Именно от них у меня возникал товар. Начинало работать извечное правило «товар – деньги» Вот тут-то и подключалась Наташка. За дело она бралась рьяно, потому что точно знала, что в конце будет нолито! И не только ей! Все ее подружки, которые «в деле», тоже будут отоварены. Если мы за рюмку всегда готовы, то за много бутылок? То-то и оно!

И тут начиналось.

Наташка поднимала свои пьяные полки и подключала к сбыту всех своих подружек-алкашек. Они, как пчелки, без устали сновали по всем магазинам, рынкам и прочим неизвестным мне местам и подворотням, и через неделю-другую от товара не оставалось и следа.

ПОЧЕМ В МИРУ БАБКИ?

Постепенно я ушла в фарцу с ушами. А как жаж! Денежку в дом подкидывала нехилую, (поболе, чем моим честным, кропотливым трудом портнихи), укреплялась в самомнении, да нервы щекотала, аж дух вон! Ну, и началась жизнь полосатая. Сегодня все в кайфе, а завтра в противовес получите девушка гранату прямо в руки! Радуйтесь, радуйтесь! Кричите или ура, или караул! Правда, караула было больше.

Вот, например, произошел как-то в нашей коммуналке такой жуткий случай. Я потеряла в своей комнате, повторяю, в своей комнате, огромные по тем временам деньги – пятьдесят две тысячи рублей! Для того чтобы понять – доллар в те времена стоил на черном рынке от трех с половиной до четырех рублей, а официальный курс был не больше сорока с чем-то копеек.

Истерика у меня была жуткая! Машина «Волга», самая дорогая и шикарная, по тем временам стоила от пяти до семи тысяч рублей. Зарплата среднего служащего составляла двести рублей, а у меня в квартире пропало пятьдесят две тысячи. Представляете?

Рассказываю, как дело было.

Мой гениальный муж, знаменитый на всю Москву своими «понтами», в тот вечер наволок полный дом народу. Где нарулил по городу столько артистов, кто знает? Большинство из театра «Ленком». И давай их от радости водкой пьянствовать и всячески кулинарить. Ну, как жаж, артисты! Смежная специальность. Они играют, а он поет!

Когда я пришла домой, в доме гуляли. Как будто «Последний день Помпеи» уже наступил и завтра не будет. Ну, а артисты – они же по жизни халявщики, я знаю, сама такой была. Они и давай стараться, мои месячные запасы приканчивать. Им-то по фигу, что в магазинах кроме продавщиц ничего больше не продавалось.

Все были уже почти в норме, в том смысле, что приблизились к своим критическим нормам алкоголя на душу населения, когда в дом явилась я. Командовала Наташка. Она всегда стояла или на кухне, или у кого-нибудь в комнате с угла стола. Почему? – не знаю. Но «правила бал» она только стоя. Все мои многократные попытки усадить ее успехом не увенчивались. Я, грешным делом, даже однажды спросила:

– Подруга! У тебя, случайно, не геморрой?

Обиделась, но все равно не села.

В тот день Наташка «правила бал» явно по пятому заходу, то есть сбегала в «реабилитационный центр» пятый раз и, как мне показалось, принесла не по одной стеклотаре. По частоте закатывания глаз и шепелявости – давно.

Речь шла о творчестве театра «Ленинского комсомола».

Умора! Главный дегустатор театрального искусства!

Судя по ошалевшести публики, речь была потрясающей. Наташкина наглость, не имеющая границ и в обыденной-то жизни, в этот вечер явно выплеснулась за пределы нашей комнаты, да и за пределы театра тоже. Народ сидел, выпучив глаза, ни капли не ропща, и принимал все ее слова практически без улыбок. У господина Караченцова глаза сошлись на переносице, как у Крамарова в «Неуловимых». Он никогда такой ахинеи еще не слышал. Я, когда врубилась, про что речь, тоже адреналину поймала. А речь шла о том, что кроме одного, супермодного в те годы спектакля «Юнона и Авось» в театре смотреть нечего! Да и играют они слабовато! Только жмут на слезу….

