Какой-то умник сказал, что старого человека болезни не беспокоят. В старости их становится слишком много, чтобы переживать по каждой в отдельности. Это он загнул от незнания предмета.

Александр Сергеевич повернулся на другой бок, скрипя кроватью, и тяжко вздохнул. Сна – ни в одном глазу! А еще говорят, что можно привыкнуть к одиночеству.

Сергеич поднялся и стал бродить в потемках по квартире, пользуясь светом снаружи. От кровати – к окну. От окна – в коридор, оттуда на кухню.

Однако бродить вскоре ему надоело. Сергеич у окна остановился, прижавшись коленями к теплой батарее. Весна за окнами. На темном асфальте блестит вода. Хороший сезон, замечательный. Можно уехать на дачу до самой осени. Квартиру сдать под охрану и жить на вольном воздухе. В сельской местности вернется здоровый сон, голова перестанет кружиться. А Тамара Борисовна станет тута приезжать. Непременно! Поскольку летом в городе лучше не жить – экология здесь никуда не годится. Вот опять голова закружилась, а в груди неожиданно замерло…

Сергеич уцепился рукой за форточку и с трудом отворил. Болезнь привязалась к нему с самой осени. И, что характерно, определить не могут в больнице, отчего вдруг слабость взялась в организме. Врачи говорят, что это надолго. На всю оставшуюся жизнь, хотя и не смертельно. До ста лет можно прожить с таким диагнозом. Для того и лекарства изобрели, чтобы поддерживать человека.

Лушников устал думать, его вдруг потянуло в сон. Он вернулся к кровати, лег набок. Укрылся. И сон опять овладел телом.

Во сне Лушников летал над каким-то аулом, позади у него сидела жена – Лушникова Ирина. Живая! Здоровая! Но как она там оказалась, если самолет одноместный?

В воздухе кружил противник. Это были самолеты с американскими звездами. Санька Лушников, молодой лейтенант, летал над чужой страной, без документов в кармане…

На этот раз его подбили. Самолет потерял управление и пошел штопором в землю.

Ирина вцепилась пальцами в плечи и кричала изо всех сил:

– Чем ты думаешь, старый осёл?! Неужели до тебя не доходит?!

После падения Александр Сергеевич долго соображал, приходя в себя. Тишина. Будильник щелкает электрическим механизмом. В квартире всё тот же полумрак. Так жаль, что кончился полет. Ирина была рядом – рукой дотянуться можно…

Сергеич опять забрался на кровать, отвернулся лицом к стене, подтянул одеяло и тут же задремал. Теперь без сновидений.

Проснулся поздно. В голове опять как-то странно гудело, словно трактор работает за углом. На самом деле никакого там трактора нет – проверялось неоднократно.

Он лежал, глядя то в потолок, то в окно, наливаясь шумом. Потом опустил ноги с кровати, сел, задержал дыхание: этот прием помогал когда-то снижать давление и устранять головную боль. Но в последнее время этот прием уже не работал. С чего бы? Ведь это проверенный способ. В таком случае надо открыть все до одной форточки. Свежий воздух – основа здоровья.

Звонок в дверь прервал размышления. Сергеич обрадовался. Выходит, не всё потеряно.

Он вышел в прихожую. За дверью стояла Тамара Борисовна – миниатюрная, хищная, молодая. От нее несло свежей улицей.

Лушников поддернул штаны, посторонился, кучерявый пушок на голове пригладил ладонью.

– На улице сегодня! Ой! Прямо прелесть! – шелестела Тамара. – Что у тебя со лбом?!

– С кровати упал…

Тамара загадочно улыбнулась, руки побежали по сумкам.

– Уколемся для начала, потом прогуляемся…

Однако Лушников от укола отказался, подняв кверху обе руки. И без того голова кружится, а тут еще эти лекарства. Надо бы пропустить…

Сели обедать. Лушников покосился в сторону часов на стене.

– Что? – поймала его взгляд Тамара.

– Обед, – вздохнул Сергеич.

