Не знаю почему, но эта мысль меня успокоила, примирила с моими дурными фантазиями. Я снова улегся на диван. И уже совершенно свободно, не сковывая свою фантазию, представил, как мы с женой отправляемся на курорт. Лыжи не вмещаются в такси, сердитый водитель кое-как прилаживает их на крыше, многочисленные сумки не входят в багажник, но мы ощущаем такую легкость и счастье, что любая, даже неприятная мелочь, только веселит. Переглядываемся и смеемся, понимая, как же нелепо, должно быть, смотримся летом с лыжами. Располагаем невместившийся багаж на коленях и снова смеемся. Мы чувствуем себя так, словно только что избежали какой-то смертельной опасности, нашли выход из безвыходного положения.

В аэропорту мы долго выгружаемся и вновь начинаем смеяться, когда Инга говорит, что забыла в машине одну из наших многочисленных сумок. Впрочем, точно она не могла вспомнить, забыла или нет. Вроде была еще красная в черную клеточку а, может, она не взяла ее из дому. «Ну и бог с ней!» – беззаботно машет рукой Инга, и это вызывает новый приступ веселья. Кое-как расставив сумки, обнявшись, мы поднимаемся на эскалаторе в зал ожидания. Нужно еще купить билет. Я устраиваю Ингу с багажом, а сам иду в кассу. На электронных часах 17:12 – зеленые цифры на черном поле. На стекле небольшая ровная по краям дырочка, словно от пули. У оператора, девушки примерно Ингиного возраста, смешная прическа: два нелепых коротких хвостика. И все эти мелкие, незначительные детали воспринимаются почему-то как хорошие приметы.

С билетами проблем не возникло, но вылет только через два часа. Мы перетаскиваем свой кошмарный багаж в камеру хранения и идем в ресторан: собираясь в дорогу, дома не успели пообедать, а тут, когда все обустроилось и спешить больше некуда, вдруг почувствовали, что проголодались. Но оказалось, что ресторан закрыт для посетителей – зал арендовала какая-то важная персона для празднования юбилея. Это нам объяснил охранник, неприкаянно слонявшийся у дверей.

– Два дня уж гуляют, – говорил он, зло усмехаясь. Его поведение нам показалось странным, но тут он удивил еще больше: открыл пошире дверь и, словно призывая нас в свидетели творящегося бесчинства, кивнул на людей в зале. – Вот, полюбуйтесь на этих красавцев.

Гости были пьяны и расслаблены, казалось, что мероприятие их ужасно утомило. Посреди зала покачивалась в медленном танце странная пара: полный, низкорослый мужчина в сбившемся на бок галстуке и совершенно пьяная женщина в зеленом, очень открытом платье. Мужчина время от времени всхлипывал и вытирал рукой слезы, женщина положила голову ему на плечо. Но больше всего нас поразила музыка: какая-то классическая вещь, строгая и печальная, надрывающая душу своей безысходностью. Она абсолютно не подходила ни для этого места, ни для такого вот пьяного сборища, да и вообще была далеко не праздничная.

Эту мелодию я и вспомнил в тот вечер, накануне смерти Инги.

– Что это такое? – потрясенно спросила моя жена.

– Юбиляр с супругой, – ответил охранник.

– Нет, я о музыке. Никогда не слышала эту вещь.

– А-а, – охранник покрутил пальцем у виска и кивнул на танцующих, – «Реквием» Сальери. Третий раз заказывают. Такая у них музыка, такие танцы.

«Реквием» Сальери. Я резко сел на диване и рассмеялся, почувствовав необыкновенное облегчение: вот, значит, как называется эта вещь. Наконец-то я вспомнил!

Вспомнил? Да разве мог я вспомнить то, чего не было? Я никогда не летал на горнолыжный курорт, а в аэропорту в последний раз был лет пятнадцать назад, еще в детстве. Все это одни лишь фантазии. Только какие-то уж слишком изощренные, слишком детальные. Да и музыка. Я никогда не слышал «Реквием» Сальери, я даже не знал, что он написал «Реквием». Да ему это как-то и не идет: «Реквием» и Сальери – столь же несовместные вещи, как гений и злодейство… Да и не «Реквием» это был, а какая-то черная месса.

Но я слышал его, там, в ресторане, и отчетливо помнил.

