Цитаты из книги «Мой театр. По страницам дневника. Книга I»

В полугодие Пестов снова поставил мне «4+». По общеобразовательным предметам опять было много двоек. Однако год я заканчивал только с двумя «3» – по русскому языку и алгебре. Гуминская мне ни в какую не ставила «4», хоть двадцать раз сдавай! Если я тянул билет, и там было четыре вопроса, мне задавали восемь. «Нет, он не знает! Я докажу, что он не знает», – все время кричала она.

режиссерами были: в театре – Георгий Товстоногов и Франко Дзеффирелли в кино. Фильмы П. Пазолини, Ф. Феллини, Л. Висконти для меня были обычным делом. Поскольку мама любила Висконти, его «Семейный портрет в интерьере» я смотрел раз девятнадцать, не говоря уже, что такие фильмы, как «И корабль плывет…» или «Ночи Кабирии» я мог сыграть от начала до конца, не то что рассказать. Мои одноклассники даже не знали, что такое существует. Имена Чехова и Шекспира были для них пустым звуком. Мне в свои 13 лет не о чем было с ними разговаривать. Но Пестову это не объяснить. Я оказался абсолютным чужаком среди своих сверстников.

Зачем вы меня гнете? Вы что, не видите, что меня можно в узел завязать?» Наконец объявили, что они меня берут. К нам с тетей Зиной вышел Оношко: «Что вы делали с мальчиком?» – «Такой родился». – «Мы никогда такого не видели, возьмем его для эксперимента».

В Тбилиси у меня постоянно был с мамой конфликт. Она говорила, что надо уходить из балета, а я объяснял, что никуда не уйду. Иногда доходило до того, что я грозил: «Сейчас пойду в милицию, напишу заявление, чтобы тебя лишили родительских прав, ты не даешь мне реализовываться!» Рыдая, я доставал 12-й том энциклопедии – «Искусство», открывал страницу на слове «Балет» с фотографией юной Нади Павловой, стоящей в позе écarté. Я так же высоко и красиво поднимал ногу и говорил маме: «Ты видишь, она так может, и я так могу! У меня все данные есть!» И все педагоги ей говорили: «Ну не может быть, Ламара, ну не может, чтобы у этого ребенка не нашли данных. Поймите, мы не сумасшедшие. Тем более он танцует с утра до вечера…»

Как иду по ней и у меня текут слезы, потому что Ященкова объяснила моей тете, что: «Не надо мучить ребенка, у него нет никаких способностей. Это не его профессия».

И вот мы с тетей Зиной, не с мамой, а с ее единокровной сестрой по отцу, во время зимних каникул пошли в училище. Тетя Зина, Зинаида Ивановна Романова, была женщина не рядовая. Сначала – директор совхоза «Московский», который кормил всю столицу, потом – директор по снабжению «Росконцерта». Характер имела твердый, решила, что будет представляться моей мамой. Сестре она не доверяла: «Ламара! Ты дашь взятку, а ребенок должен учиться по способностям!»

у меня вообще все, что темное и невысокое, – не считалось красивым. Человек с темными волосами выбывает из списка «первых красавиц Королевства»! Я тоже у себя в этом смысле по красоте не рассматривался…

Именно Сухишвили и Рамишвили все танцы грузинские пересочинили и систематизировали. До них танцевали, как хотели. Именно они создали знаменитый грузинский танец «Лезгинка». Сами лезги, то есть дагестанцы, к этой пляске вообще никакого отношения не имели, у них такого танца и в помине не было. Никто до Сухишвили – Рамишвили этими вещами в Грузии не занимался. Канонические национальные костюмы разных народностей Грузии специально для ансамбля создали художники Сулико Вирсаладз

1982 год, июль. Помню, мы сидели в «Катькином садике» – так называют сквер с памятником Екатерине Великой. Мама рассказала мне сначала про императрицу, потом очень подробно про Александринский театр, потом про балетную школу. Мы даже прошлись по улице Зодчего Росси, где эта знаменитая школа нах

В 1980-е годы, когда в Советском Союзе прошла последняя перепись населения, в Тбилиси проживало всего тридцать процентов грузин, все остальные: евреи, армяне, русские, украинцы, немцы, французы, очень много азербайджанцев. Большинство жили по своим районам.