Сегодняшний день был такой же, как и вчера. Никаких изменений в лучшую сторону. От сына тоже никаких вестей, хотя Тамара Борисовна чуть не каждый день бегает на почту и отправляет на остров заказные письма. Квитанцию принесет, покажет – и снова в карман. Квитанции, говорит, нужны ей для отчета, поскольку Александр Сергеевич теперь вроде как на обслуживании в ООО «Небесные дали», хотя никакого договора пока не подписывал. И даже не думал пока что на эту тему.
Он поднялся с дивана и двинул на кухню, ловя себя на мысли, что ходит теперь в полусогнутом состоянии. На кухне он уставился в передний угол и стал молиться суровому богу. Лик у боженьки посветлел, по щекам пробежала волна.
Александр Сергеевич удивился: почему щеки белые у Христа? И откуда волны? Потом до него дошло, что с глазами у него не в порядке. Он прищурился и стал внимательно смотреть. Старая закоптелая икона стояла на самом верху кухонного гарнитура, в углу. Она от Ирины досталась. А той – от родни, от Гириных. Сегодня Ирина опять летала в самолете, но не над джунглями, а над болотом. И снова кричала:
– Чем ты думаешь?! Нежели до тебя не доходит?!..
Александр Сергеевич после таких вопросов сразу проснулся и долго не мог уснуть. Слишком уж темные получались вопросы, непостижимые. Словно подсказать что-то хочет Ирина, хотя Александр Сергеевич и без подсказок знает, что дело швах: за какие-то месяцы свернуло в вопросительный знак. Аппетита нет. Голова шумит. То у него беспробудный сон, а то вдруг блуждание по комнатам. Диагноз – старческая болезнь. Дистрофия мозга…
Квакнул квартирный звонок, и Александр Сергеевич вздрогнул. А ведь раньше не дрожал, по первому сигналу бежал к самолету, садился и взлетал.
Он развернулся от иконы и пошагал к двери. На углу он едва не упал – слегка занесло.
– Кто? – спросил тусклым пещерным голосом.
– Не бойся! Я свой! – бойко ответили из-за двери. Кажется, Гирин.
– Сейчас открою. Ключи потерял…
Проговорил и отошел за ключами, вернулся неспешно.
– Уснул там, что ли?! – орал Гирин. – Обоссышься с тобой, пока ждешь!
Дверь отворилась. Гирин толкнул ее, отодвинул с пути хозяина и побежал в туалет, не оглядываясь. Закончил дело и вышел со счастливым лицом. Потом прошел в зал, сел в кресло. Нисколько не изменился. Крепенький, низенький, кругленький. Обычный майор-вертолетчик. А что ему будет, если он теперь не летает.
Александр Сергеевич, шаркая тапками, подошел, сел напротив. Мимо дивана не промазал – и то хорошо.
Гирин в удивлении хмыкнул: виделись вроде недавно, а кажется, что вечность прошла – одни уши остались от «истребителя».
– Как дела? – спросил Лушников.
– Нормально! У тебя-то как? Собрался на списание?! И сынок, выходит, не пишет… А ты ему сам-то писал?! Звонил, я спрашиваю?!
Гирин нарочно говорил громко, будто Лушников плохо слышит.
– Какой я писатель…. Тамара пишет…
– Кто такая?! – прикинулся Гирин.
У Александра Сергеевича на лице мелькнуло подобие улыбки. О гражданской жене забыл, а еще друг называется…
– Филькина у нее фамилия, – напомнил Сергеич. – Медсестра из поликлиники. Живем с ней…
– Да что ты говоришь! А я и не знал! Она хоть ночует когда?!
– Раньше ночевала, – признался Лушников. – Теперь нет. Укол сделает, посидит немного… Дела у нее тоже, дочь приехала.
Гирин тяжело смотрел на товарища. Был человек – и не стало. Одна видимость сохранилась пока что.
– Почему он не пишет, Колька-то? Почему не звонит? Неужели ему не стыдно?
– Не могу сказать…
– Может, он до сих пор не в курсе?! А ну, взгляни сюда! Что ты глазами елозишь?! Сотворил с квартирой?! Пожертвовал?!.. А медсестра?!.. Какую она роль играет в твоей жизни, Санёк?! Тоже не можешь сказать?!
– Не могу…
– Ясненько!.. Чем тебя потчуют?
– Чего?
– Чем, говорю, лечат?!
Александр Сергеевич выкатил глаза:
– Чем лечат… Как и всех! Таблетками, уколами. Разве я виноват, что внезапно захворал.
– Можешь не оправдываться…
Гирин оттопырил нижнюю губу, живо соображая. Для начала надо связаться с сыном. А потом и к подружке присмотреться.
