Умел он выбирать решенья,
Как бы не то, чтоб на авось,
Но так, чтоб после всё сошлось.
 
 
По эвристическим законам,
Случайный выбор всё ж сулит
Нам выигрыш, и часто склонны
Мы все искать тот алгоритм,
Что ясновидящим известен.
Все ясновидящие вместе
Так выбрать не могли б вовек,
Как вдохновенный человек.
 
 
Так чудный дар предвосхищенья
Уже тогда проснулся в нём.
Но стоило ему решенье
Найти одним прекрасным днём,
Идее ли оригинальной
Порадоваться машинально,
Их в прессе, ты уверен будь,
Другой озвучил кто-нибудь.
 
 
Носились в воздухе идеи.
Такие были времена.
Он в мыслях памятник злодею
Взорвал, кумира прокляня,
И вскоре злобный дух покинул
Кремлёвский двор, хотя не сгинул
Ещё из душ, что совратил.
Наш Павел дар свой обратил
 
 
На то, чтоб знать эпохи мысли,
Держа вселенную за пясть.
К способностям его причислю
Уменье в яблочко попасть
На взлёт, не целясь, иль страницу
Найти вслепую умудриться
На нужном дне в календаре
Иль нужном слове в словаре,
 
 
Лишь на удачу полагаясь.
То не был навык иль расчёт,
А то, чем вечно восторгаюсь,
Что всех нас тайною влечёт:
Невероятная способность
Событий подмечать подробность.
Так чутко жизнь воспринимать,
Чтоб ей законы диктовать.
 
 
Не знаю, был ли Павел магом,
Но видно было из всего:
До ясновиденья полшага
От интуиции его.
Само, как будто, провиденье
К какому-то предназначенью
Его своей рукой вело
И этот дар ему дало,
 
 
То книжку нужную подкинув,
То от карьеры оградив,
То из беды за ворот вынув,
А то – терпеньем наградив.
Святых так небо защищает,
Их путь неясный освещает,
Тем загораживая путь,
Кто их обидит как-нибудь.
 
 
Когда третировать пытались
Его знакомые снобы,
То иль на взятке попадались,
Иль под ударами судьбы
Упав на дно, ужами вились
И на него за это злились,
В нём всех причину видя бед,
Из – за него кляня весь свет.
 
 
Казалось, что волхвам подобно
Он поворачивал страну.
О случаях таких подробно
Чуть позже я упомяну.
Но веры, веры не хватало,
И чудотворство не пристало.
Ведь сказано безверным нам:
«По вере вашей вам воздам!
 
 
Мир этот, как известно, тесен.
Среди житейских разных вех
Была одна: когда-то Мессинг
Сказал, что ждёт его успех,
Кивнув ему седой копною.
Про гениев таких давно я
В газетах наших не читал,
Наш мир без них скучнее стал.
 
 
Вольф Мессинг написал небрежно,
Что мальчику судьбой дано
Всех превзойти кумиров прежних,
Но недоступно лишь одно:
В безверье достигать успеха,
Оно способно стать помехой.
«Способен сгрызть безверья зверь
И самых сильных, ты поверь.»
 
 
У Павла до сих пор хранится
Автограф Мессинга – в строках,
Написанных им на странице
Мальчишеского дневника.
А Павел ощущал как счастье,
Когда держа его запястье,
По залу взглядом тот витал
И мысли мальчика читал:
 
 
«Взять книгу и открыть страницу,
Десятую строку найти,
Прочесть абзац, где говорится
Про выбор нового пути».
Что там за путь, уж он не помнил,
Но смыслом те слова наполнил,
Он в ожиданье чуда жил
И новый путь он заслужил.
 
 
Потом, он мог усильем воли,
Иль то казалось лишь ему?
Желая перемен до боли,
Творить историю саму,
Следя за балаганом съезда,
Когда, уж, не страшась ареста,
Громил систему демократ.
Был этому он очень рад.
 
 
Все измененья происходят,
В конце концов, и потому,
Что обстоятельства природе
Противоречат и уму.
И в чистых душах вызывают
Протест, что шлюзы открывает
Для тех, кто томится без дел.
И началось, что он хотел.
 
 
Но он считал, что дальше станет
Всё лучезарно и светло,
Лишь потому, что разум занят
Коррекцией фальшивых слов.
Когда ж райкомовское войско,
Не афишируясь, неброско,
В банкиры, в брокеры пошло,
Его взяло, конечно, зло.
 
 
Права гражданские ценил он,
И, несомненно, осуждал
Всевластье должности и силы.
Оценку ельцинизму дал:
Звал сущность к рынку перехода
Свободой власти от народа.
Либерализма в нём на грош,
Но в виде ширмы он хорош,
 
 
Звал Перестройку перекраской,
И цен Гайдаровский обвал
Он ограбленьем в чёрной маске
Народных властью масс назвал.
Багдадским рынок звал базаром,
Режима нового со старым
Различий он не находил
И всем друзьям своим твердил,
 
 
Что снова наш народ предали,
Как и в семнадцатом, когда
Закрепощение назвали
Освобождением труда,
Заводы посулив рабочим,
Мир, землю и свободу прочим,
Так всё при Ельцине опять
Сулили в собственность отдать.
 
 
Он говорил: лицо режима —
Производительность труда.
Пока ж основы нерушимы,
Все формы – это ерунда.
И в сущности, несовместимы,
Хоть в том признаться не хотим мы,
Капиталист и бюрократ,
Умноженный в десятки крат.
 
 
Он говорил, что править должен
Не добрый царь, а хитрый класс,
Который словно чует кожей,
Что выгодно для всех для нас.
Ему не дороги идеи,
Он важным качеством владеет:
Спрос предложеньем утолять
И без насилья управлять.
 
