На картошке работа была нелегкой. Но для Циалы это была привычная работа, она убирала картошку дома каждый год. Многие же, особенно выросшие в городе, не выдерживали. Двое парней сбежало, им показались условия невыносимыми. Начались дожди. Картошку выбирали из размокшей земли, было холодно. Жили в каком-то сарае, половину которого занимали девушки, а половину парни. На наложенном сене был разостлан брезент, на него положены матрасы с серыми простынями и наволочками, это и была постель. Одеяла были старые, ватные, со сбившимися кусками ваты. Они почти не грели в осенние холодные ночи и девушки по ночам собирались вместе, грели друг друга своими телами. У многих появилась простуда, на губах болячки. Кормили плохо, мясо почти не давали. Студенты начали роптать. Наконец поле с картошкой убрали. Прошло сорок дней с начала работ. Приехал председатель колхоза, благодарил за работу и просил остаться еще. Но руководители института настояли на том, что студентов нужно возвращать в аудитории, им предстоит еще пройти положенную за год программу. Подогнали старенькие автобусы и повезли студентов в Ростов. Общежитие показалось раем. Белые простыни, душ, тепло. Снова дали три дня на отдых. Таня поехала к родителям в Таганрог, звала и Циалу, но она решила не ехать, чувствовалась усталость. Прочла все письма от родителей, спала, ела и снова спала. Никуда не ходила. Так закончилась ее эпопея с картошкой. На четвертый день, это была среда, студенты появились в аудиториях, но далеко не все. Многие после картошки заболели, многие не могли прийти в себя. Но занятия начались. Циала жадно впитывала в себя знания, ей нравились преподаватели, их отношение к студентам, их лекции. Общеобразовательные предметы она постигала быстро, на зачетах и экзаменах получала хорошие оценки. Шло время. Молодежь не умеет замыкаться в себе и у Циалы появились новые друзья, она ходила на студенческие вечера, где все веселились. Многие девушки завели себе парней, к Циале тоже не раз подъезжали парни, но она спокойно и без волнений отшивала их. Про нее начали говорить, что она недотрога. Таня поддерживала ее, и сама вела себя так же. «Мое в жизни – один раз и навсегда – говорила Таня, – а минутные увлечения и разовые встречи мне не нужны, из них ничего хорошего не может быть». Циалу не привлекали парни, Денис был ее идеалом. Остальные казались просто ненужными. Она могла поболтать с парнем, обсудить с ним какие-то вопросы, но если парень намеками или напрямую начинал добиваться более близких отношений, то резко обрывала с ним связь. Гриша, высокий и симпатичный парень из Воронежа, как-то сказал ей: «Циала, всю жизнь мечтал я о такой девушке, как ты. Но чувствую, что сердце твое занято и поэтому не хочу тебе мешать». «Занято, Гриша, занято. И ни для кого там места больше нет» – улыбалась Циала и с Гришей они были просто друзьями. Гриша зачастую защищал ее от приставаний, даже раза два дрался. Как-то Циала сказала ему: «Хороший ты человек, Гриша. Ты присмотрись к Тане, моей подруге, она такая же, как и я». Гриша вежливо улыбнулся, но к Тане не спешил присматриваться. С Денисом Циала регулярно переписывалась. Денис писал ей о сельских делах, о том, что скучает по ней и ждет, когда она приедет. Он получил водительские права и работал в совхозе шофером. Писал, что если в майский призыв его не заберут в армию, то он будет снова поступать в институт. Циала отвечала ему яркими, простыми письмами и связывала в душе свою судьбу с судьбой Дениса. Родители писали, что все у них хорошо, работают, ждут домой. Писали, что как-то Денис привез им машину дров, хотели ему заплатить, но он деньги не взял. Шло время. Наступила зима. В Ростове гололед покрывал улицы так, что даже трамваи не ходили. Ближе к Новому Году выпал снег. Стало бело вокруг. После Нового Года началась зимняя сессия. Сдав все зачеты и экзамены, Циала на две недели стала свободна и решила съездить домой. Звала с собой Таню, но Таня не поехала, сказала, что болеет мама и ей нужно помочь. Циала села на поезд до Орджоникидзе и утром следующего дня была в Осетии. В Осетии снега не было, но морозило. К обеду Циала добралась до дома. Родители радостно встретили ее. Начались расспросы, рассказы, радость лилась у всех наружу. Мама напекла пирогов, отец зарезал большого барана, чтобы угостить дочь по обычаям осетин. Пришли соседи, друзья. Вечером долго сидели за столом, говорили. Мужчины отдельно, женщины отдельно. Таков осетинский обычай. Циала рассказала всем о море, как купалась в нем, как любовалась закатом, как прокатилась по морю на судне от Таганрога до Ростова. Все с восхищением слушали. Часам к десяти все разошлись. «А что же Денис, неужели не увижу его сегодня?» – думала Циала. Прошла в свою комнату и села на кровать. «Не придет, поздно уже». Но вдруг в окно стукнул брошенный кем-то камушек. Циала погасила свет и открыла окно. За забором стоял Денис. Циала закрыла окно, оделась и выскользнула из дома. Мама ее заметила это и бросила вслед: «Недолго». Они отошли от дома Циалы, встали у толстого высокого дерева. Циала не выдержала, прильнула к Денису, обняла его за шею, покрыла его лицо поцелуями. Он крепко прижимал ее к себе. По лицу Циалы текли счастливые слезы, Денис целовал ее губы, щеки, шею. Расстегнул у нее пальто, расстегнул свое пальто, и они прижались друг к другу, стали ближе.

