Житие протопопа Аввакума

Сочувствую авторам исторических романов о Руси XVII века, перед ними стоит просто невыполнимая задача - переплюнуть непрофессионального писателя протопопа Аввакума Петрова. На мой взгляд, сделать это практически невозможно.

Окунаясь по-настоящему в XVII век на Руси, ни один историк, как бы не был он прозорлив и догадлив, ни один писатель, какими бы талантами он не был наделен, не сможет передать в своих работах и романах ту неуловимую сущность, которая зовется духом времени. Такое под силу только современнику и очевидцу, и в этом плане мемуары мятежного Аввакума просто клад.

Само собой, сочный, колоритный, богатый и еще не успокоившийся в академическом русле, русский язык. Все эти "паки", "зело", "понеже", "сиречь", "отнеле", "барте", "елико"... Аввакум отдает себе отчет, что он пишет простым народным языком, недаром он предупреждает читателя "виршами философскими не обыкл речи красить". Вот, вроде бы и полно в его тексте всяких "устаревших" для нас сейчас слов, но попробуйте сравнить "Житие протопопа" с другими документами той эпохи, и вы увидите насколько язык Аввакума проще и понятнее. И это при том, что он умышленно отказался от современных ему литературных норм и канонов.

Простонародный язык того времени оказывается много ближе современному русскому языку, чем тот вариант, который использовался на официальном уровне. Этот факт говорит о том, что развитие языка шло в большей степени все же "снизу", лингвистам приходилось принимать фонетические и лексические формы, которые рождались отнюдь не в кабинетах.

Но, главное в "Житии" это - пульс времени, далекого, страшного и сладкого одновременно, - времени, когда рвались к набухающим почкам молодые соки будущей сильной и могучей Российской империи. А время было непростое, столкнулись две Руси, старая, защищающая традицию и память предков, и новая - стремящаяся на авансцену мировой истории, затевающая не первую и не последнюю "перестройку", пролегающую напрямую через судьбы людей.

Жестокость века диктует свою цену, поэтому так много крови и мучений в "Житии", и так по-будничному преподносит это автор. Здесь нужно учитывать не только внешние факторы, но и внутренние тоже, ведь Аввакум и его сподвижники, как и первые христиане, страдают за веру как они ее понимают и противостоят - ни много ни мало - антихристам! Отсюда возникает некое самолюбование своими страданиями, как главное доказательство богоизбранности.

А еще в этом произведении заключен протест, нам сейчас не вполне понятный. Дело в том, что существовал строго соблюдаемый канон биографического жанра, к которому относились произведения, начинавшиеся со слова "Житие". Аввакум, так же, как и в вопросе с языком, грубо порушил канон, насытив свое произведение бытовыми подробностями, личностными оценками, да и сама форма подачи - от первого лица - была беспрецедентна. Опять же, по канону полагается, чтобы Житие заканчивалось описанием смерти и погребения, чего в протопоповском труде не было и быть не могло. Правда, он мог рассчитывать, что эту неизбежную печальную главу допишут за него ученики. По сути своей, это был первый опыт автобиографичных мемуаров в русской литературе, и Аввакум - истинный первопроходец на этой стезе.

Надо признать, что в целом Аввакум большой любитель и приукрасить, и даже приврать, но это не мешает, а может где-то даже помогает лучше почувствовать как и чем жили русские люди 350 лет назад. Оценил "Житие" на самый высокий балл не столько как литературное произведение, сколько как честный и пронзительный документ эпохи, обязательный для заучивания наизусть всем авторам, пишущим о попаданцах в русский семнадцатый век :)

О чем думали, как жили и какими были люди ушедших времен? Чтобы понять их, нужно читать то, что они писали (а виртуозы читают ещё и то, что читали те люди). С церковным расколом нам повезло - удивительно доступно и понятно Житие протопопа Аввакума написано им самим. Даже богословская позиция с ее двоеперстием и земными поклонами столь складно изложена, что и сам готов признать правоту старообрядцев. Житие Аввакума - потрясающий документ эпохи, он станет большим открытием для многих читающих людей.

Откроется Сибирь - благословенная земля, где островками-острогами живут свои, а между ними бесчисленные горы, реки, леса. Там идут войны своих с инородцами, и тех между собой. Там в Сибири нужно держаться друг друга, надзиратель и преступник увлечены склоками, а всё же притираются, чтобы спастись от зимы и чужого мира. Годы приходится идти только к месту отбывания наказания. Живя там, мечтаешь вернуться на Русь, не замечая, как ежедневными трудами, молитвами и общением "там" превращается в свое. Вот новый дом и новый острог, вот и дорога пролегла, в другой раз Аввакум с иноземцами пытаются наладить дипломатию, да бабы быстрее друг друга поняли:

мы то уже знаем: как бабы бывают добры, так и все о Христе бывает добро. Спрятали мужики луки и стрелы своя, торговать со мною стали.

Откроются люди - богатыри, покалеченные и закаленные зимой, Смутой, той же Сибирью и непонятно чем еще (наверно, всей историей). Их время не место для нас, тепленьких. Те люди держат правило, тверды в вере, их слабость и грех - трагедия, а не будничная досада. Слабости и греху они предаются с порывом к жизни, а не с задорчиком дохляка. Беснуются и юродствуют так, что посторонись - разнесут всё вокруг, ещё святыми станут. Такие люди, признают власть железной руки и, что важнее, железной воли, да и то не факт, что признают. Они умиляются, жалеют, сочувствуют, совершают добро; каждый жест, слово и действие, спасающие душу, в своей значимости воспринимаются как спасение мира, не потому что все это редкость, а потому что все это знак - Христос рядом. Только он и спасет от происков бесов и дьявола. Дурной поступок - их наущение, добро - с Христовой помощью.