– Дай мне его адрес – я ему сам напишу! – потребовал Гирин. – Что-то здесь не чисто! Не может он молчать!
– В живых, может, нету. Тамара говорит…
– Наскажет тоже! Больше слушай!
– Не трогай мою жену! – ощетинился вдруг Сергеич.
– Пошел-ка ты знаешь куда?! – Гирин подпрыгнул на месте. – Ирину твою знал, а эту не знаю и знать не хочу! Адрес Николашин гони! И телефон, пока я в психушку не заявил…
Напрасно просил Гирин. Ничего не сохранилось у старого перца. Словно не писали ему никогда. Перерыв все бумаги в письменном столе, Сергеич развел руками.
– Интересно! И тебя это вроде как не смущает…
– Сам не могу понять, – трясся над бумагами Александр Сергеевич. – Вроде здесь были.
– Напряги извилины! – орал Гирин. – Как можно забыть адрес сына?!..
Оказалось, тот переехал в другой город, и адрес выветрился из головы. Область Сахалинская. А город, кажется, Кыш. Александр Сергеевич ничего не мог больше вспомнить. Как отшибло. Даже фамилию стал свою забывать.
– Ладно, пойду! Засиделся я у тебя! – решил Гирин. – А ты сиди и вспоминай. Город Кыш? Ну, ладно. Хотя бы так.
Гирин пожал Сергеичу руку и двинулся к выходу. У двери остановился, ткнул пальцем хозяину в грудь:
– На твоем месте я бы подумал – стоит ли употреблять эти лекарства? Особенно в твоем положении. Ты же у них вроде нахлебника…
– Как это?
– А так, что какой им с тебя теперь толк. Так себе, одна маята…
Александр Сергеевич выкатил глаза.
– А ты бы как думал?! – продолжил Гирин. – Рады они, что ли, еще одному иждивенцу?!
Лушников пожал плечами.
– Вот и я думаю, что не рады. Так что уж ты постарайся… Чтобы раньше времени в ящик не сыграть, а я тем временем Николая буду разыскивать…
– Как же ты будешь искать?
– Не о том думаешь, Саня… Ты ночью-то не открывай! Никому! Даже супруге этой… Тьфу! Язык не поворачивается…
Кажется, Гирин знал, о чем говорил. Александр Сергеевич затворил за ним дверь, вернулся в зал и сел на диван. Что-то быстро срубила его болезнь. И, что характерно, в сон постоянно тянет. Врачиха, что работает с Тамарой Борисовной, утверждает, что это вроде как возрастное. У врачихи огненно-рыжие волосы. А в ширину она, эта дама, – прямо кадушка. Пришли недавно и давай обрабатывать – подпиши договор и всё. Тебе же легче потом станет. Обещали добавку к пенсии, медицинский патронаж, телевизор. И копию договора обещали подвезти. Впрочем, договор не к спеху. И телевизор тоже не к спеху: свой хороший. Да и смотреть там нечего, одна реклама: «Настает дачный сезон, а у тебя артрит! Купи немедленно «нестарит»! Одна надежда – весна и дача! Надо лишь выехать и трудиться в меру сил.
Он посмотрел на настенные часы: секундная стрелка бежала по кругу. Три часа дня. Филькина должна опять подойти. Но нет к ней былого трепета. Придет, хвостом вильнет – и снова за порог. Словно у нее семеро по лавкам.
Кажись, опять скребется за дверью. Сергеич напряг слух. Встал и пошел к дверному глазку. Действительно, стоит. В сумках роется. Лекарство, видать, забыла.
Пардон, ошибся. Филькина вынула из сумки сотовый телефон и тихонько пошла от двери. Затем вжалась ухом в трубку и произнесла фразу, от которой мурашки по спине: Сергеич слушал, стоя на сквозняке.
– Я на объекте… – бормотала Тамара. – Иждивенец, повторяю, давно созрел!..
Последнюю фразу она выкрикнула, вероятно, от наплыва чувств.
Вот оно! Иждивенец! Нахлебник!.. Ваня Гирин как в воду смотрел.
Сергеич тихо прикрыл дверь и защелкнул замок. Тамара на площадке продолжала чирикать. Ну и шельма!
За дверью вновь послышался шорох. Потом прозвенел квартирный звонок. Лушников не знал, что делать. Пригрел змею… Потом вдруг кашлянул:
– Кто там?
– Я это, Сашенька…
Сергеича передернуло: нашла дурачка! Открыл дверь и пристально посмотрел в лицо. Не для того договаривались, чтобы бросать в одиночестве.
– Как ты? – спросила Филькина. А в глазах холод.
Лушников прошел в комнату, но виду не подает, что слышал разговор. Он и про мобильник впервые узнал. И она еще говорит, что концы с концами едва сводит.
