Но пару мгновений спустя упавшим голосом Анна Прокофьевна подтвердила это. Иван стоял рядом, и такого отчаяния у жизнерадостной женщины ещё не слышал ни разу.

– Я первая пойду на обход, – решительно сказала Гузель и сжала кулаки. – Отсюда мы не поможем ни Сан Санычу, ни Павлу, а объект защитить должны. Вань, смени меня через два часа. И советую поспать. Ночь будет долгой.

То, как она назвала его по имени, приятно коснулось ушей, но парень волевым усилием задвинул чувства на задний план. Дело сейчас было важнее.

Когда за Гузель закрылась дверь, а Глафира достала спальный мешок и стала его расстилать в единственном пустом пространстве не на проходе, Иван позвонил всем Хранителям. Сан Саныч, как и Ирина, не брали трубку – они безусловно были живы, но то, что они не выходят на связь, беспокоило. Петрович ответил сразу, сказав, что караулит во дворе: по краю его зоны много Пакостников, но у него всё под контролем. Павел ответил то же самое, а потом спросил в привычной деловитой манере:

– Помощь не нужна? Вы же сейчас в МИДе? Там спокойно?

– Справимся, – буркнул Иван. – Главное, чтобы ваш объект был в порядке.

– Да-да, всё под контролем! Даже ни одного противника в поле зрения, как раз вышел во двор… Может быть, отправишься к Петровичу? Скорее всего, следующий удар нанесут по Котельнической!

– Хорошая мысль! – Иван чуть помялся, но всё же спросил: – Ирина же не выходит на связь, как и Сан Саныч… Как ты?

– В целом хорошо, спасибо, что спросил… Кто-то подошёл, извини. Ты поезжай, не медли!

У Павла что-то спросили, после чего раздался визг шин.

Иван убрал телефон от лица и почесал подбородок.

Гузель советовала поспать, и это было мудрым решением. Тем более, Глафира уже расстелила спальный мешок и сидела на стуле, листая новостную ленту. Но вместо этого он достал монетку и стал её подбрасывать, любуясь переливами. МИД не очень охотно разрешал колдовать на своей территории, но видеть, как играют чары на металле, всегда служило для Ивана своеобразной медитацией.

Монетка подпрыгивала, с каждым разом меняя цвет. Синий, жёлтый, фиолетовый… Каждая смена поворачивала его мысли в новое русло. Что-то в последнем разговоре сильно смущало. Павел всегда очень трепетно относился к Ирине, утром был галантен и учтив, пусть она и тянулась к нему больше – так у них было заведено. Сейчас же, когда она пропала, в его голосе совсем не было волнения. Иван готов был поставить на то, что Павел не играет в героя, а действительно не очень-то переживает.

Зелёное облако, окутавшее монетку, мигнуло, а затем начало бледнеть. Иван заморгал и даже пощёлкал по металлу ногтем. Это лишь ускорило выход чар. Он сощурился, постарался нащупать ядро своей силы – но словно в стену уткнулся.

– Глафира, с объектом всё хорошо?

Та прислушалась к себе.

– Проблем не чувствую. Но ощущения в целом какие-то выключенные, как через вату.

Иван торопливо набрал Гузель и, стоило раздаться её голосу, тут же выпалил:

– Всё хорошо?

– Да, – удивилась девушка. – Что-то случилось?

– Силы опять выключили.

После пяти секунд тишины с другой стороны трубки раздались слова, ожидать которых от культурной студентки не приходилось. Значит, их всех обесточили ненадолго…

– Я перезвоню, – пообещал Иван.

Он понял всё. Мысли пока роились подобно пчёлам, но картинка была ясна.

Петрович взял трубку не сразу.

– Вань, чего тебе? – проворчал Хранитель. – О, погоди, как раз Паша идёт, только с такси!.. Неужели всё так плохо? Я и без вас справлюсь!

– Не говорите с ним! – прокричал Иван. – Он предатель!

– Да что ты говоришь-то такое?! – возмутился Петрович. – Паш, представляешь, что тут Ваня про тебя говорит? А… почему так много Пакостников?

Иван продолжал кричать, но в ответ раздавались только гудки…

– Смотри! – воскликнула Глафира неожиданно высоким голосом, тяча в серый кружок. – Ещё один!

– Котельническая. Знаю, – на удивление спокойно произнёс Ваня. – Мы следующие.

– Почему не «Ленинградская»? – засомневалась наследница.

