Все вскинулись, подумав – «рафик». Но на околице показался синий «москвичок» агронома. Он отчаянно пылил по просёлку, торопясь на всех порах с какой-то вестью.

Весть эта оглушила глазковцев. Жена Савелова взвыла в голос, тут же захлебнулась криком и грохнулась оземь – мужики и подхватить не успели. Зарыдала и дочь Зинаиды Григорьевны. Завсхлипывали-заахали бабы в толпе. У матерей, чьи дочки с малышами наезжали теперь из города, остановились от жуткого предчувствия сердца. Славика Дольского начало трясти крупной дрожью, он заскрипел зубами, из глаз его выдавились слёзы, губы покривило судорогой. Он развернул велосипед, разогнал, вскочил на ходу в седло, но сорвался на раму, чуть не грохнулся, однако удержался, нашарил кроссовками педали и рванул прочь от людей – стыдясь, наверное, ненужных слёз.

– Да-а, Славик-друг, – пробормотал Коля Тулин. – Вот чё жизнь-падла делает, чтоб её!..

4

Милицейский наряд с трудом обнаружил совхозный «рафик» в четырёх километрах от села, за лесополосой.

Навела на него большая галдящая стая ворон. Он стоял вплотную к деревьям и кустам, сливаясь с ними цветом. Из открытой дверцы салона зелень травы густо закапала-запятнала уже застывшая на жаре кровь. Плотная туча опьяневших мух гомозилась над ало-вишнёвой лужицей, гудела внутри микроавтобуса. Даже видавший виды майор, первым заглянувший в «рафик», невольно вздрогнул.

Впереди, уронив половину головы на руль, ссутулился труп мужчины. Именно – половину: затылочная часть черепа была снесена полностью, вокруг кошмарной раны топорщились забрызганные кровью и мозгами абсолютно седые волосы. В салоне были обнаружены три женских трупа: старая женщина, скорчившись, прижав руки к изрешечённой картечью груди, лежала на полу в луже крови. Одна девушка сидела, откинувшись навзничь на спинку сидения, вместо лица кровавился у неё бесформенный кусок мяса. Вторая девушка прислонилась головой и плечом к стенке автобуса: у неё зарядом картечи разворотило шею и верхнюю часть обнажённой левой груди. На коленях трупа подёргивался и попискивал ребёнок, весь в крови…

Кольца, серьги, кошельки – всё осталось при мёртвых, лишь пропала сумка с совхозной зарплатой. Судя по всему, убийцы (или убийца) действовали хладнокровно. Отпечатков пальцев не осталось, лишь по полу в салоне на быстро загустевшей крови, как на воске, отпечаталась подошва старого кеда китайского производства, размер – сорок четыре. Две сыскные собаки никак не брали след: от места преступления вдоль лесополосы уходила остропахучая, непереносимая для овчарок махорочная дорожка. Милиционеры потащили ищеек на поводках, надеясь, что махорочная засыпка вскоре кончится, и след откроется, но через километр путь прервала речушка. Собаки и вовсе уткнулись в тупик, забастовали.

Громадные силы – милицию, прокуратуру, КГБ – бросили на раскрытие этого чудовищного преступления. Ключевой вопрос, который волновал угрозыск: почему микроавтобус остановился и съехал с дороги за лесополосу? И главный инженер, и бухгалтер с кассиром инструкцию знали: при транспортировке денег строжайше запрещено останавливаться даже по требованию инспектора ГАИ. Кто их смог остановить?.. Кто-то смог. И этот «кто-то» отлично знал, что в «рафике» везут большую сумму денег. А знать об этом могли все работники совхоза «Глазковский», а также их родственники, проще говоря – все жители села от мала до велика. Плюс ко всему о «денежном» микроавтобусе знали несколько банковских служащих и те их знакомые, кому они при желании могли сообщить соблазнительную информацию по телефону или лично. Ну и, разумеется, не исключалась и версия случайного ограбления – чего только не бывает в сегодняшние смутные времена в наших глухоманных палестинах.

В конце концов, следствие пришло к следующему предварительному выводу: убивал и грабил один человек, стрелял он из обреза двуствольного ружья 16-го калибра по всей видимости марки ИЖ-58, всаживал в жертвы волчью картечь номер 7,15. Первой погибла главбух. Затем, вероятно, преступник под дулом заставил Савелова съехать с дороги за лесополосу и уже там снёс ему голову. После этого на глазах у парализованных страхом Кузовкиной и Лукошко он перезарядил обрез и расстрелял их в упор. Ни единой гильзы преступник не оставил, но на теле Кузовкиной, в вырезе кофточки, обнаружился пыж, скомканный из обрывка областной молодёжной газеты. Это подкрепило версию о том, что грабитель – местный, из своих.