– Соскучилась. Больше не могу так.

– Я тоже. Ничего, это не на навек.

– У меня там все мысли и думы только о тебе.

– Я тоже часто о тебе думаю.

– Не поеду в институт. Останусь возле тебя.

– Не делай глупость, Циала. Меня и Батрадза быстрее всего в мае заберут в армию. Так сказал военком в районе.

– Что ж, буду ждать из армии.

– Спасибо. Я надеюсь, что дождешься.

Прогуляли они на улице почти до утра. Уже кричали первые петухи, когда Денис привел девушку к ее дому. Мама ее не спала. Увидев виноватый вид дочери, ничего не сказала, только покачала головой. Циала ушла в свою комнату, легла в постель, но не могла заснуть. Она и сейчас чувствовала объятия Дениса, его поцелуи. Как наяву. У нее сладостно ныло тело, хотелось еще этих объятий, хотелось еще услышать нежные слова Дениса. Заснула чуть ли не с поздним январским рассветом.

На другой день Циала обежала своих подруг. Многие приехали на каникулы, некоторые никуда не уезжали. Забежала к Залине.

– Явилась, не запылилась. Похорошела! Наверное, ростовские парни не забывают тебя, – без легкого ехидства Залина жить не могла.

– Они, может, и не забывают, да только я не обращаю на них внимания. Как ты?

– Все хорошо, вот только Васенька осенью ногу сломал. Но срослось все, сейчас даже не хромает. И родители не хотят отдавать меня за Васю, говорят, что нужно подождать год-второй. Ладно, я им преподнесу сюрприз, быстро согласятся.

– Какой сюрприз?

– Никому пока не говори, Циала. Рассказываю только тебе. Как близкой подруге, – она склонилась к уху Циалы, – знаешь… знаешь… не знаю даже, как это сказать… я… я беременна. У нас с Васей будет ребенок.

Циала ахнула.

– Как же вы это? До свадьбы? Грех то какой!

– Почему грех, Циала? Мы любим друг друга, мы настолько сжились друг с другом, что… Какая разница, когда это случится? До свадьбы или после свадьбы. У нас первый раз произошло все как-то само собой, мы сами ничего не поняли. Главное любить душой, а все эти свадьбы, загсы, это только условности. Над всем стоит Бог и только он вправе судить нас. Но раз он дал нам такую любовь, то судить он нас не будет.

– А Вася знает?

– Да, знает и очень сильно радуется. Сказал, что пошлет своих родителей, чтобы они поговорили с моими.

– Давайте делайте все быстрее. Ты же знаешь наших людей. Сколько сплетен будет за твоей и Васиной спиной. Кстати, вон и твой Вася. Вошел во двор.

Залина быстро побежала навстречу. Открылась дверь, Вася обнял Залину, поцеловал ее. Увидел Циалу.

– О, кого я вижу! – воскликнул он. Расцеловал и Циалу. – Давно приехала?

– Вчера.

– Дениса видела?

– Да, вчера.

– Ну, еще бы ты ждала до сегодня.

Он повернулся к Залине.

– Заличка, я сам решил поговорить с твоими родителями. Хочу рассказать всю правду. Я мужчина и должен отвечать за происшедшее.

– Ой! Стыдно мне будет! Очень стыдно! Я Циале уже сказала…

– Что ж, стыдно не стыдно, а прятаться и врать я не хочу. Выкручиваться тоже не буду.