Со вчерашнего дня у него оставалась нетронутой печеная курица. Лушников специально ее приготовил, надеясь, что Тамара Борисовна придет ночевать. Но та, сделав инъекцию, ушла, сославшись на занятость. Спросить бы, в чем причина «прогула», да разве же спросишь с гражданской жены? Одним словом – гостевой брак: пришел, ушел, никаких обязательств. Таким образом они кувыркаются вот уж почти год. Тамара живет в бывшем общежитии – без прописки, без ордера, на птичьих правах. Говорит, дочь у нее где-то имеется.

– Устала тоже. Легла отдохнуть – и уснула, – бормотала Тамара. – Проснулась – утро. Прости старушку…

Ну да! Старушку! При этом на вид «старухе» едва за тридцать.

Сергеич в удивлении дернул головой. Достал из холодильника бутылку водки, распечатал, наполнил рюмки – воскресенье всё же.

– Ты подумай насчет договора, – напомнила «старушка».

– Потом…

Сергеичу надоели уговоры. Он поднял рюмку и посмотрел внутрь: прозрачная жидкость дрожала в руке.

– Сейчас уже многие заключили договоры… – продолжала Тамара. – Ты ж не один такой будешь у них…

– Мелко плавают пока что… Встанут на ноги – тогда и посмотрим.

– Каждому по телевизору, добавка к пенсии, освобождение от платежей, – стрекотала Тамара.

Лушников мотнул головой. И протянул руку со стопкой.

– Может, голова перестанет шуметь. С воскресеньем!

И торопливо задрал кверху голову вместе с рюмкой, потом вернул пустую на стол и сморщился, блуждая глазами по столу. Чем бы таким закусить, чтобы не больно жирно, но чтобы вкусно. Наткнул на вилку огурец и стал жевать. Быстрая как молния мысль пронзила насквозь. Сколько осталось таких вот огурчиков в жизни испробовать? Хорошо – банок десять. Или, может быть, бочку… А если нет?! Если отмерено ему совсем ничего? Надо подумать над предложением Тамары Борисовны. Ведь она медицинская сестра. С хирургом когда-то работала, пока из Средней Азии на Среднюю Волгу не проводили…

– Я подумаю, – решил он. – Как это называется? Пожизненное содержание с иждивением? А я, значит, иждивенец буду?

– Ну да!

– Ешь курицу! – Он взял нож. Отпилил ножку и протянул.

– Кушай. Ноги еле носишь…

Однако та продолжала всё ту же тему: подписал бумажку – и гуляй на здоровье. Раз в месяц к тебе приходят, деньги приносят, уколы делают.

– Серьезно, что ли?

– В зависимости от медицинских показаний…

Тамара попробовала ножку.

Выпили еще по рюмке, закусили и стали собираться.

– Странно, – оживился вдруг Лушников. – Голова больше не кружится… Выходит, сто грамм – самое лучшее в мире лекарство.

– Это пока, – возразила Тамара Борисовна. – Потом хуже будет. К тому же, если превысить дозу…

И Тамара принялась развивать похмельный вопрос. Сергеич внимательно слушал. Кто, кроме нее, может подсказать. Однако жить по рецептам как-то не вписывалось в житейские планы.

Они выбрались из квартиры и пошли тротуаром. Сергеич дышал во все ноздри. Хорошо-то как! Засиделся в квартире!

У перекрестка они свернули мимо магазина «Полянка» и здесь столкнулись с Ваней Гириным. Сергеич остановился, несмотря на холодный взгляд Тамары Борисовны.

– Как живешь, Ваня? Случаем, не летаешь на вертолете?!

Естественно, тот давно не летал. Это была всего лишь шутка.

Иван протянул крепкую руку. Давно не виделись. И уставился в сторону Саниной спутницы.

– Тамара Борисовна, – представил ее Сергеич. – Моя супруга.

– Успевают же люди! И ничего не сказал!

– Да мы это… Без росписи.

– А-а-а… Понятно. Слыхал, может? Уляхин квартиру придумал на меньшую обменять. Чтобы, говорит, меньше платить. Но жена у него уперлась, не соглашается… Ну?.. Не дурак ли?!