Может, это опять сон? Мое подсознание связало разрозненные образы и музыку, когда-то слышанную, но забытую? Но я не сплю. И все время, пока воображал себе всю эту галиматью, не спал, могу в этом поклясться! Сквозь воображаемые картины – такси, аэровокзал, ресторан, Инга – все время проступали домашние предметы: противоположный подлокотник дивана, плед, которым я был укрыт, окно, край занавески и даже плохо закрепленный соседский кабель – он все время болтается перед моим окном и до невозможности раздражает. Нет, я не спал. Чем же тогда все это можно объяснить?

Воспоминаниями, больше ничем. Но это не мои воспоминания, и они возникают помимо моей воли. Абсурд! Но что бы это ни было, попробую продвинуться дальше, вспомнить что-нибудь еще. В качестве эксперимента над собой. Проследить весь наш путь шаг за шагом, посмотреть, куда он меня выведет.

Вот мы с Ингой прилетели в некий город. Нальчик – услужливо подсказала память. Ну хорошо, пусть будет Нальчик. Что дальше? На автобусе приехали на курорт. Синие Горы – с лукавым смешком шепнула память. Пусть! Мы приехали поздним вечером, гостиница, как новогодняя елка, переливалась разноцветными огоньками. Это было необыкновенно красиво. Портье – мужчина лет тридцати, оформил нас и выдал ключ от номера. Номер двести пятнадцатый, находился на втором этаже, мы поднялись по лестнице – деревянные, широкие перила, покрытые темным лаком, разноцветная ковровая дорожка, с преобладающим темно-красным. Окна номера выходили на горы – темная громада, жутковатая в поздний час, утром приобрела совсем другой вид и выглядела очень даже романтично. Что было дальше? Мы осмотрели номер. Стены с нежно-кремовыми обоями, шторы им в тон. В ванной розовый кафель. Над огромной двуспальной кроватью с шелковым серебристым покрывалом висела картина в рамке: горный пейзаж, очень похожий на тот, что открывался из нашего окна. Багаж распаковывать тем вечером мы не стали, достали только самое необходимое.

Утром, когда я проснулся, Инги в комнате не было. Я нашел записку: «Решила осмотреть окрестности. Не теряй меня. Скоро вернусь». В углу стояла только одна пара лыж – моя. Боже мой! Я даже помню марку!

Что же теперь делать с этими воспоминаниями, которые так отчетливо возникают, но которых у меня, по определению, быть не может?

Что делать? Да просто проверить воспоминания: поехать в эти чертовы Синие Горы, в Нальчик. Благо, время у меня есть: целых две недели отпуска, щедро подаренные сердобольной Татьяной.

Я вскочил с дивана и стал поспешно собираться в дорогу, будто мне грозила какая-то опасность, от которой я надеялся убежать. Но вдруг посреди сборов меня посетила здравая мысль: да ведь поездка в Синие Горы – это новый виток безумия. Но я отогнал ее поскорее, притворившись, что отправляюсь в самый обычный отпуск, для того чтобы отдохнуть, а не для того чтобы проверить несуществующие воспоминания. Лицемеря перед самим собой изо всех сил, вызвал такси и с отчаянным весельем, к которому примешивался страх, вышел из квартиры. Вдруг подъедет тот же водитель – и все повторится.

Не повторилось. Водитель был незнакомый, он завел ничего не значащий разговор, не стал сердиться на многочисленный багаж и на лыжи, которые не помещались в салон, то есть ни лыж, ни багажа у меня не было. И Инги не было. И не было радости, и поездка моя вмиг показалась бессмысленной и глупой. Зачем еду? Куда? Расплатившись с водителем, я подхватил свою легкую сумку и вошел в здание аэровокзала. Огляделся, продолжая притворяться обычным отпускником. Мой организм, включившись в игру, стал выделять желудочный сок, сделав вид, что ему требуется сытный обед. А где еще можно пообедать в аэропорту? Конечно, в ресторане. Забросив за плечо сумку, я отправился в ресторан.

На этот раз ресторан был открыт для всех. Никакого юбилея там не справляли, играла совсем другая музыка – что-то привычное, эстрадное, но охранник оказался тот же самый, что и в тот день, когда мы улетали с Ингой. И сразу все здравые мысли вылетели у меня из головы, я сразу забыл, что хотел есть, и, перестав притворяться, подошел к нему.

– «Реквием» Сальери, – словно называя пароль, значительно проговорил я. Охранник в недоумении поднял на меня глаза и пожал плечами. – Юбилей, – предпринял я новую попытку, чувствуя себя идиотом. – Здесь, в вашем ресторане, примерно месяц назад справляли юбилей. Юбиляр и его жена несколько раз заказывали «Реквием» Сальери и танцевали под него. – Я улыбнулся, как можно теплее и радушнее, но он смотрел также мрачно и с недоумением.