Видали! У меня бы точно наглости на такое не хватило! А дальше вообще капец:

– Надо бы в сцене знакомства героев ввести еще один персонаж, например, ангела, который приснится героине и расскажет ей, а заодно и публике, что там дальше произойдет. Сколько лет героиня будет потом любить героя! Вот тогда бы и публика заранее разогрелась и обалдела бы в несколько раз сильней, – выдала Наташка, покачиваясь и осыпая пеплом, из отставленной театрально в сторону сигареты, бедного молодого актера, сидевшего под правой рукой. – В общем, что говорить, слабый спектакль, слабый!

Я себя тормознула и в разговор не вступила. Не завелась. У меня была более серьезная задача – куда-то спрятать деньгу. Это вам не шуточки. Столько «бабок». Я же знала, что у всех гостей, вместе взятых и ста бы рублей не набралось, ну, от силы сто пятьдесят. А тут такая куча! У меня ума, все таки, хватало не всем подряд понтить, потому что жили мы тогда в стране всеобщего «настучания». Все друг на друга стучали. Не зря на двери приемной Лубянки было написано: «Стучать». Вы же в курсе!

«Отец всех народов» давно почил в бозе около Мавзолея, за колосок с колхозного поля больше не сажали, поэтому все отошли от страха с верху и до низу, и дружно поволокли, кто что мог! Именно поэтому «менты» и гонялись за чемоданами и пакетами, пытались не отстать и экспроприировать у экспроприировавшего. Полстраны взрослого населения воровало, а остальная половина ловила, делила, присваивала, сажала и охраняла. Вот поэтому озвучивание суммы денег, которые я держала в целлофановом пакете, оказалось бы полным шоковым откровением. Оно могло сподвигнуть народ на подвиги, доселе неизвестные, как для меня, так и для них самих.

Деньги я должна была пристроить до того, как вступлю в роль хозяйки. Сказать своему благоверному, который был хорошо известен своим словонедержанием, о том, сколько у меня в пакете, даже и речи быть не могло! Прокукарекал бы для понта, какие мы, блин, богатые! И кто-нибудь обязательно бы приложился ручкой или настучал.

Вот и стояла я в задумчивости в дверном проеме, смотрела на все это безобразие за столом и думала, куда бы денежку спрятать? Решила пока просто положить в шкаф под постельное белье. Шкаф-то на виду все время!

Кто у меня на глазах в него полезет? Правильно?

Гуляли мы в то золотое и бесшабашное время крепко не только в ресторанах, но и на дому. Наташка еще несколько заходов в «реабилитационный центр» сделала, и к утру мы благополучно закончили. После гитарного перезвона, прокручивания всех известных песен модного и любимого тогда Высоцкого, Наташка сменила гнев на милость и стала громко расхваливать ту же «Юнону». При этом подбирала такие смачные слова, что наша актерская публика от умиления чуть не плакала, как будто мнение пьяной алкоголички было им архиважно. Потом все убрались, оглашая лестницу, потом двор, потом округу шумными голосами.

И слышно было до рассвета, как ликовал француз…!

Но всегда наступает утро. Со всеми вытекающими оттуда последствиями. Утро, утро начинается с похмелья! Здравствуй, здравствуй незнакомая страна,… соседка и так далее. А соседка даже и меня не узнает. И себя не узнает. Доползла вчера, на диван упала и не шевелится. Я первый раз ее такой видела. Пришлось самой отовариваться.

После моего забега в магазин все стали прикладываться. И утро опять началось с похмелья. Кто чем. Кто пивцом, а я водочкой. Начинаем тихо реанимироваться и вспоминать хором, что вчера было, от каждого из членов нашего коллектива, вместе с набежавшим с утра молодым соседом. Я, к сожалению, пива никогда не любила, поэтому мне всегда тяжелее всех. Начинаешь сразу опохмеляться водочкой, а заканчиваешь опять пьянкой, хотя я, честно говоря, всегда думаю, что запах свежей водки лучше, чем вчерашний перегар. И вдруг, как озарение:

– Люди, а где я бабки спрятала?

Никто ж не знал! Народ даже пивом перестал опохмеляться, услыхав сумму. И тут началось! У Толика съехала крыша! Это же надо, как мы денежку-то любим! Вы даже себе не представляете, что это такое, когда из обморока да по возрастающей амплитуде попадаем в дикую истерику, с ором во всю свою дурную глотку, топанием ног, маханием рук и брызганьем слюной! Все бросились Толика из депрессионного состояния вытаскивать, но мне не до того было. Мне надо было денежку искать.

