Цитаты из книг автора «Норман Дойдж»

Последующие эксперименты, проведенные командой Нисбетта, подтверждают, что когда люди меняют культуру, они учатся воспринимать по-новому{75}. После нескольких лет, проведенных в Америке, японцы начинают воспринимать все точно так же, как американцы, из чего можно сделать вывод, что различия в восприятии не связаны с генетикой. У детей иммигрантов из Азии, живущих в Америке, способ восприятия отражает обе культуры. Поскольку дома они подвергаются влиянию восточной культуры, а в школе и во всех других местах – западной, они иногда воспринимают сцену холистически, а иногда фокусируются на выделяющихся объектах. Ряд исследований свидетельствует о том, что люди, выросшие в условиях бикультурной среды, на самом деле чередуют восточное и западное восприятие. Жителей Гонконга, испытывающих на себе влияние британской и китайской культур, можно «подтолкнуть» к восприятию в той или иной манере, показывая им характерные для Запада изображения, например, Микки-Мауса, или здания американского Капитолия, или типичные для Востока изображения пагоды или дракона. Таким образом, эксперименты Нисбетта и его коллег стали первой демонстрацией кросс-культурного «перцептивного научения».

«Перцептивное научение» – это вид научения, которое происходит, когда мозг учится воспринимать с большей остротой или, как в случае с морскими цыганами, по-другому. В ходе этого процесса формируются новые нейронные карты и связи. Например, перцептивное научение играет свою роль в разработанной Мерценихом программе Fast ForWord, которая помогает детям с проблемами восприятии звуков сформировать более совершенные карты мозга, позволяющие им впервые в жизни услышать нормальную речь.

Цивилизованность – это набор методик, с помощью которых мозг охотника-собирателя учит себя перепрограммированию. А печальным свидетельством того, что цивилизованность представляет собой смесь высокого и низкого, служат те примеры, когда животные инстинкты вырываются на свободу, а кражи, изнасилования, разрушения и убийства становятся обычным явлением. Наш пластичный мозг может в любое время разделить те функции, которые он сам и соединил, поэтому всегда существует возможность возвращения к варварству, а это значит, что нам придется неизменно учить цивилизованности каждое поколение.

Пластичность мозга позволяет раскрыть загадку сублимации. Области мозга, возникшие для выполнения задач охоты, выслеживания добычи и собирательства, благодаря своей пластичности могут быть сублимированы в соревновательные игры. Видимо, нейроны из тех частей мозга, которые отвечают за инстинкты, могут установить связи с более «высокими» частями и центрами удовольствия, чтобы объединиться для создания нового целого. Каждое такое целое представляет собой нечто большее, чем сумма его частей. Вспомните утверждения Мерцениха и Паскуаль-Леоне о том, что основное правило пластичности мозга предполагает: в процессе взаимодействия две области влияют друг на друга и создают новое целое. Когда инстинкт, например выслеживание добычи, связывается с цивилизованным действием, например нападение на короля противника на шахматной доске, и между нейронными сетями инстинкта интеллектуальной деятельности также возникает связь, эти два действия уравновешивают друг друга.

Рассмотренный нами принцип, согласно которому работающие вместе модули изменяют друг друга, также помогает объяснить, как нам удается совмещать хищнические инстинкты, стремление доминировать и более когнитивные склонности. Например, в спорте или соревновательных играх, таких как шахматы, либо в артистических конкурсах, – мы совершаем действия, сочетающие в себе инстинктивное и интеллектуальное. Деятельность такого типа называется «сублимацией[68]» и подразумевает до сих пор считавшийся таинственным процесс, с помощью которого происходит превращение грубых животных инстинктов в «цивилизованные, или облагороженные».

Когда в процессе культурной деятельности возникает новая связь между двумя модулями – как в случае, когда чтение совершенно по-новому связывает зрительный и слуховой модули, – взаимодействие способствует изменению модулей для обеих функций, приводящему к появлению нового целого, которое больше суммы частей.

Преобразование мозга может происходить двумя способами. В мозге человека могут изменяться мелкие детали цепей, связывающих модули, – и это немаловажно. Но то же самое может происходить и с самими первоначальными модулями мозга охотника-собирателя, поскольку в пластичном мозге изменение одной области или функции «растекается» по мозгу, как правило, меняя связанные с ним модули. Мерцених показал, что изменение в слуховой коре – повышающее уровень активации – приводит к изменениям в связанной с ней лобной доле. Он утверждает: «Вы не можете изменить слуховую кору, не изменив при этом процессы, происходящие в лобной доле. Это совершенно невозможно». У мозга нет специального набора правил пластичности для одной части и еще одного набора правил – для другой. (Если бы такое было, разные части мозга не могли бы взаимодействовать.)

Возникает вполне справедливый вопрос: почему именно люди, а не другие животные, которые также обладают пластичным мозгом, создали культуру? Действительно, у других животных, таких как шимпанзе, встречаются зачаточные формы культуры, и они умеют делать примитивные инструменты и обучать своих потомков их использованию или осуществлять элементарные операции с символами. Однако они делают все это в очень ограниченных пределах. Исследователь Роберт Саполски утверждает, что ответ можно найти в очень незначительном генетическом различии между нами и шимпанзе. 98 % нашей ДНК совпадает с ДНК шимпанзе. Открытие генома человека позволило ученым точно определить, какие гены у нас разные, и оказалось, что один из них – это ген, определяющий, сколько нейронов мы можем создать. Нейроны человека в целом идентичны нейронам шимпанзе и даже моллюсков. В эмбрионе появление всех нейронов начинается с одной клетки, которая делится и образует две клетки, затем четыре клетки и так далее. Регуляторный ген «решает», когда этот процесс должен прекратиться, и именно этот ген определяет наше различие с шимпанзе. У человека данный процесс проходит определенное количество циклов до тех пор, пока количество нейронов не достигает примерно 100 миллиардов. У шимпанзе он прекращается на несколько циклов раньше. Мозг шимпанзе обладает пластичностью, однако между нашим и их мозгом существует огромное количественное различие, которое из-за способности каждого нейрона устанавливать связь с тысячами клеток приводит к появлению «экспоненциально большего количества взаимосвязей между ними».

Перепрограммировать мозг могут не только «высококультурные» действия. Сканирование мозга водителей лондонского такси показало, что чем больше стаж таксиста (освоение географии города), тем больше объем его гиппокампа, то есть той части мозга, где хранятся пространственные представления. Даже то, чем мы занимаемся в свободное время, может менять мозг: у людей, практикующих медитацию, и тех, кто их обучает, больше развита центральная доля – та часть коры, которая активируется, когда человек обращает на что-то пристальное внимание.

Итак, представление о культуре и мозге, сформированное под влиянием идей нейропластичности, похоже на улицу с двусторонним движением: мозг причастен к созданию культуры, но и культура оказывает формирующее влияние на мозг. Иногда эти изменения могут быть очень значительными