Уже вечерело, когда пришли родители Залины. Вася подождал некоторое время и прошел в другую комнату к ним. О чем они говорили, Залина с Циалой не слышали. Вася вышел через минут двадцать с потным лицом, но довольный. За ним вышла мама Залины, вся в слезах.

– Мама, прости меня, не плачь, пожалуйста.

– Глупая ты, я от счастья плачу, – сказала Венера, – береги его. Это ж надо, с детского сада он при ней, а она при нем.

Хромая на протезе, вошел отец Залины, Сослан.

– Вася, я всегда знал, что ты хороший человек. Но так, как ты поступил сегодня, даже я не смог поступить бы, хотя всю жизнь ставил честность и порядочность на первое место. И хотя все произошло не по осетинским обычаям, я все принял и понял. По нашим обычаям сватовство должны были начать твои родственники. Скажи отцу и маме, пусть зайдут к нам. Хоть как-то обычай нужно соблюсти.

И к дочери.

– Береги его, это настоящий мужчина. Тебе повезло в твоем счастье.

– Берегу, давно берегу. С детского сада. Я ему там штанишки мокрые помогала менять, – тут же съязвила Залина.

– Господи, хоть бы в такую минуту помолчала, – Венера утерла передником слезы.

– Вася, скажи Клаве и Захару, родителям, пусть зайдут к нам, поговорить нужно, – повторил Сослан.

– Хорошо, я скажу.

– Ты, Циала, будешь свидетелем у них. Ты все знаешь?

– Да, знаю все.

– Молодые они, рановато им семью создавать, но опыт отношений у них, как ни у кого. Это ж надо, с детского сада привязались друг к другу. Вот как Бог им определил. А ты, ехида, смотри, чтобы Васю не задевала. Он тебе теперь и муж, и руководитель. Может и приструнить, если надо.

– У меня ее подколки кроме смеха ничего не вызывают, она же не по злобе. А шутку всегда можно понять, – сказал Василий.

– Ладно, будем считать, что помолвка состоялась. Пойдемте все за стол.

Прошли в зал, Залина с мамой быстро накрыли стол, отец принес араки. Налил всем в стаканы, встал.

– Очень рад вашему счастью. Вы его заслужили. Пусть оно с вами будет всегда. Берегите друг друга. И пусть вас хранит Устыр Хуцау, пусть ведет вас по жизни и помогает.

Все выпили, Залина только подняла стакан, но даже не пригубила. Все поняли ее правильно и никто не настаивал. Отец закусил и вышел. Минут через пять вошел, держа в руках кинжал в серебряных ножнах.

– Бог мне не дал сына раньше, но дал его мне сейчас. Этот кинжал служил моим предкам, пусть служит и тебе, Василий. На этом кинжале нет даже маленького пятнышка бесчестия. Храни его, но если нужно будет, то и вытащи из ножен.

Он подал кинжал Василию. Василий по старому кавказскому обычаю вытащил наполовину кинжал из ножен, поцеловал лезвие и снова вложил его в ножны.

– Можете не беспокоиться, я не уроню чести ваших предков. Если нужно будет, я умру за нашу общую честь.

Отец снов налил. Снова все выпили, кроме Залины. После третьего тоста разошлись.

Свадьбу Залины и Василия гуляли широко, по-кавказски. Жених был в темно-красной черкеске, в белом бешмете, с подаренным кинжалом на поясе, невеста в белом платье с фатой, прикрывала ею лицо. Из-под фаты сияли ее счастливые глаза. Гостей было много, и они все приходили. По осетинскому обычаю гости несли с собой еду и выпивку. Осетинских пирогов было много, а пирог у осетин это не только еда, но и ритуал. Было сказано много хороших слов. Свадьба не была чисто осетинской, это была смесь современности и традиций. Но мужчины сидели в отдельной большой комнате, женщины занимались готовкой блюд для многочисленных гостей, но и себя не забывали, накрыв стол в другой комнате. Приехали гости издалека, даже из Южной Осетии. Жених сидел рядом с невестой, невесту не прятали, как это делают по обычаям. Было много тостов и пожелания счастья. Молодежь веселилась, как могла, в отдельной комнате. Плясали под японский магнитофон лезгинку, плясали современные танцы. Всех покорил знаменитый «Симд», медленный и плавный осетинский танец, даже старики пришли в комнату молодежи посмотреть его. Гуляли два дня. На третий день был заколот молодой бычок и за столом сидели только близкие родственники. Свадьба удалась на славу. Василий забрал Залину жить к себе. Родители молодоженов обсуждали их настоящее, волновались об их будущем. Венера, мама Залины, ничего необычного в этом браке не видела.

