В период того же лагерного сбора в Виноградном, что на берегу Азовского моря, нам довелось встретиться с оставшимся в живых защитником Брестской крепости, имени которого я, к своему большому сожалению, сейчас не помню. Но совершенно точно знаю, что он тоже родился, вырос и жил на мариупольской земле. Ветеран был в числе тех бойцов, которых фашисты сумели взять в плен в Брестской цитадели только осенью сорок первого. В концлагере Маутхаузен он сумел продержаться до самого вступления в Австрию советских войск и союзников. Несмотря на все пережитые в своей жизни ужасы, ветеран выглядел молодцевато. Он пригласил нас юных пионеров во флигель, где создал семейный музей обороны легендарной крепости.

А впервые о подвиге Бреста рассказал советским гражданам с телевизионного экрана известный в шестидесятые годы писатель Сергей Смирнов, в своей популярной телепередаче «Рассказы о подвигах». Тот рассказ стал откровением для всего советского народа, открыв очередную неизвестную тогда страницу нашей славной и непростой истории.

Предлагаю вновь вернуться в гражданскую. Телега беглецов катилась по дороге, скользившей вдоль крутых глинистых берегов Азовского моря, недалеко от села со странным названием Бахтарма. Все сидевшие в ней с ужасом увидели догоняющий повозку казачий разъезд. «Наверно, все, давайте попрощаемся!» – произнесла Мария Ивановна, снимая шаль с шеи, стремясь тем самым избежать предсмертных мучений. Но подъехавшие казаки были в хорошем настроении. Догнав телегу, они предложили ее пассажирам скорее возвращаться домой. А, веселый усатый молодой офицер в лихо заломленной фуражке и шароварах с красными лампасами сказал, что белые считают своими врагами не мирных граждан, а бойцов Красной армии и участников махновских формирований.

В истории гражданской войны был эпизод, когда германский крейсер вошел в Азовское море и осуществил артиллерийские обстрелы городов Керчь и Мариуполь. В период обстрелов Мариуполя один из огромных корабельных снарядов попал в обувную мастерскую, где в это время находился родной брат моей бабушки Кати Кирюша. От разрыва здание полностью разрушилось, похоронив под обломками всех живых…

После восстановления в России советской власти, работы для отряда ЧОН было много, но ее результаты сохранялись в строжайшем секрете. Чекисты расправлялись с врагами революции также безжалостно, как это делали и белые, не жалея ни старого, ни малого. Но гражданская война окончилась, и молодая Советская республика взялась за индустриализацию. По решению Совнаркома в Мариуполе начали создаваться два больших металлургических предприятия. Возглавил эту непростую работу сам Феликс Эдмундович Дзержинский. А так, как он лично знал командира мариупольского ЧОНа, тем более инженера по профессии, то и предложил ему возглавить металлургический завод имени Ильича. Муж Прасковьи Максимовны принял предложение, но с этим решением не было согласно командование отряда. Сослуживцы в лице офицеров части всячески переубеждали и отговаривали своего командира, а когда поняли, что из этого ничего не выйдет, прислали домой врача, который должен был якобы осмотреть его, заболевшего на тот момент ангиной. Врач вымыл руки и попросил бабушку Пашу принести чайную ложечку для осмотра горла больного. Но пока она находилась на кухне, в комнате раздался шум, и испуганный доктор выбежал из дома в неизвестном направлении, чуть не сбив с ног хозяйку. А ее муж, он же первый директор мариупольского металлургического завода, был мертв…

Еще в начале революции сын тети Паши Сократ, оставив свою семью в Мариуполе, бежал из России в Финляндию, а потом в США. Где и прожил всю свою оставшуюся жизнь. Там выросли и живут сейчас его потомки, связь с которыми утеряна. В послевоенный период они присылали своим родным посылки, дележка которых частенько превращалась в жесткие разбирательства.

Дочь бабушки Паши Антонина вышла замуж за Соломона Борисовича Альбина, который был в то время заместителем директора металлургического завода «Азовсталь». В начале Великой Отечественной войны вместе с частью персонала завода он был эвакуирован на восток, а его семья осталась в Мариуполе на весь период оккупации. Перед самой войной родилась дочь Эллочка – красивая, как куколка, девочка. Но наличие еврейской крови могло привести к трагическим последствиям, и поэтому ее мать была вынуждена прятать ребенка от фашистов в маленькой комнатушке своих теток в домике на Слободке.

Варвара была младшей дочерью в семье Барановых и отличалась непростым, даже капризным характером. Видимо, именно эта черта, несмотря на внешнюю красоту и привлекательность женщины, стала причиной ее одиночества, и семейной неустроенности. Всю свою жизнь она прожила в одной комнате вместе со своей старшей сестрой Екатериной, но все это не помешало ей оставаться самой любимой дедушкиной сестричкой.