Филькина села на краешек стула. Опять ей некогда. Укольчик в жопу – и бегом по асфальту.
– Знаешь, мне тоже некогда, – сказал Александр Сергеевич.
– Ты что это, Сашенька! Разве же можно тебе?..
– Нет!
– Что с тобой?
Но тот был неумолим. Некогда ему тоже сегодня, решил в баньку сходить, попариться…
– Тогда подпиши бумагу, что отказываешься от инъекций! – тявкнула Филькина. – Чтобы никто за тебя не отвечал!..
– Вам надо – вы и подписывайте. Где квитанция об отправке письма?
– Какого?! – встрепенулась Филькина и глядит святыми глазами. Словно впервые слышит. Но потом спохватилась: – Ты не веришь мне, что ли?!
– Не надо, Тома… Дай квитанцию, чтобы я знал. Почему мне не отвечает никто?
– Это ты у него спроси.
– Приедет – спрошу.
– Ага! Приедет он тебе! Жди!..
Лушников тихо радовался. Тепличное растение. Синичка тощая. Клювиком щелк-щелк. Крылышками порх – и полетела! К себе в гнездо.
– Не будешь писать, что ли, расписку? – напирала та.
– Не обязан!
– Ветеран хренов…
– Вот как ты запела?! В таком случае можешь идти. В вашей помощи более не нуждаюсь.
Тамара Борисовна подхватила в коридоре сумки и кинулась из квартиры, хлопнув дверью. Та отскочила от косяка и осталась в таком положении.
Александр Сергеевич подошел, выглянул в пустой коридор и закрыл дверь на защелку. Бегают тут со шприцами, а он им должен заднюю часть подставлять.
От ссоры у него даже появился аппетит. Давно надо было поругаться. Подошел к холодильнику, вынул колбасу, налил себе стопку. Тут же тяпнул, не садясь за стол, отрезал кусок колбасы и пошел с ним по квартире, косясь по углам. Он еще покажет этой шельме.
Потом собрался, взял паспорт, наградные документы, договор на телефон, и пошел на улицу. По пути зашел к Гирину. Тот оказался дома. А через полчаса они уже очутились в ООО «Электросвязь».
Разговор у Гирина с дамой за стеклянной перегородкой оказался короткий. Если не вернете самовольно переставленный телефон – завтра же уйдут четыре «телеги». Одна в суд, другая в прокуратуру. Третья – президенту страны. А четвертая – в Гаагский суд. Почему так? А потому, чтобы неповадно было фронтовиков обижать. Нашли себе под силу.
Дама за стеклом морщила лицо. Странно ей это слышать, потому что не может такого быть, чтобы телефонную точку перебросили какой-то Тамаре Борисовне. Но обещала помочь. Прямо сейчас.
– Телефон имеется. Провода есть, а разговора нету, – утверждал Лушников. – Вот мои документы.
Он протянул в окошко квитанцию об оплате и договор.
Дама посмотрела в компьютер:
– Самовольство какое-то. Разберемся сегодня же… Идите домой.
– Спасибоньки…
Друзья развернулись и гордо пошли к выходу.
– Я их поставлю в позицию! – грозил Гирин. – Моду взяли командовать!.. Идем ко мне, оттуда будем звонить, потому что под ними же не течет. Их если не тревожить – долго история протянется.
Вернулись к Гирину в квартиру. Два раза всего позвонили. А на третий им сообщили, что зря расстраивались. Телефонную пару кто-то перекинул случайно – вот связи и не было. Можете пользоваться.
Друзья довольны. Хоть маленькая, но победа. И двинули в квартиру к Лушникову. По пути тот сознался, как в действительности дело было. Пожертвовал телефон для подружки. Слёзно просила.
Гирин беззлобно ворчал:
– Подари еще чего-нибудь. Тебе ж ничего теперь не надо. У тебя же никого нет…
И Александр Сергеевич окончательно раскололся. Поведал о сотовом телефоне и разговоре на лестничной площадке. Двойную игру играла с ним шельма.
– Сейчас так… – соглашался Гирин.
Пришли к Сергеичу в квартиру. Первым делом проверили связь. Телефон работал исправно. И даже вроде как лучше сделалась слышимость.
– Пусть мобильником наслаждается, – ворчал Александр Сергеевич. – Откуда у нее деньги на крутой мобильник взялись? От сырости, что ли?
Но Гирин подвел черту:
– От сырости одни мокрицы заводятся. Давай тяпнем. Есть у тебя, а то я сбегаю?..
И пригляделся в лицо друга. Бледный как смерть. Нос и уши. Но в духе нормальном.