– Ах вот вы о чем! Кто вы такой? – сурово спросил он. – Что вам нужно?

– Один из гостей юбиляра, – солгал я, открыто глядя ему в глаза.

– Нет, вы не можете быть одним из гостей, – совсем уж враждебно проговорил охранник.

– Ну почему ж не могу? – с напускной обидой удивился я и издал какой-то жалкий, вымученный смешок.

– Да потому, что, будь вы одним из гостей, вы бы знали, что юбиляр в тот вечер погиб.

– То есть как это погиб? – Я почувствовал, что подступает ужас: вот-вот начнется что-то, чего я не знаю, но что уже было и обязательно получит продолжение.

– Как? Очень просто! Отравился. Подсыпал себе что-то в бокал – и привет! Он и народ для этой цели собрал, как потом оказалось, – чтобы не скучно было. Устроил шоу, мать его! – Охранник выругался.

Я не знал, как на это реагировать и как скрыть свой страх, и потому сказал ужасную глупость:

– Но почему вы думаете, что он отравился? Я имею в виду, сам отравился. Может, его отравили?

– Отравили? – растерянно переспросил охранник и задумчиво посмотрел на меня: видимо, такая мысль не приходила ему в голову. – Да нет! Этого не может быть! – рассердился он в следующий момент и проговорил сквозь зубы: – Юбиляр оставил записку.

Затем он решительно отодвинул меня плечом, чтобы не смущал тревожными вопросами, и закрыл перед моим носом стеклянную дверь ресторана.

Все это меня до невозможности расстроило. Кивнув охраннику на прощание сквозь закрытую дверь, я отправился к кассам – нужно купить билет и продолжить проверку странных воспоминаний… То есть продолжить свое путешествие. И вдруг я понял, что заранее знал, как закончится банкет. Вернее, не знал – чувствовал, подсознательно был уверен в подобном исходе. Как чувствовал, что не следует мне никуда лететь, потому что все это может плохо закончиться уже для меня. Но здравая мысль, едва возникнув, тут же исчезла. А я подошел к кассе.

Здесь тоже совпало не все: маленькой круглой дырки в стекле стойки не было, очевидно, стекло заменили, но девушка-диспетчер оказалась та же и часы точно такие, как мне запомнились: электронные, с зелеными светящимися цифрами, но показывали другое время – на два пятнадцать позже, значит, и рейс будет другим, если он вообще состоится. Я замер у кассы, ожидая приговора, втайне надеясь, что билетов не окажется, и вместе с тем страшно боялся, что поездка может не состояться.

С билетом, как и в прошлую несуществующую поездку, проблем не возникло. Со смешанным чувством удовлетворения и ужаса я отправился дальше. Нашел те самые места, где сидели мы с Ингой, ожидая вылета. Да, это было здесь, над головой работал телевизор, начинался какой-то фильм, мы хотели пересесть, потому что смотреть было неудобно, приходилось задирать голову, а потом фильм прервали…

Объявили регистрацию на рейс. Я вдруг сорвался с места и бросился к выходу из зала ожидания. Как я мог об этом забыть? Непростительное упущение! Расталкивая пассажиров, впадая в отчаяние, что не успею, я бежал по зданию аэровокзала и никак не мог найти то, что мне нужно. Множество совершенно одинаковых помещений из стекла, пластика и фальшивого мрамора. Продажа сотовых телефонов, фэн-шуй, страховая компания, кафе… Мне показалось, что за столиком сидит Инга. Я рванул стеклянную дверь на себя, влетел в зал кафе. Но тут же повернул обратно. Инга мертва, напомнил я себе, эта сидящая за столиком девушка ни в коем случае не может быть Ингой. Нельзя отклоняться от курса, иначе точно не успею. Это должно быть где-то здесь: кафе, цветочный магазин, а дальше… Да, точно, отдел, где продавали музыкальные диски. Времени у меня было в обрез, но я все же заскочил и купил диск с «Реквиемом» Сальери. И сразу натолкнулся и на то, что искал, – филиал отделения банка.

Ужасно торопясь и ужасно волнуясь, что что-нибудь перепутаю, я перевел сорок тысяч рублей на имя Полины Лавровой, написал короткое письмо на ее электронный адрес и, с чувством выполненного долга, отправился к стойке регистрации. До вылета оставалось двадцать минут.