Зоя рассказывала сбивчиво, перескакивала, но главную суть худо-бедно разъяснила. Показала письмо про отбитые почки. Развернула, наконец, свёрток с запёкшейся кровью, сунула Арине под нос, специально погрубее, пострашнее – жёлто-восковой обрубочек с посиневшим ногтем. Арина вплоть до последнего момента слушала с кривой усмешечкой, а тут вскрикнула, отшатнулась, чуть не опрокинулась в шампунную пену. Дальше слушала, сдвинув брови. Вдруг – стук в дверь.

– Арина, Ариночка, у тебя там всё в порядке?

– Да, бабушка, да. Не волнуйся.

Арина вскочила, перехватила халатик в талии пояском, недоуменно осмотрелась.

– А чего это мы здесь-то сидим? – она распахнула дверь в прохладу коридора. – Проходи в большую комнату, я – сейчас.

Зоя прошла мимо бабушки, которая своими дворянско-польскими всё ещё загадочными очами продолжала недоверчиво всматриваться в беспокойную гостью. В знакомой комнате, где когда-то они вчетвером отмечали старый Новый год, было по-прежнему заставлено, мрачно и даже в этот жаркий летний день зябко. Царил беспорядок: повсюду валялись детские ползунки, штанишки, женские колготки, юбки, какие-то полотенца. Журнальный столик украшали недопитая чашка кофе и надкушенное яблоко. В углу стояли жёлтый перетянутый ремнями чемодан, туго набитая дорожная сумка и сложенная детская коляска. Диван был разложен, и постель на нём не убрана. У Зои при взгляде на смятые простыни кольнуло сердце, какая-то туманная мерзкая картинка колыхнулась в воображении, но Зоя тут же себя одёрнула: здесь же бабушка, скорей всего, спит… Зоя прошла к креслу, уселась, вытерла платком вспотевшее лицо.

Бум! – похоронно прозвонили один раз большие мрачные часы. Боже, уже четверть шестого! Вошла Арина, неся на блюдечке нарезанный лимон и сахарницу.

– Надо чуть допинга принять, а то сердце колотится.

– Арина, уже нет времени! Совсем. Если в шесть часов денег в ящике не будет…

– Не надо паники! – приказала Арина. Она стала вмиг деловитой, собранной, уверенной, вселяя и в Зою толику успокоения. – Не надо перед всякими бандюгами суетиться. Давай-ка, подруга юности, сначала чуть выпьем. Так, где же наши кружки, чтоб сердцу стало веселей?

Она взяла из серванта два шаровидных медово-жёлтых бокала, чёрную початую бутылку «Наполеона», плеснула по изрядной порции.

– Бери.

Зоя ломаться не стала, да и некогда. Почти залпом выпила, поперхнулась, принялась долго и нудно кашлять. А когда толком прокашлялась, слёзы вытерла, отсморкалась – Арина уже была готова: в светло-коричневых воздушных брючках, жёлтой прозрачной рубашке-кофточке, волнистые волосы с лёгкой рыжинкой свободно падают на плечи, губы и веки слегка подведены.

– Так-так, – всё более деловито формировала ситуацию Арина. – Значит, надо около трёхсот «штук». Ну, «штук» этих самых у меня чуть осталось – думаю, псы эти от валюты вряд ли откажутся, а?

Она вынулаиз дорожной сумки кожаную сумочку-бумажник, достала германские деньги, просмотрела.

– Ну, крупные денежки мы бандитам не отдадим, не надоим крупные. Вот эти – двадцаточки.

Она отсчитала вслух:

– Раз, два, три, четыре… двадцать две, двадцать три… – остановилась, подумала. – А-а, пускай подавятся!

И добавила ещё две зелёненьких бумажки. Зоя испугалась, что Арина начнёт вновь их пересчитывать – уже прозвонило, как набат, половину шестого. Но Арина бросила бумажник на чемодан, отсчитанные дойчмарки сунула в свою сумочку, её, в свою очередь, – в большой пакет, туда же на ходу погрузила из серванта объёмистую золотисто-чёрную коробку.