Почти каждое лето мы приезжали в Мариуполь в гости к родственникам, и старушки, гостеприимно потеснившись в своей комнатушке, давали нам возможность отдыхать на солнечном пляже теплого и соленого Азовского моря, богатого рыбой и йодистыми испарениями, полезными для здоровья людей. Именно у бабушек я узнал, что такое примус и швейная машинка «Зингер». Никогда не забуду проживавших в небольшом дворике ребят и девчонок, с которыми мы играли в жмурки, домик и, конечно, в войну.

До последних дней своей жизни Арсентий Максимович не забывал о своих сестрах и оказывал им посильную помощь. А пока позволяло здоровье, регулярно летом ездил в Мариуполь, чтобы их проведать. После своих поездок дедушка всегда привозил для нас спелые приморские фрукты и свежих мариупольских бычков, так называется рыба, обитающая в Азовском море. Помню, как вместе с местными мальчишками, я ловил их голыми руками, потирая пальцами подводные камни. Опасавшиеся за свое потомство рыбки подплывали к агрессорам и пытались отпугивать нас своими укусами, но не тут- то было, поймав их руками, мы сразу помешали «заступников» в свои плавки, продолжая подводную охоту и нисколько не опасаясь за свое мужское будущее.

Чем старше я становился, тем чаще замечал одиночество дедушкиной души. Порой, уходя на свидания или прогулки, я останавливался у калитки и садился рядом с дедом на его любимую скамейку. Моя жизнь проходила в постоянной спешке, но я всегда находил возможность, чтобы хоть на пять минут остановиться и пообщаться со стариком.

Шли годы учебы в школе, а потом в спортивном техникуме. И на протяжении всего этого времени я стремился готовить себя к военной службе. Чтобы приучить организм к высоким физическим нагрузкам и подготовиться к соревнованиям по классической борьбе, я ежедневно бегал кроссы, подтягивался на установленной во дворе отцом гимнастической перекладине, устраивал борцовские схватки и боксерские бои между моими сверстниками. Глядя на все это, дедушка всегда хитро посмеивался и спрашивал меня, для чего я так насилую свой молодой организм. Он так и не смог понять, для чего мне все это нужно, наверно, проводя параллели со своей молодостью.

Прослужив почти год в разведке гвардейского полка балтийской морской пехоты, куда я попал благодаря своему большому желанию, получил краткосрочный отпуск за успехи в боевой и политической. Наспех подготовив форму, расклешив брюки и удлинив на бескозырке гвардейскую ленточку, прибыл сначала в аэропорт Калининграда, а затем на самолете приземлился в Донецке. Осенний октябрьский день 1977 года был теплым и солнечным, мы с моим попутчиком старшиной первой статьи с большого десантного корабля «Донецкий шахтер», браво вразвалочку вышагивали по улицам родного города. Почти все встречаемые нами люди добродушно улыбались и приветливо здоровались, пропуская нас к магазинным прилавкам без очереди. Некоторые мужчины сразу определяли мою принадлежность к морской пехоте и приветливо пожимали руку. Крепкое рукопожатие, наверное, говорило о том, что встреченный человек, сам когда-то носил черный берет, или просто выражал уважение советскому военно-морскому флоту.

Вдали показалось здание моей школы и родная улица, знакомые дома и заборы, утопающие в пожелтевшей зелени. Вокруг удивленные глаза соседей. Бросают свои игральные карты и как по команде, вытягиваются по стойке «смирно» наши родные уличные алкоголики и хулиганы, чудно! Некоторые из них пытаются вскинуть руки к козырьку.

Первым из нашей калитки выбегает мой двенадцатилетний братишка, щелкая жирные украинские семечки. Пауза, Санька замирает на месте, раздумывая о последовательности своих дальнейших действий, затем бросается во двор с криком: «Колька приехал!» и вновь выбегает навстречу, в прыжке повисая на моей шее. Бескозырка летит ко всем чертям, но ловкая рука брата перехватывает ее за ленточки прямо на лету. Затем крепкие объятья отца, неизвестно откуда появившиеся родственники и внезапно возникающие слезы, заливающие мои глаза. Они крайне удивляют и озадачивают моих двоюродных сестер Ирину и Татьяну, которые не могут понять причины переполняющих меня эмоций. Всего каких-то десять месяцев разлуки, эка невидаль, разве это может стать причиной душевного расстройства. Да девчонки, не довелось вам столкнуться с жесткими законами военной службы, непростыми воинскими взаимоотношениями, матросским распорядком дня, нарядами, караулами, боевыми дежурствами, стрельбами, тактическими занятиями, полигонами, десантными высадками, пресловутой «стариковщиной» и элементарной разлукой с домом и родными, оставшимися в далеком родном городе.

А где же Деда? Вот он совсем высохший и седой, на своей любимой скамеечке. Бесшумно и радостно с прищуром улыбается, и смотрит на своего первого внука, наверно вспоминая себя в далекой молодости. Не обращая внимания на всех окружающих, присаживаюсь подле Максимовича. Радостно обнимаю старика, беру в охапку его щуплые плечи, ощущаю родную небритость его щеки, вдыхаю неповторимый запах своего дедушки. Ну, здравствуй, Деда, это я! Он улыбается, произнося: «Внучек, ты не поверишь, но жизнь пролетает так быстро, как будто все началось только вчера!»

