– Не очень, скоро мама придет поправить мне одеяло, и к этому времени я должна быть в своей постели. Но я постараюсь успеть. Мне надо только встретиться с Марфой, и еще узнать, что на самом деле случилось с Вовкой…

Будка опускалась. Пару раз она останавливалась на минуту-другую – видимо, Пере-Плюнь наверху давал возможность своим рукам отдохнуть, но потом вновь вздрагивала и продолжала свой путь вниз. Варька иногда поглядывала через перила, но внизу ничего не было видно, да и перила подозрительно потрескивали, когда на них опирались. Потом будка ударилась дном обо что-то твердое, слегка накренилась и замерла. Провисшая цепь зашуршала по крыше.

– Кажись, приехали, – сказал Недо-Плюнь.

Он отцепил фонарь от потолка, растолкал в нем светлячка, чтобы светил посильнее и вышел из будки. Варька вышла следом за ним и осмотрелась.

Большая круглая комната, в которой они очутились, находилась, видимо, в самой нижней и самой широкой части березы. Пол под ногами был земляной, кое-где из него торчали корешки и виднелись пятна мха. На стенах, так же как и в комнате наверху, висели фонари, в которых дремотно подрагивали светлячки. В свете фонарей Варька рассмотрела вдалеке широкие ворота со слегка приоткрытой калиткой.

– Ну, где же Пере-Плюнь? – нетерпеливо спросила Варька.

Муравей задрал над головой фонарь и посмотрел вверх.

– Сейчас Пере-Плюнь спрыгнет, – пообещал он. – Он знаешь какой прыгучий… Слышишь? Кажется, это он летит!

Варька тоже прислушалась. И правда – сверху до них доносился все нарастающий крик.

– А-а-а-а! – истошно кричал кто-то.

Это было мало похоже на победный крик гениального прыгуна, но поделиться своими сомнениями с муравьем Варька не успела. В несколько секунд крик превратился в густой оглушающий бас, в свете фонарей промелькнула размахивающая лапами зеленая молния и с размаха грохнулась о землю. Ш-шмяк!!!

– Все! – победно сказал Недо-Плюнь.

– Убился? – спросила Варька.

– Нет – спрыгнул. Он знаешь какой прыгучий!

– Да знаю уже…

Они подошли к лежащему на земле кузнечику. Руки-ноги у него были раскинуты по сторонам, глаза были закрыты, а язык безвольно свисал набок. «Точно – убился», – хотела сказать Варька, как вдруг кузнечик открыл глаза и спрятал язык.

– Ну как я? – спросил он почти бодрым голосом. – Отлично спрыгнул?

– Приземление надо еще немного порепетировать, а в остальном все хорошо, – сказал Недо-Плюнь, помогая другу подняться на ноги. – В прошлый раз было гораздо хуже.

– Хуже этого? – недоверчиво спросила Варька. – Могу себе представить!

– Ты просто не видела, как он спрыгнул в первый раз. Вот это было зрелище!

Пере-Плюнь отряхнулся и прихрамывая направился к воротам. Недо-Плюнь пошел рядом, держа фонарь над головой. Варька двинулась следом.

Сразу за воротами оказался узкий коридор, а может и не коридор это был вовсе, а просто червячная норка, такой он был извилистый и рыхлый. На дорожке были видны многочисленные отпечатки лапок самых разных существ, и больших и мелких. Ходили здесь, по всей видимости, довольно часто. Закончилась червячная норка неожиданно – круглой дырой, зияющей под вылезшим наружу березовым корнем. Вокруг дырки были набросаны в беспорядке листья и ветки, повсюду росла остроконечная травка и торчали желтые головки одуванчиков. Далеко-далеко (хотя на самом деле это было всего в нескольких десятках шагов от Варькиного дома) виднелись прутья школьной ограды, за которой темнели толстокорые тополя.

– И далеко идти до Рыжего Клена? – спросила Варька.