– Поверь. – Иван решительно закатал рукава. – Возможно, сюда совсем скоро ринется толпа. И мы не сможем применить магию.

Глафира присвистнула. Он понимал её удивление: у него самого мысли расползлись по черепной коробке. Хотелось действовать, но что предпринять, он не знал. Ситуаций, подобных этой, ещё не было.

– Звони пра-пра, – велела девушка. – Как раз Котельническая посерела. Придётся давать бой…

Глафира открыла шкаф для верхней одежды у самого входа и достала дробовик. На удивлённо открытые глаза Ивана пояснила:

– Не всегда были такие спокойные времена, вот прабабуля и держит с девяностых. Зато никаких нареканий!

Пока они шли по коридору, Иван говорил по телефону со старшей Хранительницей. Парень точно знал, что связь глушилась и должна была сбоить хотя бы в лифте, но здание чувствовало, чьи разговоры нельзя перебивать. Как и то, что показывать обычным людям – дробовик в руках Глафиры редкие засидевшиеся сотрудники наряду с охраной просто не замечали.

У выхода Анна Прокофьевна рассказала, как, по её мнению, должен поступить Иван. Он резко остановился, и кровь хлынула к щекам.

– Я не сделаю этого! Как это будет выглядеть?! Да и по сути…

Он видел Гузель, прогуливающейся вдоль Садового и зорко высматривающей Пакостников. Сделать то, что ему предложили, было равносильно предательству.

– Есть предложения получше? – Сталь в голосе старушки не уступала его ярости. – Я выйду прямо сейчас, наплевав на мнение детей и внуков. Но буду только через час. Да и толку? Нам не успеть. Тот вариант, что я предлагаю, единственно верный.

Иван с Глафирой вышли на воздух. Летняя ночь была мягка и тепла, но парня бил озноб.

– Слышала? – спросил он у Глафиры, та кивнула. – Тогда ты знаешь, как стоит себя вести. Сыграем свою роль – и будем надеяться, что не зря.

Гузель обрадованно замахала, увидев Ивана, но он прошёл мимо. Его кроссовки остановились у края дороги. Он высматривал машину, которую заказал.

– Вань, ты чего? – недоумённо спросила Гузель и коснулась его локтя. Это движение раньше отправило бы его на небеса, но сейчас заставило сердце виновато сжаться. Он впился ногтями себе в ладонь, чтобы решиться сказать то, что нужно.

– Петрович тоже не справился. Павел едет сюда, чтобы вместе со своими приспешниками закрыть и этот объект перед своим. Он предатель, Гузель. Но предатель, который может нас выключить. Страшно представить, что с нами сделают после Обвала.

– Что ты говоришь-то такое?! – опешила девушка.

– А думаешь, у нас будет шанс выжить? – Остро взглянул Иван на девушку с таким презрением, которым не награждал и Пакостников. – Не будь наивной! Если останемся здесь, будет плохо. Это не наш объект, не наша война. Мы даже жизнь Хранителей не выбирали! Не знаю, как ты, а я уезжаю.

Иван потянул за ручку подъехавшей машины.

– Я не верю… – воскликнула Гузель, продолжая цепляться за его рукав. – Это не ты! Ты же не такой!

– Такой, не такой, уже не важно, – жёстко ответил Иван, осторожно разжал её пальцы и отнял от своего локтя. – Не будь дурой. Поехали со мной.

Гузель отшатнулась, как от удара. Её щёки пылали даже в ночи, гнев плескался в голубых глазах, ставших яркими из-за вернувшейся только что магии. Ивана практически вжало в машину.

– Убирайся, – процедила она. – Видеть тебя больше не могу. Трус, в котором я по ошибке увидела хорошего человека. Никуда я не поеду. С тобой или без тебя, высотки мы защитим!

Его такси проехала остановку, из-за которой выходила троица Пакостниц: адренАлина, алкогОля и отваЛилия. Гузель махнула рукой, и их размазало по шоссе. Глафира с дробовиком на плече приобняла плачущую девушку… Это было последнее, что он увидел перед поворотом.

– Ты. Поступаешь. Правильно! – убеждал он себя, утирая слёзы.

Остались позади Баррикадная, Маяковская, Белорусский вокзал. Ласково улыбнулся Цветной бульвар. Карета скорой помощи обогнала их, заворачивая в НИИ Склифосовского.

Он вздрогнул, почувствовав вибрацию в кармане и понял: «Павел, кто же ещё!»