– Побежали. Бабушка, я скоро вернусь. Не забудь Полю в шесть покормить.

Уже на улице Зое вдруг вскочило в голову: а зачем, собственно, она-то, Арина, едет? Дала бы деньги и – всё… Однако думать некогда. Ещё до троллейбусной остановки бежать-прыгать минут пять.

Но Арина тут же склонилась к ближайшему «Москвичу», где за рулём сидел хозяин, плотный багровый мужик.

– Срочно – на Интернациональную.

Тот было замотал головой, однако Арина сунула ему под глаза указательный палец.

– «Штука».

Мужик сразу повеселел, засуетился: да, да, садитесь!..

Свёрток денежный пристроили внутри почтового ящика без трёх минут шесть.

Когда поднялись обратно в квартиру и, тяжело дыша (лифт снова филонил), смотрели друг на дружку в прихожей, Арина посожалела:

– Надо ж было поглядеть – кто забирать будет. Эх мы, кулёмы!

– А я знаю, – спокойно сказала Зоя. – Он уже стоял у подъезда: высокий, светлый, кудрявый. Тот, который и письмо опускал.

– Так что ж ты?! Видела, приметы знаешь – его же поймать можно…

– Да хватит тебе! – махнула рукой Зоя, сбрасывая пыточные туфли. – Вон у меня там «Губернские ведомости» валяются, почитай: средь бела дня на улице убивают человека, десятки свидетелей, а «милицией ведётся активный поиск преступников, но пока безрезультатно…» Всё, отдали деньги – будем ждать… Кстати, Арина, ты не думай – мы рассчитаемся, будем частями выплачивать.

– Не надо о деньгах. Игорь мне что – чужой?

Фраза прозвучала странно. Зоя напряглась, отвела взгляд. Арина смешалась, нагнулась, ища в чужом доме тапочки. Нашла под пуфиком. Выпрямилась, подчёркнуто деловито сказала:

– Надо же еду готовить. Думаешь, эти бандюги его там кормили? Наверняка с голоду помирает.

– И правда! Что это я – и не подумала!

Они обе оживились, дружно, рука об руку, как когда-то в общежитской комнате, накрывали на стол, готовились к празднику, переговаривались о том о сём – о пустяках.

Потом сидели в креслах, поглядывали на часы. Стрелки уже и к семи подбирались… Простая и противная мысль червячком заползла в сознание обеих: а где же гарантия, что те слово своё сдержат?..

– А ты знаешь, – проговорила Зоя, убеждая, скорей всего, себя, – а у парня этого, кудрявого, вид вполне порядочного человека… Он и на бандита не похож.

Арина, устроившись в кресле с ногами, обхватив колени, сидела понуро, ничего не ответила. Посидели в тишине. Зоя, не глядя на Арину, выдавила, вымучила вопрос:

– Скажи… у вас – продолжается?

Арина, так же уставившись в пространство перед собой, молчала минуту, вторую, заставляя сердце Зои биться всё надрывнее, больнее, прерывистее.

– Не надо об этом…

Снова – безмолвие.

«Молчи! Молчи! – молила Зоя. – И правда – не надо!»

– Не надо бы… – раздумчиво, медленно, из глубины себя повторила Арина, – но, знаешь, я сегодня, сейчас, поняла…

Взглянула на Зою, встряхнулась.

– Короче, близких людей на свете – мало. Я скрывать не буду: Игорь мне дорог…

– Но ты его любишь? – Зое так и хотелось вывернуть всё наизнанку.

– А ты? – серьёзно, даже с какой-то злостью в тоне спросила Арина. – Ты любишь? Или просто боишься под старость остаться одной?

– Зачем ты? – вздохнула Зоя, не поворачивая головы, всхлипнула. – Я его так люблю, так… Господи, да только б он живой – всё ему прощу!.. И прощать буду!

Арина дотянулась через столик, положила руку на плечо подруги.

– Я ведь уезжаю, Зоя. Насовсем. Так что… Слушай, а нет ли у тебя чего выпить, а? А то ведь мы свинтимся с резьбы. Шампанское, что ли, открыть?