– Им это Бог дал. Мы только закрепили желание Бога этой свадьбой. Устыр Хуцау связал их еще в детском саду. Ведь они с малых лет не могут жить друг без друга. Помните, как мы смеялись, когда маленькая Залина собиралась замуж за Василия? Но вот пришло время, и они навсегда вместе.

– Василий настоящий мужчина, я горжусь им, – сказал отец Залины отцу Василия, – когда у них случилось то, что рано или поздно должно было случиться, он не стал прятаться, а пришел ко мне и честно все рассказал. А теперь мы будем ждать внуков. Они скоро будут, Залина уже в положении.

– Я не знал про Залину, – сказал отец Василия, а Клава, его мама, даже ахнула в изумлении, – спасибо тебе, что ты все понял. Ведь из-за таких дел у многих семей рождается вражда.

– Нам нечего враждовать, мы с тобой теперь близкие родственники. И посмотри в мой двор: мои коровы и лошадь сытые, сена на три зимы хватит, в моем доме тепло, дров хватит на зиму с избытком. И все это сделал Василий. Доброте его души нет предела. Разве я смог бы сделать столько с моей одной рукой и одной ногой? Да конечно же нет.

Налили по полному рогу араки себе и в стаканы женщинам.

– Пусть счастье и достаток живут с ними всегда. Пусть они никогда не знают бед. Пусть их дети, а наши внуки, живут и радуются.

Все выпили. Разошлись уже к вечеру.

Циала пробыла дома десять дней. Погуляла на свадьбе подруги, с Денисом виделась каждый день. Но нужно было уезжать на учебу. И она поездом уехала в Ростов.

* * *

Батрадз решил сходить на охоту. Пригласил Дениса, но Денис не пошел, нужно было ехать на машине в Моздок по работе. Приближалась весна и нужно было привезти детали для совхозной техники. Батрадз пошел на охоту один. Он пошел по левому хребту узкого и длинного ущелья, в котором рождалась и текла речка Светлая. Хребет этот начинался сразу за селом. Батрадз на всякий случай взял с собой еды на три дня, взял патроны с картечью и пулями. Взял старенькую, но очень надежную, двустволку, повесил на пояс кинжал, который остался еще от деда. Снега в горах и на равнине не было. Стояли теплые бесснежные дни, белые стволы чинара густо покрывали склоны гор, Толстый слой сухих листьев покрывал землю. Было очень тихо. Батрадз шел долго, он хотел дойти до водораздельного хребта. Там всегда было много диких коз. Брачный период у них уже прошел, хотя обычно охотники козочек не трогали, стреляли всегда козлов. Их легко было отличить от козочек. Они крупнее и у них имеются небольшие рога, похожие на оленьи. Раза два далеко, за деревьями, мелькали косули, но для выстрела далеко. На водораздельном хребте, на одном из ручьев, был у Батрадза с Денисом лизун, это место, где они ложили большой кусок каменной соли. Они регулярно подновляли его, принося новые куски. Вот и сейчас Батрадз нес в рюкзаке соляной камень, килограмм на шесть. Там же, на ручье, стояла и маленькая сторожка, по-местному будка, срубленная из чинаровых бревен. В ней всегда были дрова, спички, соль, мука. До будки было еще километров десять. Батрадз немного устал, присел на лежащее бревно отдохнуть. Снял рюкзак, достал термос с чаем из трав, выпил чаю, расслабился. Посидел с полчаса, потом вскинул рюкзак и пошел дальше. Часа через два с половиной подошел к водораздельному хребту и стал подниматься к скале, за которой тек ручей. И вдруг сбоку щелкнул выстрел. Пуля пролетела рядом с головой Батрадза. и впилась в ствол чинара. Стреляли из карабина СКС, это не был выстрел из охотничьего ружья. Батрадз бросился за камень, на землю, снял ружье. Далеко, между деревьев, увидел убегающую фигуру человека. Из охотничьего ружья его не достать, далеко. «Кто и зачем стрелял в меня? – недоумевал Батрадз, – Я ведь никому ничего плохого не сделал. Что это за странность?». Он прикинул, что у стрелявшего один путь – к тропе на водораздельном хребте и решил перехватить его. Быстро дошел до будки, оставил рюкзак, зарядил ружье пулями и быстрым шагом пошел к тропе. Стрелявший был на другой стороне ущелья и у него путь был длиннее. Батрадз минут за десять добрался до тропы и залег за большим камнем. Ждал он недолго. Минут через пятнадцать послышались быстрые шаги, и он увидел подростка, совсем мальчишку, лет четырнадцати, не больше, быстро шедшего по тропе. На плече у него действительно висел карабин СКС, на поясе небольшой кинжал. Подросток прошел в пяти шагах от Батрадза, не заметив его. Батрадз вскочил, направил стволы на подростка.