– Выходит, что крыша поехала… Действительно. Надо бы с ним поговорить тоже…

И тут Тамара придавила Сергеича пальцами под локтевой сгиб – отчетливо, с нетерпением. Стоять неохота человеку.

– Работаешь? – спросил Гирин.

– Какой там. Еле хожу…

– Сын-то хоть пишет?

– Нет…

– То-то, смотрю, зеленый ты весь. – Гирин внимательно смотрел другу в лицо. – Какой у тебя диагноз?

Ответ оказался удручающим: «Опущение всего организма».

Гирин оттопырил нижнюю губу. Интересный диагноз. Старухам обычно такие ставят, чтобы не донимали расспросами.

– Ты гуляй больше, Саня, – учил вертолетчик. – На свежем воздухе. Нагружай большие мышцы тела…

– Чего?

– Ноги, говорю, нагружай! – Вертолетчик выкатил глаза. – И таблетки жрать перестань! От них у тебя вся беда! Понял?!

Лушников мотнул головой. Вроде бы понял.

Гирин даже смотреть не хотел в сторону Тамары Борисовны. В квартиру вцепилась – не оторвешь. Сказать об этом Лушникову, да разве поверит. На тридцатник подцепил себя моложе и доволен.

– А вы кем работаете? – обернулся он всё же к даме.

– Медсестрой…

Гирин скомкал губы, опустил глаза, соображая:

– Вот оно что. Медсестра, значить? Это для него хорошо. – И к Сергеичу: – Это как раз для тебя!

И пошел прочь, крутя головой и вроде как удивляясь чему-то.

– Кто такой? – спросила Тамара.

– С родни приходится. Летал когда-то. На вертолете…

Возле газетного киоска Лушников притормозил. Конвертов купить бы. Письмо не во что положить для сына. Но Тамара вновь уцепилась в локоть.

– Конверты… – стоял на своем Сергеич.

– У меня дома целая пачка!

– Принеси тогда. Письмецо хочу написать…

Тамара ничего не сказала на это – лишь прижалась грудью к его руке и вновь отпрянула. Разговор на уровне жестов. С Ириной у Сергеича было как-то всё по-другому. Та старалась говорить языком. Она давно разыскала бы сына. Сынок тоже хорош: появился в прошлом году на годины матери, увидел, что отец связался с медичкой, и с тех пор ни слуху ни духу. А ведь Александр Сергеевич не встречную-поперечную нашел себе тоже. Медицинского работника. Ирина тоже была медиком. Первая. Родная жена.

Обойдя квартал, они вернулись к дому, остановились у подъезда. Под ложечкой у Лушникова сосало. Проголодался. Голова уже не шумела, хотелось жить и творить: писать мемуары, встречаться со школьниками, копать землю на даче.

– Я что не пришла-то, – вспомнила Тамара. – У меня же дочь приехала с внуком. Вот такие дела… – Она опустила голову. – Даже не знаю, как теперь помещаться будем в комнате… Она ведь решила, что здесь будет жить. Неудача у нее, понимаешь, вышла в жизни.

Сергеич оживился при этих словах:

– Вопрос решаемый… Перебирайся ко мне! А дочь там пусть живет.

Тамара кивнула, продолжая смотреть под ноги:

– Жрать, небось, хотят…

– Нет, ты погоди! – встрепенулся Сергеич. – А вещи-то?! Я помогу. С дочерью заодно познакомлюсь…

– Потом как-нибудь…

Она шагнула от подъезда. Ее ждали дела.

– Конверты не забудь! – напомнил Сергеич.

Тамара качнула головой, не оборачиваясь, оставив Сергеича одного размышлять. Дома ее ждала теперь своя кровинка.

Лушников вошел в подъезд. Дом был старинной застройки: метровой толщины стены, высокие потолки. И не шумно, потому что в стороне от транспортного потока. Эту квартиру выделил областной военкомат, когда командир эскадрильи ушел со службы и вернулся в родной город.