Зоя, сперва недоуменно на неё глянула, вытерла уголки глаз, вздохнула, встала.

– Сейчас.

Она пошарила в шифоньере за полотенцами и наволочками, выловила там стограммовый бутылёк коньяка «Варцихе», грустно-победно показала.

– Вот! Принёс однажды, пьяный, в дипломате штук шесть, я один припрятала – он и не заметил.

Арина взяла бутылочку, как-то странно долго и молча рассматривала её, вертя в руках, потом открыла, разлила по рюмкам. Молча выпили. Разом глянули на часы – четверть восьмого. Лицо Зои начало кривиться, морщиться.

– Не надо! – прикрикнула Арина. – Не надо! Может, они его где-нибудь за сто километров держат, в лесу где-нибудь – пока довезут…

Но Зоя уже не смогла подавить тоскливый тонкий плач-вой, который вдруг всплыл из глубины горла, вырвался наружу. Страшное предчувствие стиснуло душу.

Зоя поняла – сейчас у неё будет разрыв сердца. Арина подскочила к ней, обхватила за плечи, пытаясь зачем-то поднять с кресла.

– Зоя! Зоенька! Что ты?..

И в это время тренькнул звонок.

IX

Ехали совсем недолго.

Боров чересчур усердно укутывал голову Игоря дурацкой сумкой, передавливал горло – отыгрывался напоследок, пёс смердящий. Но вот машина плавно развернулась, успокоилась. Жирный стащил-таки с Игоря сумку, толкнул его мясистым плечом.

– Выкатывайся, пидор! Хватит на «мерсе» раскатывать, сиденья марать!

Игорь поправил очки, охотно выбрался, выпрямил спину. Он очутился на том самом месте, откуда украли-увезли его два дня назад.

– Возьмите, – поэт, приоткрыв дверцу, протягивал ему фотоаппарат.

– Ты чего, дурак! – вскипел мордоворот, кинулся перехватить «Зенит». – Это ж Лорка себе взяла!

– Остынь. Я ей сам куплю, новый, – не оборачиваясь, осадил Вадим.

Игорь взял «Зенит», протянул поэту руку, крепко пожал его шершавую ладонь.

– Спасибо тебе! Если б не ты… Пиши стихи, обязательно пиши. А этих брось – как можно быстрее. И – вставь зубы, до свадьбы вставь: негоже такому парню щербатым ходить. Ну давай, счастливо тебе!

Потом наклонился к задней дверце, к открытому окну, и прямо в рыло пидору вонючему впечатал:

– А ты помни: цирроз – неизлечим. Осталось – два месяца.

Дебил жирный вскинулся было что-то пролаять в ответ, кулаком в лицо достать, но Вадим даванул на акселератор, «Мерседес» рванулся и помчал в сторону вокзала. Игорь глядел ему вслед, пока тот не свернул перед пышным привокзальным фонтаном: так и есть, дом с гаражным бункером затерялся где-то совсем рядом, в лабиринтах улочек и переулков за рельсами.

По уже предвечерней улице дефилировали отдыхающие горожане. Грязный, мятый, всклокоченный, небритый, с кровавым бинтом на руке, Игорь стоял ещё минут пять в центре этого праздника жизни, улыбался во всю мощь своих скул и озирал через улицу дом-громадину, где в маленькой уютной родимой квартире его сейчас ждали горячая ванна, бритва, чистое бельё, жена Зоя, ужин и – покой, покой, покой…

На его звонок, через секунду мельтешения теней в глазке, дверь распахнулась, и тут же Зоя, не дожидаясь, пока он войдёт, бросилась ему на шею, обхватила крепко, прижалась, всхлипнула.

– Игорю-ю-ша!