Отец зовет меня в дом, и я разрываюсь между желанием остаться и необходимостью увидеть младшую сестренку и рассказать родным о своей службе. Медленно встаю, долго смотрю на деда, обещаю вернуться, и, как всегда, ухожу от него одинокого и безмолвного.

Отпуск пролетает незаметно, успеваю отпраздновать свое двадцатилетие. Встречи с друзьями, одноклассниками, родственниками, поездки в город. А как же Максимович? Он терпеливо ждет. Наступает последний день отпуска, последний день перед отъездом в Балтийск. Нахожу время в своем жестком временном графике и целый час общаюсь с дедушкой, не догадываясь о том, что эта встреча окажется последней в моей жизни. На прощание, с тоской во взгляде, и некоторой нервной дрожью в голосе Максимович произносит: «Все внучек, наверно, больше мы с тобой не увидимся, мне уже пора уходить, навигация кончается!» Чувствую трепетную тоску и какую-то обреченность. В нашем разговоре я, как мог, старался разуверить деда в справедливости сказанного, но понял, что у меня ничего не получится, ведь ему виднее…

Прошло пять месяцев после моего возвращения в часть. В тот памятный день я оказался в суточном наряде дежурным по камбузу. Неожиданно в помещение зала столовой вошел уважаемый всеми нами Кока (так мы любовно звали командира нашего разведвзвода). Он притронулся к моему плечу и вывел в коридор. Разговор был очень коротким. «Николай, вчера умер твой дедушка, успеешь добраться до Донецка до начала похорон? А я сделаю все возможное, чтобы вовремя оформить необходимые документы» – произнес командир. У меня перехватило в горле. Ушел из жизни мой первый близкий человек, которого я больше никогда, никогда не увижу! Предательские слезы увлажнили глаза, я подошел к окну и прижался щекой к холодному февральскому стеклу. «Готовь форму, а я подменю тебя в наряде Шурой Омельченко!» – с этими словами командир уехал в полк, а через час вернулся из Балтийска. «Понимаешь, в строевой части сказали, что по закону дед не является ближайшим родственником…» – произнес Кока.

Только через полтора года, я сумел попасть домой в родной Донецк. Это произошло в период зимнего отпуска после сдачи экзаменов моей первой сессии в Киевском высшем военно-морском политическом училище. И уже на следующий день после прибытия, вместе с отцом и братом мы отправились к дедушке на кладбище, которое находится далеко за шахтерским поселком в роще у самой железной дороги, где растут молодые дубы, клены и каштаны. Долго искать не пришлось, за большой зеленой оградкой стоит скромный недавно установленный памятник, с которого на меня смотрели добрые глаза моего Максимовича. На фотографии он в военной форме железнодорожника времен Великой Отечественной. Дед смотрит мне в глаза без обиды за то, что я не успел проводить его в последний путь. Он смотрит так, как будто все время ждал моего прихода. В какой-то миг мне показалось, что Максимович улыбнулся. Я наклонился к памятнику, и поцеловал портрет старика, совсем не ощущая зимнего холода могильного камня.

Прошло более тридцати лет, но каждый год, приезжая в отпуск на малую Родину я прихожу к своему дедушке. Я веду молчаливый разговор с близким мне человеком, который остался в моем характере, внешности, моих делах и поступках. И никакие статьи законов не смогут отдалить меня от него, передавшего мне не только свой внешний облик, но и посвятившего моему воспитанию большую часть своей человеческой жизни. Порой в различных ситуациях, задумываюсь над тем, как бы я поступил, если бы мой характер формировался по-другому под влиянием другого человека. Наверно, я мог бы стать решительнее, злее, требовательнее к себе и окружающим. Не было бы той покладистости, неприхотливости и спокойного отношения к окружающему миру, которые подарил мне Максимович. Не мешала бы мне в моей жизни нерешительность и впечатлительность, не снился бы по ночам город у Азовского моря, который раньше называли маленькой Одессой!

Годы моей жизни движутся вперед своей чередой. Отдельные остаются в памяти событиями и эпизодами, другие забываются до поры до времени. Но именно сейчас мне очень хочется вспоминать дорогих мне людей, которым я обязан своим человеческим счастьем жизни, благодаря которым, я знаю, что такое Родина и любовь, добро и зло, горе и счастье, дружба и предательство, уважение и ненависть. И наверно не последнюю роль в моей судьбе сыграл небольшой приазовский город Мариуполь – город, с которым крепкими узами связана история моих предков.

Вековая брусчатка Слободки ведет меня в детство, оживляя яркие воспоминания, близкие моему сердцу. Я останавливаюсь, и с волнением оглядываюсь по сторонам, затаив дыхание. Ночная тишина помогает слушать историю моего рода… Она во мне…