– Ваня, Ваня, Ванечка, – пропел стальной тенор. – Всё ты, значит, знаешь?

– Знаю, – не стал лукавить Иван. – Вы уже у МИДа?

Павел засмеялся.

– Недалеко, и скоро буду, не сомневайся. Анна Прокофьевна звонила. Гадостей наговорила, ругала на чём свет стоит. Ну да ладно, к этому я привычен – в отеле и не такого наслушаешься! Но тут она проговорилась, что ты-то, оказывается, решил уехать. Почему?

– Глупый вопрос, – сухо сказал Иван. – Мы проиграли. Я покидаю город. Не пойму только, зачем вы это сделали?

Диктофон давно был включен, и парень старался не дышать.

– Деньги, власть, магия, – не стал лукавить Павел. – Те объедки, что нам дают высотки – всего лишь подачка, при помощи которой предлагают держать на плечах весь мир. Разве это благодарное дело?

– И вам это обещали Пакостники? Не самые надёжные ребята…

Мужчина усмехнулся.

– Пакостники лишь пешки, и их сила даже не тень того, что существует в другом мире. Настоящая мощь проникнуть пока не может. Но я говорил с ними через щель, прореху между объектами. Сознательно. Годами. Слушал и говорил. Мы готовились не один день – я даже изображал страстный роман с Ириной, лишь бы она сдалась без боя! Потому мы так хорошо и осуществили наш блицкриг.

Иван не перебивал. Он не подозревал, что всё зашло настолько далеко, но пугало то, что Павел не видел в этом ничего ужасного.

– Я ценю, что ты отступил в решающий момент, – вкрадчиво произнёс Павел. – Признаюсь, всегда считал, что ты идейный романтик с набитой опилками головой. Но ты оказался разумным человеком. При новом миропорядке я замолвлю за тебя словечко! О, прости, кажется, мы уже подъезжаем. Не удивляйся, что сил пока что не будет – ну да скоро привычных не будет вовсе…

Машина Ивана тоже достигла конечного пункта. Деревянными пальцами он выключил диктофон, обескровленными руками толкнул дверь, покинул машину и пошёл на негнущихся ногах. Сердце билось где-то в пятках, а мысли едва проклёвывались. И только надежда – хлипкая, бледная, безумная – оставалась живой.

Гостиница «Ленинградская», самая невысокая из семёрки, мрачно взирала на гостя. Недоверчивая, отстранённая – в ней было не узнать ту хлебосольную хозяйку, которую он всегда заставал. Гостиница обожглась о своего Хранителя и боялась: доверять ли чужому?

Иван осторожно подошёл к входу. Швейцар отошёл, но даже останься он, чары быстро бы отвели ему глаза. Сейчас в этом месте существовали лишь он и «Ленинградская».

Парень коснулся холодного камня. Таблички засияли бирюзовым светом, мигнули окна. Его магия вот-вот окажется заблокированной, но разве это мешает объекту слушать?

– Ты знаешь, что происходит. Скажи, разве такого Хранителя ты заслуживаешь?

Он перемотал диктофонную запись на последнюю реплику Павла. Вместе с «Ленинградской» он переслушал подтверждение предательства своего сородича.

– Скорее всего, ты понимаешь, что происходит, – горько усмехнулся Иван. – Не можешь не чувствовать намерения Хранителя. Не можешь не знать, какой он на вкус. Он убивает нас. Выключает объекты один за одним, пользуясь своей силой – данной тобой силой. Без тебя он просто человек – хороший, плохой ли, не мне судить. Но Павел опасен. Он обидит даже тебя, когда ты останешься последней, кто отделяет его от власти!

Обереги вокруг гасли – Павел начал действовать. Внутри скакало электричество, интернет не грузился. «Ленинградская» жадно внимала, даже если сейчас магию Ивана приглушили.

– Но если ты дала ему силу, – голос Ивана задрожал, – то ты же можешь её отнять. Не дать одному Хранителю навредить другим людям и объектам. Ты молчала слишком долго. Пора действовать!

Последнюю фразу он практически прокричал. Он стоял здесь, открытый душой, и представлял здесь не только себя – всех, кроме Павла. И гостиница поверила.

У Ивана перехватило дыхание. Резкий порыв ветра взъерошил его волосы, толкнув на шаг назад. Взорвались фонари напротив, а в номерах выбило пробки. Обереги запылали огнём, освещая ночь, делая то, что и должны делать, – защищать.