Старец, не станем много спать: дьявол около темниц наших бодро зело ходит, хочется ему нас гораздо! Да силен Христос и нас не покинуть. Я дьявола не боюсь, боюсь Господа, своего Творца, и Создателя, и Владыки. А дьявол – какая диковина, чего его бояться!

Вот в таком мире живет протопоп Аввакум. Выступает против никоновских реформ, стоит за веру отцов, скромно называет свою жизнь житием, местами повторяет Христа из евангелий в словах и делах. Во время чтения так и не покидает ощущение, что наступают последние времена, ведь бог попустил дьяволу испортить сокровенное. Их засилье на русской земле стало нестерпимым. Слишком часто приходится их изгонять из людей, они позволяют себе куражиться в храмах. Каждый день идет борьба против них, вездесущих, за свою душу и за души других. Симптоматично, что спасением является не просто истинное православие, попорченное Никоном-волком, а православие именно наших отцов. Отринуть латинянскую ересь, вера отеческая, вера старая - вот цель. Действительно, наступают последние времена: полки нового строя, реформа церкви по греческим образцам (а ведь можно было и по древнерусским), бритье бород, табак (!) и страшно подумать что еще - слишком много примет. Русь уходит, не вернуться.

Аввакум всеми силами души этому противится: он борется, ругается и готов страдать так, как нам и не снилось. Аввакум фанатично верит, что только старая вера спасет Русь. Разве что чудо должно ему помочь. С божьей помощью Аввакум делает и это: ради спасения Христовой веры отеческой поступился отеческой традицией, попрал каноны житийного жанра, создал новое и уникальное в своем роде произведение, ознаменовавшее для русской литературы начало нового этапа развития. Вот уж действительно, "Неисповедимы пути Господни". Поиск бога на земле, противление дьявольскому, падения и взлёты духа, неприглядные стороны жизни людей, мытарства героя, высокий лиризм и чуткий психологизм - тут не только Аввакум, тут уже и Достоевский.

То ли еще откроется.

Не думайте, что Я пришел принести мир на
землю; не мир пришел Я принести, но меч.
Мф 10.34

Опыт чтения духовной литературы у меня исчезающе малый в сравнении с тысячами прочитанных книг светского содержания: "О подражании Христу" Фомы Кемпийского, "Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета" архиепископа Аверкия да "Письма с Соловков" Павла Флоренского - капля в море. Читать "Житие протопопа аввакума, им самим написанное" захотела после цитаты о курочке, всякий день по два яйца несшей. Была в этом какая-то бесхитростная трогательность, невыносимая нежность к существу, делившему с хозяевами тяготы неустроенной жизни, клевавшему с их стола скудную пищу и разнообразившего изо дня в день их трапезу. Так растрогалась, что и в голову не пришло задаться вопросом: а точно ли замыслом Творца в отношении той курочки было поддерживать яйцами хозяев? Может она высидела бы цыплят из тех своих яичек, водила по двору, защищала от коршуна, квохтала бы над ними, как курица. Впрочем, она и была курица. Которой суровый христианский Бог назначил нести в день два яйца и обрести бессмертие в веках, будучи упомянутой в сочинении страстотерпца за веру.

Зачем-то все это, видно нужно было, раз происходило из века в век многими тысячелетиями и не только на Святой Руси. Искаженное понимание догматов, раскол, битвы за веру, огнем и мечом, крики, стон и скрежет зубовный. Отчего не позволить каждому отправлять религиозные обряды в соответствии с тем каноном, какой ближе ему? Я не знаю. Вернее, знаю, но как-то не хочется сводить все единственно только к экономической подоплеке, было что-то более значимое, что заставляло всех этих не-истовых в вере людей губить других и убивать себя, но не отрекаться.

Назвать протопопа Аввакума значимой для русского раскола фигурой - ничего не сказать о нем. Он архизначим, он тот столп, на котором воздвиглись помимо Русской православной старообрядческой церкви, многие секты: скопцы, хлысты, бегуны, прыгуны, бессмертники и прочие - несть им числа. Прежний сподвижник патриарха Никона, возмущенный его подходом к церковной реформе, предполагавшим исправление церковных книг с опорой на греческие рукописи, в противопоставление древнерусским православным летописям. Аввакум тогда впервые выступил с резкой критикой инициативы власти, с этого начался его крестный путь.

Дальнейшая жизнь будет идти по схеме: наказание (ссылка, острог, побои), требование раскаяться с обещанием полной реабилитации, отказ и еще более тяжкое наказание. Без колебаний и сомнений святой человек высказывал в лицо своим гонителям предерзостные вещи, не смущаясь ни высоким саном, ни многочисленностью противостоящего социума (из Юрьева-Повольского возмущенная паства изгнала сурового проповедника). Множество страданий, понесенных за веру, не смирили его пламенной натуры, да и то сказать, протопопу очень повезло с женой. В минуту терзаний и горестных сомнений он высказал ей, что свинцовыми кандалами висят на шее она и дети, забота об их благополучии не позволяет ему бороться за правое дело с полной отдачей. Матушка ответила, что ему должно забыть о семье и служить Господу.

Это невыносимо тяжело читать и не из-за архаичного слога, к которому адаптируешься довольно скоро, но из-за содержания, где почти на всякой странице описаны мытарства, муки, унижения. Грязь, кровь, нечистоты, и нет этому конца. А над всем - святой человек. Борец за чистоту веры.