Искала я четыре часа. Потом пять. Потом два дня. Я перевернула в доме все, что можно было перевернуть. По ниточке и по часовой стрелке перетрясла весь гардероб и всю квартиру… Говорят, так грабители и воры в доме делают «шмон». Только не помню, кто мне это рассказывал. Может, где прочитала? Например, у Леонова в «Воре»?

Денег не было! Ну, нигде не было! Ни-где.

Пошли разные версии. Например: украли. Кто? Артисты, которые были.

– Или Барабашка, – выдвинула Наташка свою, дополнительную версию. А что? Запросто ворует. Еще как!

– Ну, даааа, ворует. У моей приемной бабушки Полины Ивановны всегда очки тырил. Она их целыми днями искала. А надо было просто в зеркало посмотреться, потому что они у нее всегда на лбу были водружены, как красное знамя над Кремлем! – подытожила я.

Денежки нашлись неожиданно. Их никто и не воровал. Они были мною же перепрятаны под утро, когда я была уже не совсем, точнее сказать, совсем того. Но куда спрятала, никто и никогда бы и не догадался, если бы по прошествии десяти дней от скорбной даты последнего шмона, не пришли к нам в гости моя клиентка Света со своим мужем Славой. У Светы был день рождения в начале прошлой недели, вот они его и отмечали по все Москве. Часам к четырем утра мы уже пели песни, а я на кухне выкладывала мясо на блюдо, когда туда пришла Света. Ну, я ей для пущего кайфу про денежку, чтобы тоже адреналинулась, и пожаловалась. Я же на них уже большой и жирный положила. Вот и жаловалась, что придется мне их отрабатывать, рассказывая про мои пустые многодневные поиски. Опять понтила, как всегда.

– Все, – говорю, – в доме проверила, до ниточки перетрясла. Может, вот только под духовкой и не проверяла.

Наклонилась и вытащила из газовой плиты нижний ящик, в котором все хозяйки сковородки держат, но не чуть-чуть выдвинула, а вытащила его совсем, и положила в сторону. А они, голубчики, там себе лежат на полу, ровненькими рядами уложенные, под этим ящиком, пачечка к пачечке, прямо с ленточками банковскими лежат, нетронутые, тепленькие. Ну, это же надо до такого додуматься? Кухня ведь коммунальная, общая, и плита тоже. А я их туда… Ну и как вам, нормально? Это все ступеньки к раннему инфаркту.

– Это сколько же было в меня влито, если я их сюда засунула? А вы? Красавцы мои! Нервы мои оголенные! Сволочи грязные! Лежите себе и молчите? – с понтом причитала я на всю кухню на них или сама на себя, любимую.

Ясно лошадь, коль рога! Наливай! Пару дней мы это дело замачивали. Включая соседей. Хотя бы здесь они потеснили Наташкины ряды.

– Нет! Ну, надо же до такого додуматься? Спрятать! И куда! – удивлялась я сама на себя, в глубине души радуясь еще и тому, что все видели, как много бабок водится в моих закромах. Знай наших!

Все смеялись с кривыми от зависти рожами, и говорили:

– Надо было давно столько же выпить, как в тот день, когда прятала, уже давно бы нашла!

Наш народ мудр. Такие советы давать умеет! Поистине не зря мы столько лет прожили в стране Советов.

Ну, а теперь что!? Приготовились?

Настала пора представить вам и моего ненаглядного в полной красе, только за валерианку сразу не хватайтесь… Во —

ТОЛИК

Булыжничек на перекрестке жизни, блин. И на ём ничерта не написано, про что там ждет впереди? Как ежик в тумане. Если бы я знала последствия, я бы развернулась в другую сторону, но мы же молодые такие бестолковые! Куда несет течением, туда и плывем… или шагаем….

Как я вам уже говорила, звали его Анатолий, а по-простому Толик. Рафик! Сашик! Петик! Это по-чурковски. Совершенно дурацкое имя, мне никогда не нравилось. Но я заметила, что Боженька всегда подсовывает то, что мне не нравится. Щекочет нервы!

Толик – это найденное в таком большом городе было такое чудо-юдо!!! что еще раз подтвердило подозреваемый мною факт – все в природе развивается по спирали.