 
Без класса этого нет наций.
Национальный интерес
Без пустозвонных деклараций,
Без лишних действий и словес
Свой от чужого капитала
Всегда, во что бы то ни стало,
Буржуй сумеет защитить
И этим нацию сплотить.
 
 
На будущее он сквозь призму
Смотрел теории своей
Народного капитализма,
Но разуверился и в ней,
Когда пошли в капиталисты
Все пламенные коммунисты.
И весь возглавили процесс
Секретари КПСС.
 
 
А верить им давно устал он.
Ведь вера – лишь условье лжи.
Две стороны одной медали…
Не в том ли парадокс лежит?
Уверенность – другое дело,
Бог пред уверенным и смелым
Теряет силу. Что пенять,
Нельзя нам божество понять.
 
 
Да, человек – червяк. До бога
Ему миль’оны лет расти.
Для вечности – не так уж много,
Бог за надежду нас простит.
В себе уверенными были
Вожди, они других судили,
Забыв и стыд, и божий страх,
Увидев, что Бог в их руках.
 
 
И потому всё попирали,
Народы за овец сочтя,
Что эту тайну Бога знали.
И миром правили шутя.
И Бог служил им как орудье,
И славу блеяли им люди,
Но каждый раз Бог мир спасал,
Тем, что бессмертья им не дал.
 
 
Наш друг, воспользовавшись смутой,
Смог капитальчик сколотить,
Халифом став хоть на минуту,
Свои желанья воплотить.
Он в «пирамидах» деньги делал.
Скупая ваучеры смело,
В Газпромовский пакет вложил,
Продал и весело зажил.
 
 
Он изменился, стал циничней,
Не встретив в жизни идеал.
Он принципы из жизни личной
Как нудных менторов изгнал.
Теперь ему уж стало ясно,
Что молодые все прекрасны,
Он от своей мечты устал
И в жизни прелесть видеть стал.
 
 
Век нынешний придумал способ
Проблемы разные решать,
Готов ответ на все вопросы,
Лишь стоит клавишу нажать.
Иль Дьявол так закинул сети,
Используя открытья эти,
Чтоб «человеков уловлять»
И здешним миром управлять?
 
 
Наш Павел дал «обет безбрачья».
Заглядывая в Интернет,
Дам выбирал он наудачу,
Писал запрос и ждал ответ.
И сразу назначал свиданье.
А там и пылкое признанье.
Неделю продолжал роман.
Ну, чем он вам не донжуан?
 
 
До Интернета объявленья
На свете были, телефон.
Важно не знать в желаньях лени —
Секрет успеха понял он.
И был ли день, когда в постели
Он не был бы на чьём-то теле.
Да, были те, что как кремень,
Но и как воск по две на день.
 
 
Так годы шли, давая опыт
В приёмах, ласках и словах.
У многих дев под страстный шёпот
В те дни кружилась голова.
Он был везуч, его любили
И в сеть свою его ловили,
Но, добиваясь своего,
Не обещал он ничего.
 
 
Так приобрёл он ценный опыт
В искусстве ублаженья дам,
Сегодня я сравнил его бы
С тем, что когда-то наблюдал:
Есть Петергофские каскады,
Ступенчатые водопады,
Где крепко держит льва Самсон,
Фонтаном хлещет в небо он.
 
 
Собой владеть так мог и Павел.
Он был в приёмах молодец.
Лишь сам себя он мог заставить
Оргазмом кончить, наконец.
Как правило, в любом сношенье
Он соблюдал соотношенье —
Четыре раза к одному.
И всё – благодаря уму.
 
 
Лишь напоследок оставлял он
Освобождения черёд,
Когда желанье утоляя,
Струя преграды все прорвёт,
И завершая вечер томный
Его самсон размеров скромных
В восторге вдруг подбросит вверх
Фонтана мощный фейерверк.
 
 
Так он смысл жизни видел разве
Лишь в том, чтоб женщин ублажать.
Ища в любви разнообразья,
Умел себя не обижать.
И женщин образ идеальный
Слепил из множества деталей,
Все сладости любви испив,
Он был удачлив и счастлив.
 
 
Считая женщину кумиром,
Мужчина чрез её красу
Познать способен прелесть мира,
Гармонии постигнуть суть,
Форм и пропорций совершенство
И абсолютное блаженство
И, с женщиной сливаясь, он
Был от грехов освобождён.
 
 
А было то прелюбодейством,
Или невинным баловством,
Судить не нам, скорей то – бегство,
Чем просто плоти бесовство.
Попытка от тревог отвлечься,
И мути дать в душе улечься,
Свободу шкурой ощутить,
Чтоб просто знать, что стоит жить.
 
 
И тем с ним прошлое прощалось,
Когда он жил под колпаком,
И делал то, что разрешалось,
А выпивал и то тайком.
Когда уж потеряв надежду,
Что будет всё не так, как прежде.
Смирился, было, с жизнью он
И всё воспринимал как сон.
 
 
Стал торговать он запчастями,
Автокосметикой и тем,
Что спрос имело, мы б застали
Его в торговой суете.
Да, точно, именно в ту пору,
Душе своей ища опору,
Метался он меж разных вер.
И молится ли он теперь?
 
 
А если «да», какому богу?
Не ошибётся ли опять,
В исканьях истины дорогу
Пытаясь для себя избрать?
Он так умён. Хватило б баллов,
И в клубе интеллектуалов
У Менса был давно бы он,
Когда бы был ему резон.
 
 
Тщеславье тешить – род болезни,
И если б кто меня спросил,
Сказал бы я: сто крат полезней
Брать рубежи на грани сил
И побеждать! Нет выше счастья,
Чем, курс держа через напасти,
Плевать на приговор толпы
И не сворачивать с тропы.