– Стоять. Руки подними вверх, – громко крикнул по-русски Батрадз.

Подросток остановился как вкопанный и медленно поднял руки.

– Теперь повернись. Делай все медленно. Одно резкое движение и я стреляю.

Подросток медленно повернулся к Батрадзу, лицо его было бледное, как мел. По виду это был ингуш. Батрадз медленно подошел к подростку, не отводя стволов от его груди, сдернул с него карабин и, расстегнув широкий солдатский пояс, снял кинжал.

– Гьалгьай уа? – спросил Батрадз по-ингушски.

– Гьалгьай мон, – ответил подросток.

– Зачем ты хотел убить меня?

Парень опустил голову и молчал.

– Ну, говори. Если ты стрелял в меня, значит ты имел причину.

Парень продолжал молчать.

– Ты из Тимирюрта? – это было ближайшее к хребту ингушское селение.

– Да, – чуть слышно сказал подросток.

– Хамхоева Идриса знаешь?

Парень удивленно взглянул на Батрадза.

– Это мой двоюродный брат.

– А мой друг. Был у меня в гостях летом на сенокосе, они с Баширом и Асламом скот искали. Так зачем ты стрелял в меня?

Парень помолчал, потом заговорил.

– У нас многие мальчишки говорят, что для того, чтобы стать мужчиной, джигитом, нужно убить осетина.

– Ну и дурак же ты! Молокосос! И ты, чтобы стать джигитом, решил убить невинного человека? У тебя мозги есть? Ты хоть думать то умеешь?

Парень снова опустил голову и замолчал.

– Я пойду с тобой. В дом твоих родителей и все расскажу.

Батрадз обыскал парнишку, забрал две полных обоймы к карабину, больше у того оружия не было, закинул карабин и ружье на плечи.

– Иди вперед.

Парень послушно пошел по тропе впереди Батрадза.

До селения было километров пятнадцать. Батрадз прошел уже много, но силы были. Дошли до Темирюрта. Зашли в селение. Люди с удивлением смотрели на Батрадза и парня – подростка.

– Где твой дом?

– Вот этот. А вот здесь живет Идрис.

Батрадз подумал, что неплохо бы прихватить с собой Идриса. Он подошел к его дому и постучал в ворота. Вышел пожилой ингуш.

– Здравствуйте! Да будет мир вашему дому. Идрис дома?

– Да.

– Можно мне его видеть?

– Сейчас позову. Да ты бы зашел.

– Простите, некогда.

Вышел Идрис. Увидел Батрадза, приветствовал его.

– Заходи в гости. Рад тебя видеть.

– Сперва хочу разобраться с ним, – показал Батрадз на подростка.

– Что случилось, Руслан?

Парень снова понурился и молчал.

– Пойдем со мной к его отцу, и ты все узнаешь.

Идрис не стал даже одеваться и пошел в одной рубашке, да и идти было рядом, только улицу пересечь. Прошли к дому, Идрис зашел во двор и постучал в дверь. Вышел средних лет мужчина, жестом пригласил всех в дом. Батрадз снял ружье и карабин, оставил их в прихожей, там же положил на небольшой столик отобранный у подростка кинжал. Рассказал всю историю встречи в горах. Отец подростка, Хасан, схватился за голову.

– Да какой идиот вспомнил этот старый и дурной обычай? Слава Богу, мы как приехали из Казахстана, живем с осетинами в мире, многие осетины нам помогали. Кто тебя, Руслан, такому научил? Ты можешь себе представить, во что могло вылиться твое убийство невинного человека? Хорошо, что оно не случилось, хвала Аллаху. Это же чистой воды дурость. Да как мне теперь людям в глаза смотреть? О, Аллах, Аллах, и зачем ты допустил такое?

– Да, ну и дела, – сказал Идрис, – не знал никогда такого, я обязательно разберусь с этим. Я примерно знаю, кто учит нашу молодежь этому. И поговорю с ними.

– Карабин в прихожей, там же ваш кинжал, а это вот ваши патроны, – и Батрадз выложил две обоймы патронов.