В Глазково следователи перетрясли в первую очередь всех охотников и бывших зэков. И тех и других оказалось в избытке, но ни один из них на Джека-потрошителя не потянул. Из остальных же глазковцев следователя прокуратуры особенно остро заинтересовал спорторганизатор и комсомольский секретарь Вячеслав Яковлевич Дольский. Во-первых, парень наверняка точнее многих знал, во сколько, куда, на чём и зачем поехала Тамара Кузовкина 7 июля перед обедом. А во-вторых, странно вёл он себя в этот кровавый трагический день, очень странно…

Дольский квартировал у стариков Макаровых в просторной бревенчатой избе. Следователь, нагрянув к Макаровым в середине дня, застал весьма неприглядную картину. Самыми живыми в хате были жирные мухи, клубившиеся над неприбранным столом, и шустрые тараканы, деловито сновавшие по тому же столу и по стенам. Хозяева середь дня всхрапывали на необъятной русской печи. Их постоялец, всхлипывая и бормоча во сне, ворочался на жарких перинах и подушках в горнице. На столе громоздились чашки с квашеной капустой, молодыми огурцами, копчёным салом, жареной рыбой, густой окрошкой и крупно нарезанным хлебом. Порожняя бутылка из-под армянского коньяка валялась под стулом, вторая, ополовиненная, стояла без пробки на столе – две-три мухи уже купались-плавали там. В избе – духота, смрад, неують.

Следователь, морщась, растолкал парня, представился. Дольский приподнялся, икнул, скривил серое небритое лицо в плачущую мину, пьяно промычал:

– Отстаньте же от меня… Я ничего не знаю…

Следователь чуть не размахнулся, чтоб влепить спортсмену отрезвляющую пощёчину, но тут, кряхтя и охая, спустился с печи дед Макаров и умерил пыл визитёра:

– Ты, мил-человек, не трожь сёдни парня-то, не замай. Токо-токо с погоста, невестушку свою схоронил. Не в себе он, чай не видишь?

Следователь, оставив Дольского (тот вновь опрокинулся в подушки), принялся пока за деда. Иван Силыч держался вполне молодцом, только для прояснения головы попросил у «прокурора» милости хлебнуть чуток «клоповьей отравы» из бутылочки. После вылавливания мух из тёплого коньяка и солидного глотка дед приосанился, вовсе пободрел. И обрисовал полное алиби своего квартиранта.

Седьмого июля Славик Дольский, как всегда, утром сделал пробежку вдоль реки кэмэ на пять, отмахал зарядку, накупался всласть. После завтрака он сел на велик и умчал в контору – корпел там над своими спорткомделами (потом это подтвердили и другие свидетели). Аккурат в полдень притартал домой на велосипеде полную спортивную сумку коньяка, 12 бутылок – по случаю к свадьбе ухватил в сельпо. И вот как сели, значится, обедать-то, тут Вячеславий-то и предлагает: мол, а не попробовать ли нам, старички-родители, коньячок этот самый – не дай Бог поддельный всучили. Иван Силыч подумал, что парень шуткует – ведь не пьёт сам, не курит. А тот и впрямь: бабах – бутыль на стол. Ну, кто ж откажется? Славик раскупорил, разлил по стакашкам и речь сказал:

– Конец скоро моей бобыльской холостяцкой жизни. Хочу испробовать напоследок разгульной свободы – напиться желаю.

Ну и хряпнули: мужики побольше, Марья Захаровна из стопочки. А коньяк этот самый – ух и крепок вражина оказался. Прям с ног валит. Так жара ещё – ну её к лешему! Вот как бутылке-то опорожниться, они все трое, значится, и осовели. В сон ударились. Поспали всласть, а после Славик же и разбудил Ивана Силыча с Марьей Захаровной: мол, хватит дрыхнуть, похмеляться в пору. Распочал новую бутыль, налил себе и старику, а старуха руками замахала – не буду, мол. Ну и Бог с ней! Они вдвоём ту бутылочку и усидели – под закуску-то чего же не пить? А тут соседка прибегает: слыхали, мол, автобус с людьми и деньгами пропал…

– А время? В котором часу вас квартирант разбудил, вы запомнили, Иван Силыч?

– А как же! Аккурат кукушка выскочила и три часа прокукала.

 Следователь взглянул на ходики в простенке, сверил со своими – стариковская кукушка служила точно.

– Покажите мне, пожалуйста, обувь постояльца.

Дед проворно притащил из горницы кроссовки: Славик Дольский носил сороковой размер.

Последующие показания самого Вячеслава Яковлевича Дольского и Марии Захаровны точнёхонько совпали с рассказом Ивана Силыча. Лишь добавилось к сведениям, что локоть Дольский разбил и брюки измазал травой, упав с велосипеда по дороге к конторе – опьянел с непривычки.