«Ленинградская» приняла решение.

– Спасибо, – прошептал Иван. – Мы все перед тобой в долгу…

Он выбежал прямо на дорогу. Розовый спортивный автомобиль чуть не сбил его, но Иван, невзирая на брань густо накрашенной блондинки, сел на пассажирское сидение, прокричав лишь два слова: «К МИДу!» Для надёжности выгреб всю мелочь, что имел, и положил в её бардачок. Обомлевшая от такой наглости девушка решила, что спорить с психами себе дороже, и вдавила педаль в пол.

Надо отдать должное скорости – домчались за пятнадцать минут по практически пустому Садовому. Иван торопливо поблагодарил блондинку, выскочив из не до конца остановившегося автомобиля. Та ответила лишь визгом шин. Но он уже не смотрел в ту сторону.

Он пропустил всё веселье.

Павел стоял в нескольких шагах от дверей. Его ноги, живот и грудь тесно обнимали каменные плиты, но ни один человек не увидел бы этого. Он повернул холёное лицо к новоприбывшему, и Ивана обожгло ненавистью. Анна Прокофьевна стояла рядом и неспешно беседовала с ним.

По площади перед МИДом были разбросаны тряпки, носимые когда-то Пакостниками: и МазОля, и Лёшадь, и многие другие… С особым удовольствием Иван разглядел футболку с надписью ПьЮлия. Что примечательно, сразу над надписью красовалась рваная дырка. Он перевёл взгляд на Глафиру, и та помахала ему дробовиком.

Но тут Гузель налетела на него, и Иван чуть не потерял равновесие. Растрёпанная, взмокшая, сила буквально искрила от неё – так много ей пришлось сражаться, пока не прибыла старшая Хранительница.

– Придурок! – кричала Гузель и била его кулаком в грудь. – Зачем ты заставил меня пережить всё это? Подумать, что ты бросил нас? Ты должен был всё сразу сказать!

Иван смотрел на её покрасневшее лицо с потёками туши. На синие сапфиры глаз, на полные рубины губ. И не нашёл ничего лучше, чем поцеловать.

– Главное, что сейчас всё хорошо, – прошептал он, слегка отодвинувшись от растерянной девушки и прижавшись к её лбу своим. – «Ленинградская» вняла моей просьбе и закрылась, ища нового Хранителя. Павел лишился сил, Обвал предотвращён. Мы победили.

Теперь уже Гузель поцеловала его. Губы обжигали, слёзы обоих смешались на щеках. Острое счастье хотелось разделить на двоих, и, кажется, у них получалось…

– Что будет со мной? – услышали Хранители голос Павла сквозь гул в ушах, когда наконец смогли оторваться друг от друга. – Так и оставите меня в камне?

– Нет, почему же, – покачала головой Анна Прокофьевна.

Она взглянула через плечо пленника, и остальные тоже посмотрели в ту сторону. Даже Павел, преодолевая гордость, вывернул шею под неестественным углом.

Двое Пакостников, мужчина и женщина, неспешно ковыляли в их сторону. Они не походили на остальных – футболки в стиле десятилетней давности. Перед ними предстали настоящие ветераны. Ладони Гузель и Ивана замерцали, а Глафира щёлкнула затвором. Каждый готов был атаковать.

Но Анна Прокофьевна подняла руку, останавливая их.

Одутловатые лица не выражали и тени страха. Пакостники даже не смотрели на них. Они шли напрямую к Павлу.

– Вы что удумали?! – Бывший Хранитель гордо вскинул подбородок, но было видно, как он дрожит.

– Твои друзья пришли, – добродушно, словно бабушка, принёсшая чай с плюшками в комнату внука, ответила Анна Прокофьевна. – Награждать тебя будут!

Трое Хранителей и Глафира отошли подальше, с интересом следя за тем, что будет происходить.

Павел завизжал, когда пятнистые руки потянулись к его груди. Миг – и всех троих как не бывало, лишь облако вони осталось в воздухе.

– Повели знакомить с высоким начальством, – поджав губы, сказала Анна Прокофьевна. – Это в наш мир попасть непросто, а отсюда туда – запросто!

Она повела ладонью, и плиты, сдерживающие Павла, вернулись на прежнее место.

Пошёл лёгкий дождь. Город желал очиститься, отдать должное тому, что было, извлечь уроки и пойти дальше, в новый день и новую жизнь.