Сергеич достал початую бутылку. Нарезал колбасы. Вынул огурчиков, рыбку из банки – и тут вспомнил, что не пил пока что лекарство, а вспомнив, привычно потянулся к подоконнику, собираясь проглотить чуть не горсть розовых таблеток. Он даже рот успел разинуть, да Гирин опередил, уцепившись мертвой хваткой в запястье.
– А ну дай сюда! – требовал он. – У тебя есть аннотация?..
– Была где-то… – Сергеич бросился искать бумажку, но не нашел.
– Трескает за обе щеки и радуется! – ворчал Гирин. – Извини, но так дело не пойдет… Для чего тебе это надо – можешь ты объяснить?!..
Лушников хлопал глазами.
– Болит у тебя голова? – подсказывал Гирин.
– Нет…
– Тогда в чем дело?
– По привычке.
Гирин убрал себе в карман подозрительные таблетки.
– В аптеку зайду, спрошу, – пояснил он. – А Тамаре этой скажи, что пользуешься, если будет звонить. Впрочем, куда она денется! Непременно позвонит…
Лушников наполнил рюмки:
– За весну. Чтобы на дачах росло…
– Принеси договор – почитаю, – попросил Гирин.
Лушников замер с открытым ртом: нет у него никакого договора. Завещание есть! Он хорошо помнит, что подписывал бумагу, что квартира, если что, уходит Тамаре.
– Здорово тебя обломали… – сказал Гирин нюхая водку из рюмки. Потом выпил и сморщил лицо, планируя. Сейчас они закусят, потом позвонят крестнику. На то Гирин и крестный отец, чтоб тревожиться.
Неторопливо, с расстановкой, они допили бутылку и подались в зал.
– Какой, говоришь, город? Кыш?
Гирин придвинул к себе телефон. Поднял трубку, щелкнул кнопками.
– УВД Южно-Сахалинска, пожалуйста…
Положил трубку и стал ждать. Хоть там и ночь теперь, но дежурная часть должна работать. Сергеича от выпитого разморило: сидит на диване, опустив безвольные руки и дергая головой в полудрёме.
– Ложись, – велел Гирин. – Я разбужу…
Сергеич лег и вытянул ноги. Хорошо на свете жить, когда у тебя никаких проблем. Прикрыл глаза усталыми веками и тут же уснул. И не слышал, как Гирин разговаривал по телефону с оперативным дежурным Сахалинского ГУВД. Как требовал, чтобы сообщили место службы майора Лушникова. Как просил и доказывал, ссылаясь на крайнюю необходимость – болезнь отца. Ему обещали принять все меры. И даже продиктовали номер телефона управления кадров, но сделать что-то еще там не смогли: на острове было раннее утро. До начала работы – целых три часа.
Гирин поблагодарил дежурного, положил трубку и тоже вытянул ноги, развалясь в кресле. Узнать бы, где служит крестничек, а потом позвонить прямо на службу. Что же ты, Николашенька, отца позабыл, не звонишь, не пишешь?!
Время едва тянулось. Гирин поднялся, включил телевизор, сразу убавив громкость. Шел какой-то сериал. Питерские оперативники ловили бородатого бандита. Тот, вылупив глаза, несся от них сломя голову. Навстречу выскочили из-за угла еще трое, в штатском. Заметив их, беглец метнулся в обратную сторону.
– Попался… – ехидно заметил Гирин, в то время как бородатый не думал останавливаться. Он думал прорваться. И прорвался бы, не угоди он навстречу оперативнику. Тот предплечьем бац по горлу – беглец и упал…
– Ой-ёй-ёй! – Картина ударила Гирина в пятки. – Теперь колоть будут, пока горячий…
Досмотрев фильм, Гирин вновь подступил к телефону. На острове быстро поняли, в чем речь, и просили подождать.
– Есть такой, – радостно сообщили. – Записывайте место работы…
Гирин записывал. Город Ныш Сахалинской области. Есть такой населенный пункт на карте необъятной родины.
– Не Кыш, а Ныш… Именно… Понял вас…
– И телефончик тоже запишите. Дежурная часть… Записали? Всего вам хорошего. Звоните, если что… Всегда рады помочь.
Вскоре Иван Иванович говорил с крестником.
– Дела наши, – говорил он напрямую, – идут так себе. Короче, попал под влияние местного фактора. Не так болен, сколько ему тут диагнозов понаставили. Без Ирины ему хреново… Что делать-то будем, крестничек?
Николаша отвечал торопливо. Словно чувствовал, что с отцом непорядок, потому и занялся переводом на материк. Рапорт о переводе подписан. Через неделю должен покинуть остров.
– Поглядывай за ним, дядя Ваня, – наказывал он. – Очень тебя прошу!
– Как скажешь… – обещал Гирин.
И отключился. Недолго осталось ждать. Приедет – прочистит этому мозг… Ружейным маслом…
О проекте
О подписке