5

Почти год следствие крутило-раскручивало это дело.

Но, увы, концов так и не нашли. Глазковское преступление попало в процент нераскрытых. Оставалась мизерная надежда, что рано или поздно глазковский душегуб влипнет на другом преступлении, и тогда всплывут его прошлые дела. Хотя, конечно, сто тысяч умному человеку может хватить на всю оставшуюся жизнь.

Дошлые-ушлые, хладнокровные-трезвые как раз и множат процент нераскрытых преступлений.

6

В Сергеевке нового физрука школьного не очень-то поначалу взлюбили.

Держался он на особицу, нелюдимо. Вроде бы всё при нём, красавец парень, а на девок и баб ноль внимания, в клубе не показывается. Да и вообще он какой-то сторонний: здесь, в Сергеевке, почти все родственники меж собой, а кто не родственник, так всё равно по-свойски близок – так давно рядышком, через забор живёт. А этот приехал откуда-то из соседней области, чужак. Купил избёнку на отшибе за 300 рэ и зажил бирюком. Хоть директору восьмилетки казалось бы только радоваться: в кои веки нашёлся специалист по физвоспитанию, но вот ведь опять запятая – попахивает частенько от физрука спиртным. Слаб на выпивку Вячеслав Яковлевич, не воздержан. Директор беседовал с ним и не раз, и не два, но строгих мер почему-то не применял. Вскоре уже вся Сергеевка знала: год назад у физрука страшно погибла за неделю до свадьбы невеста. Убийцу так и не нашли. Сергеевцы, особенно бабы, помягчели к несчастному парню, простили и неулыбчивость, и пристрастие к выпивке.

А немного погодя жители деревни с одобрением заметили – судьба Вячеслава Яковлевича вроде бы устраивается: начались у него всякие хорошие отношения с Лидочкой, Лидией Ивановной, заведующей медпунктом. Она тоже недавно приехала в Сергеевку, окончив медучилище, жила на постое у старухи Миронихи. Ходили-гуляли молодые люди по-над вечернею рекой недолго, уже к Новому году Лидочка собрала свой чемоданишко, и Вячеслав Яковлевич перевез его на велосипеде в свою приземистую хатёнку. Свадьба получилась сверхскромной, тихой. Лидочка была детдомовской, Славик отца своего никогда не видал, а мать умерла уже лет пять тому. Из приглашенных учителей-коллег пришли три-четыре человека, да сидела за столом ещё бабка Мирониха и всё чего-то плакала, глядя на Лидочку, и мелко-мелко тайком её крестила:

– Господи, спаси и сохрани сиротку… Господи, избавь её от тёмных сил…

7

В первую брачную ночь Славик до смерти перепугал юную свою жену.

Гости разошлись рано, сразу после боя московских курантов. Потом были жаркие объятия, лёгкие слёзы, счастливый смех и – поцелуи, поцелуи, поцелуи. Уже под утро, надумав спать, они решили выпить по глоточку за семейное счастье. Иначе, уверил Славик, ему не уснуть. Он плеснул коньяку Лидочке чуток, себе же вбухал полный стакан. Лидочка затревожилась – зачем, милый? Но Славик успокоил:

– Ты ж видела, я за столом две стопки только… Не бойся, Лид, вот сейчас выпью, а с завтрашнего дня – ни-ни. Просто сейчас надо крепко заснуть и отоспаться.

Они чокнулись, ещё раз крепко-крепко, до перехвата дыхания, поцеловались и так, в объятиях друг друга, моментально потеряли дневное сознание, провалились в сон.

А через час Лидочка растолкала супруга.

– Слава! Славик!

Она вскочила с кровати, включила свет. Её била дрожь, худенькие плечи под прозрачной сорочкой ходили ходуном, глаза – в пол-лица.

– Боже, Слава! Как ты стонал! Как скрипел зубами! Что? Что случилось?

Дольский откинулся без сил на подушки, вытер одеялом мокрое от испарины и слёз лицо.

– У-у-уф!.. Приснилось что-то… Душно у нас.

Он выкарабкался из постели, так, в одних трусах и босиком, прошлёпал к двери, распахнул и начал жадно, как пиво с похмелья, хлебать студёный кислород из сенок. Сердце толкалось в горло. Кошмары, проклятые ночные кошмары – когда же они иссякнут?! Эти ошмётки студенистых мозгов… Белеющие прямо на глазах волосы… Предсмертный безумный взгляд Тамары… Писк-плач ребёнка – зачем, зачем этот ребёнок?.. И – кровь, кровь, кровь!..

Всё, хватит – полтора года минуло.