Она уже не беспокоилась, что может опоздать к маминому приходу – наверное, время в стране букашек шло гораздо медленнее, чем в человеческом мире. Во всяком случае, за все время, которое Варька провела здесь, небо так и не потемнело, оставаясь все тем же бледно-голубым, а солнце так и висело на самом краешке горизонта.

– Не очень, – ответил ей Недо-Плюнь. – За Одуванчиковой Поляной будет Несохнущая Лужа, и когда мы через нее переправимся, то останется совсем рукой подать. Добраться не сложно.

– Это ерунда, – подтвердил Пере-Плюнь. – А вот забрать у зверопуха фитюльки – это уже сложнее. Но мы попробуем его убедить. Ты, главное, не показывай виду, что боишься его. Зверопухи легко чувствуют чужой страх, и он их жутко злит. Может и сожрать.

– Да я и не боюсь, – как-то не очень уверенно сказала Варька и поежилась. – А зверопухи в котором часу ужинают?

– Они ужинают три раза. Два раза до захода солнца, и один раз после.

«Совсем как мой брат», – подумала Варька.

– И два раза он уже поел, – заметил муравей. – А солнце еще не село.

Варька снова поежилась.

– А чем зверопухи питаются? – спросила она и почему-то вспомнила про Вовку.

– Не поверишь – всем! – сказал Недо-Плюнь. – Однажды я видел, как он грызет ржавый болт, а потом никто не мог этот болт найти. Возникает вопрос: куда он мог подеваться?

Некоторое время они шли молча. Сначала Варька пыталась представить себе зверопуха, который отгрызает от ржавого болта железные кусочки, но каждый раз эта картина заканчивалась горсткой сломанных зубов. Тогда она представила, как зверопух глотает болт целиком, и в этот раз картина закончилась зверопухом, сидящим на ночном горшке в страдальческой позе. В общем, ей с трудом верилось, что можно съесть железный болт, тем более ржавый. Хотя, она знала одного мальчишку, который запихал себе в нос косточку от финика. Так может зверопух этот болт и не съел вовсе, а тоже запихал его себе в нос?

«Однако, – подумала она, – это ж какой надо иметь нос, чтобы запихнуть в него целый болт? Наверное, он просто огромный, этот зверопух, настоящее чудище…»

Заросли одуванчиков на их пути постепенно стали гуще – они вошли на Одуванчиковую Поляну. Но это не означало, что они с трудом продирались через эти заросли, ведь одуванчики были огромными, как телеграфные столбы, и между ними легко могла бы расположиться вся Варькина детсадовская группа. Да и росли здесь не только одуванчики, полным-полно было самой разной травы. Живности тоже хватало – то и дело мимо пробегала какая-нибудь букашка, усатая, или даже рогатая. Как правило, они даже не замечали Варьку с ее спутниками, а так и продолжали куда-то бежать по своим букашечным делам, бормоча себе под нос что-то невнятное. Какой-то бурый жук ростом с Варьку, но длиной в несколько раз больше, чуть не сбил их с ног – Варька едва успела отпрыгнуть. Жук, правда, оказался воспитанным – он остановился, повернул к ним свою плоскую рогатую голову и сказал задумчиво:

– Ах, извините, извините, проклятая рассеянность. Я не наступил вам на ногу, сударыня?

Муравей, впрочем, расшаркиваться совсем не собирался.

– Не наступил, не наступил, – не очень вежливо сказал он, за руку обводя Варьку вокруг жука. – Топай давай!

– Фу! – сказал жук.

– Проваливай!

Жук отвернулся, загребая задними лапами как будто бы случайно забросал муравья комьями земли и быстро растворился в траве.

– Как-то грубо ты с ним, – заметила Варька, отряхиваясь от попавших на нее кусочков земли.

– Это же Украдун, с ним иначе нельзя, – сказал Недо-Плюнь. – Ты думаешь почему он такой вежливый? Внимание отвлекает.