Его мама – чистокровная русская, натуральная блондинка, волжанка, с большими голубыми глазами, с совершенно мерилин-монровским кукольным и капризным личиком. Очень сексапильная. Даже в те годы, когда я познакомилась с ней, была очень и очень хороша. И фигура сохранилась на удивление стройной, и ножки, и вьющиеся густые волосы. Представляю, как она была хороша в молодости! А тем более в южном городе Баку…

Папа – жгучий брюнет, высокий и статный. Вы, может быть, на московских рынках встречали таких. Иногда попадаются «азербоны» писаные красавчики. Этот был как раз из таких. Усики у него были очень, по тем временам, моднячие, как у Рашида Бейбутова, тоненькие, черненькие и вдоль верхней губы. Глаза черные, большие, обрамленные, как рамой, густыми и длинными ресницами! Губы, четко очерченные по контуру, чуть выпуклые и припухлые. Нос ровный и прямой, как у Александра Македонского. Блеск! Очень был хорош. Правда, лично я видела его только на фотографиях. Когда Толику было три года, папа пропал за горизонтом большой жизни, отправившись искать счастья для всей семьи. Оттуда он так и не вернулся. Наверное, не нашел или нашел только для себя… Тоже еще тот приколист!

Родители хороши были оба. А что представлял из себя наш Герой? Ну-ка? Попробуйте пофантазировать! Но не опирайтесь на всем известную истину, что перекрестное опыление ведет к совершенствованию вида.

Ничего подобного! Полная противоположность!

Наш герой был совершенно рыжий и в конопушках. Волосики жиденькие (куда девалась папа-мамина шевелюра, хочется спросить?), глазки маленькие, глубоко и близко к носу посаженные с рыже-облезлыми ресницами. Морда длинная, лошадиная. Но главным шедевром на этой морде был нос! Как отдельная история он занимал одну треть пространства. Он был длинный, с горбинкой и тоже весь в конопушках. Прямо шедевр какой-то. Губы тоненькие, щеки впалые. Натуральный Освенцим. Я все время удивлялась, как это они, его создатели, красотка блондинка и красавец брюнет, произвели на свет такое облезло-рыжее чудо? Копия режиссера и артиста Басова, только пострашней!

Помню, как-то, лет чего-то тому назад, он решил отпустить бородку, испанку. Когда она отрастала, Толик был на гастролях. Но наступило время, он вернулся и позвонил мне в дверь. Мать моя родная женщина! Я чуть в обморок не упала. Крик пришлось утопить в желудке. Передо мной стоял Мефистофель! Рыжий, страшный, и с козлиной бородой. Ну, козел козлом!

Правильно говорила моя подружка Неля:

– Все мужики козлы, только с одним козлом можно жить, а с другим нельзя.

А еще он был худой. Мои потуги его откормить ни к чему не приводили. Все калории, не в коня корм, съедала его «внутренняя злость». Его часто заносило то резко вправо, то резко влево, отчего он имел мелкие неприятности сексуального характера. То он кому-то по сопатке, то ему, никакой середины, сплошной крайняк… Максималист-понтист, одним словом.

Я говорила ему шутя:

– Природа явно дошла до конца очередного витка на твоих родителях, а на тебе решила отдохнуть. Теперь ты есть нулевой цикл, начало нового витка.

Надо добавить при этом, что характер он имел южнотемпераментный, вспыльчивый, мало управляемый и руками махательный. Жутко дерьмовый, в общем. По принципу:

– Э-э-эх! Забодаю! Забодаю темпераментно!

Я как думаю? Все мы в своей жизни немного от Бога нашего, Иисуса Христа, научились. Типа, «частица Бога в нас заключена подчас…» Он на крест из-за нас, дураков, полез, и мы, дети его, на него глядя, любим распятыми бывать. Только кресты наши очень маленькие и гвоздики микроскопические. Но страдаааания – на всю катушку… как у него…

Помню самое начало нашей смешной семейной жизни с Толиком. Тогда, после нашей свадьбы, его друзья прикалывались над ним и говорили, складывая кукиш, где большой палец находился не между указательным и средним, а между средним и безымянным:

– Плечи то широченные, а головка ма-а-аленькая! Прямо чувак чуваком!