Игорь в момент заметил, как она похудела, осунулась лицом, похлопал успокаивающе правой ладонью по спине, забормотал:

– Ну-ну, успокойся, родная. Всё уже позади. Я – дома. Не надо. Всё теперь будет хорошо – по-другому. Будем теперь жить и радоваться…

Вдруг он вздрогнул и замер – в проёме комнатной двери, напротив входа, стояла, прислонившись к косяку и сложив руки под грудью, Арина, смотрела на него ласково, с улыбкой…

А потом Игорь отмывался чуть не в кипятке, барахтаясь в пенной ванне. Он закрылся на запор и почему-то не открыл даже Зое, хотевшей потереть ему спину.

А затем женщины делали ему перевязку. Они охали, ахали, кривились от страха и даже, глядя на жуткий обрубочек, всплакнули – обе, разом.

А после повели Игоря в комнату, куда был перенесён из кухни раздвижной стол, покрыт праздничной скатертью и уставлен яствами. Не такими, конечно, как в штаб-квартире черномазого мафиози Карима, но всё же на уровне. Были здесь и консервы – кильки в томате, и колбаса была «Студенческая», и салат из огурцов с луком, и разогретая печень с картошкой… У Игоря слюнки закипели. А посреди стола возвышалась бутылка французского золотого шампанского. Игорь хотел объявить о своём сухом законе, но лишь заикнулся, обе его женщины замахали в негодовании руками: как можно! По такому случаю! С того света, можно сказать, вернулся! Пришлось выпить бокал, потом и второй.

А дальше – Игорь рассказывал подробности своего житья-бытья в плену, описывал своих похитителей, почему-то выставляя всё в несколько комическом виде, пошучивая. Но Зоя с Ариной всё равно слушали, округлив глаза, вновь охали и ахали. А после рассказа мужа, уже Зоя расписывала, как собирала по крохам денежки, как убила её мерзавка цыганка, и как спасла всё в конце концов Арина. Если б не Арина – конец бы всему! Арина – настоящая подруга! Жаль, что столько лет не общались… И жаль, что она, Арина-то, насовсем уезжает…

Да, да! Завтра. Арина засобиралась домой: уже смеркается, а ей завтра утром на самолёт с дочкой, сначала до Москвы, где уже ждёт муж, а там и – за кордон. Так что – ауфвидерзеен.

Игорь пошёл проводить гостью…

* * *

Они сидели с Ариной в «Центральном», пили дагестанский коньяк, закусывали шоколадом и яблоками.

Игорь сначала не хотел сюда идти, но Арина убедила: у неё остались ещё деревянные, их всё равно надо потратить, да и проститься следует по-человечески, путём. А домой, к Зое вернётся через часик – ничего страшного…

Знакомая горячая волна уже плескалась в организме Игоря, приподымала его, бодрила. Он уже сам подливал и себе, и Арине, он уже не мог отвести взгляда от её влекущих бездонных глаз, он уже, даже не посмотрев окрест себя, притянул к себе Арину и прижался истосковавшимся ртом к её родным податливым губам…

– Как же я буду без тебя? Как? – выдохнул он, прервав поцелуй, но не отнимая лица от лица.

– Не надо так говорить, не надо о плохом, – ласково, призывно улыбнулась Арина. – Я ж квартиру не продала, на бабушку оставляю – она уже приехала вчера. Я ж буду тосковать, я ж буду приезжать… А может – если не понравится – и совсем вернусь. Так что, милый ты мой, родной и разъединственный Игорюша, всё у нас только начинается…

И она сама впилась в его губы ненасытным влажным поцелуем. Потом отстранилась, деловито, решённо сказала, вынимая кошелек:

– Не надо здесь время терять. У меня дома получше коньяк есть.

Игорь хотел возразить: «А Зоя?» – но вместо этого выскочило:

– А бабушка?

– Ей восемьдесят лет и она уже не очень хорошо слышит, – усмехнулась Арина. – Не дрейфь.

Он вздрогнул, услышав знакомое словцо, что-то было мелькнуло в памяти, но он отогнал прочь все чёрные мысли. Голова кружилась мельничным колесом.

– Идём! – решительно пристукнул Игорь по столу левой рукой и скорчился от дикой боли.

Свежий бинт начал медленно набухать алой кровью.