– Ага! – подхватил Пере-Плюнь. – А сам высматривает, чтобы такого стянуть. У меня на той неделе грабельки в огороде – хвать! – и деру. Насилу я его догнал, так еще потом и грабельки еле отнял.

Трава перед ними внезапно раздвинулась и из-за нее высунулась бурая голова жука.

– Потому что это были МОИ грабельки! – сказал Украдун.

Недо-Плюнь бросил в него мелким камушком, и голова сразу же исчезла.

– А у меня целое ведро пыльцы умыкнул из амбара! – крикнул Недо-Плюнь в то место, где только что стоял Украдун.

Трава снова раздвинулась, жук своим носом едва не ткнулся Варьке в лицо.

– Пыльцу не брал! – заявил он. – Это сплетни и наговоры! – Он покосился на Варьку. – Злопыхатели просто мне завидуют, сударыня, – пояснил он. – А что это у вас там из кармашка торчит?

Варька на всякий случай ладошкой зажала свой кармашек, в котором лежали бусики, а Недо-Плюнь снова метнул в жука камнем, и тот моментально исчез в траве.

– Не люблю я его… – хмуро сказал муравей.

– Меня никто не любит, – послышалось с той стороны зарослей. – Я бедный и несчастный, всеми обиженный, всеми оплеванный, камнями закиданный, облапошенный, позабытый и позаброшенный…

Причитания становились все тише и тише, и вскоре смолкли совсем – жук ушел. А Варька, кузнечик и муравей пошли своей дорогой через Одуванчиковую Поляну. После встречи с вороватым жуком им не очень хотелось разговаривать, но потом настроение поднялось, и они даже спели походную песню:

 
Шраплыг люлякал на стекле:
Скажу вам без опаски,
На свадьбу скоро нужно мне,
А я весь в липкой краске!
 
 
Ой люли, ой були,
Ой гули-тюли-мули!
 
 
Бедняга Плюх упал в ведро
И вот фантасмагория:
Не будет свадьбы у него —
Печальная история!
 
 
Ой люли, ой були,
Ой гули-тюли-мули!
 
 
Шраплыг печалится во тьме,
Плохое настроение,
Хотел всего лишь он поесть
Прекрасного варенья!
 
 
Ой люли, ой були,
Ой гули-тюли-мули!
 
 
Варенье из черники,
Клубники, ежевики!
Почамкаем варенье —
Какое наслажденье!
 

В этой песенке были еще строчки о том, как Марфа узнал, что ее жених стал фиолетовым и теперь боится показаться на глаза своей невесте, но об этом Недо-Плюнь и Пере-Плюнь пели уже вдвоем, а Варька подпевала только припев, который ей очень понравился:

 
Ой люли, ой були,
Ой гули-тюли-мули!
 

И когда песенка закончилась, настроение у всех уже было просто замечательное, только вдруг захотелось есть.

– Сейчас бы вареньица… – мечтательно сказал кузнечик. – Лучше всего из клубники.

– Нет – из черники! – немедленно заспорил с ним муравей, которому и самому очень хотелось кушать. – Из черники полезнее!

– Зато из клубники вкуснее! – возразил ему кузнечик. – Знаешь, сколько я могу клубничного варенья съесть? Целое ведро!

– За раз? – усомнилась Варька.

– Ну почему же за раз? – сказал Пере-Плюнь, который уже и сам понял, что слегка перегнул палку. – За неделю.

– Подумаешь – за неделю! – пренебрежительно сказал Недо-Плюнь. – Я бы за день съел.

– Спорим, что за день не съешь?! Полведра может и осилишь, но целое – слабо.

– Это тебе слабо! Я и два ведра могу за день съесть, если без хлеба. А вот если с хлебом, тогда конечно только одно, потому как хлеб – он очень сытный.

– Тю-ю, без хлеба кто угодно за день съест! А вот с хлебом…

Так, весело споря друг с другом, они незаметно вышли на песчаный берег Несохнущей Лужи.