Вот уж точно, природа на нем отдохнула. Высокий, худой. До талии метр, от талии метр. Верхний метр сверхсутулый и широченный в плечах, а на них маленькая головенка торчит. Нижний по-кавалерийски четко подперт ногами, которые, по сравнению с верхней частью, смотрелись несуразно. По плечам он пятьдесят восьмого размера, а по низам сорок второго криво-косолапого, это я как портниха знаю. В общем, очень косая сажень в плечах и совсем кривая в задах. А все вместе именно того рыже-облезлого цвета, который и есть высший знак азербайджанского качества.

И понты-ы-ы-ы!!! Петушиное, обожранное «авантюрином» горе, мечтающее выделяться из толпы…

А я ведь молодая была, совдепией крученая, коммунизмом мученная, да и старыми заскорузлыми понятиями порченная. Бабскими привычками про замужество, веками вбитыми в бабью голову, плюс заразно-понтовая ширма из «слабо»… Я и говорила сама себе:

– Нужно принимать его таким, как он есть. Вышла замуж, так нечего, понимаешь, всякчески критиковать теперь! Все равно все мужики козлы!

У меня с этим вопросом, который секс, тоже свои отношения. Я по гороскопу родилась под знаком Венеры. Весы я, а что это значит, вы и сами догадываетесь. Там Венера нехило потопталась…

Может быть, это еще и оттого, что когда моя мама была мной беременная и работала в маленькой сельской больнице, приехав туда по велению сердца и обстоятельств за моим папой (читаем с пафосом!), там произошел интересный инцидент! К ним в больничку привезли взвод солдатиков, зараженных лобковыми вшами. Пришлось маме построить их в рядок, приказать спустить штаны и задрать руки. Потом она взяла малярную кисть и, обмакивая в ведро с раствором, промазала все интимные места, подмышки и прочие нагрудно-наспинные заросли этим солдатикам очень основательно.

Может быть, именно из-за этого я несколько неравнодушно дышу к мужскому полу? Насмотрелась еще в утробе матери?

НУ, ДУМАЮ, НАЧАЛОСЬ

Блинов с комьями было до фига, всех и не перечисчитать. Если писать о каждом, получился бы двадцатитомник с приколами. Я их даже как-то умудрялась проглатывать, но некоторые застревали, если уж ком сильно большой попадался. Таким вот блином, да еще и с комом, я и подавилась в тот самый первый раз в нашей коммуналке. Угощаю и вас! Прикалывайтесь на здоровье.

В то золотое, коммунальное время я и мое сокровище работали на государевой службе, в организации, именуемой «Росконцерт». Он – вечно занятый на должности «директор концертных программ», а я на подхвате. На подручных работах. Вроде бы, как простой администратор. Работу пахали вместе. Сами понимаете, если человек хронически занят, то ему надо бизнес крутой срочно сварить и бабки наварить, то еще чего…

Он начинал варить, а я почему-то все время доваривала. То у него варево горчило, то комом каким-то, а то и просто дерьмо…

Дело было по весне. Я получила огромную партию товара. Платки «Хамура» и платки с люрексом японские. Класс!!! Надо было срочно сдавать. Продавать, то есть. Мои «блэки» готовы были дать мне всю эту кучу товара с пятидесятипроцентной предоплатой, фактически за полцены. То есть можно бабки наварить нехилые. Ну, и кто бы отказался?

Я – нет! Это же все по шерстке, по шерстке…

А на «Росконцерт» в это время набежал караул! Всех взялись сажать. Откуда-то появилась ниточка, кто-то за нее потянул, клубок стал разматываться, клочья полетели в разные стороны. В бухгалтерии засада. Спасая себя, потенциально подозреваемые даже на то пошли, что однажды под утро бухгалтерия заполыхала ярким пламенем добротного пожара.

И тогда стали трясти по всем кустовикам, филиалам столичных филармоний. Товарищи это дело сильно любили. Смотришь, трясут-трясут и что-нибудь вытрясут, а особенно если грамотно заставить народ самому трястись. Из него из самого в процессе трясучки столько вытрясется, только успевай – жни. Трясли за левые концерты, за конверты, за дутые ведомости, за мертвяков, за левые билеты и левые афиши…

В общем, в «Росконцерте» стало жарко и народ стал разбегаться в разные стороны. Мое сокровище побежало в первых рядах, да так шустро, что даже тут же себе новую работу нашел! Я диву давалась! Даже лежаче-диванного перерыва в тот раз не было! Где-то быстренько познакомился с одним известным сатириком, бывшим КВНщиком, Юрой Воловичем.