Глава 2

Новая связь очень хрупкая. После встречи вы и ваша родственная душа должны оставаться вместе на протяжении не менее 12 часов, чтобы избежать проявления симптомов сепарации, как то: тошнота, озноб, повышенная тревожность, головная боль. На протяжении следующих двух недель перерывы между встречами не должны длиться более 24 часов.

Если у вас нет возможности соблюдать данные рекомендации, вы можете пройти курс лечения от симптомов физической сепарации под наблюдением врача. При этом вы должны оставаться на связи с родственной душой любым доступным способом. Важно: лекарства не гарантируют полного избавления от симптомов.

Из информационной брошюры «О поиске родственных душ и адаптации после первой встречи» Министерства здравоохранения

К больным, находящимся в реанимации, пускали только кровных родственников и родственные души, связь с которыми была официально зарегистрирована. Эля знала эти правила не хуже медсестры, которая в данный момент не желала выдавать ей пропуск. Как и исключения в законе, регламентирующие ситуации подобные той, в которой оказалась она. О них рассказывали еще в школе.

– В случае если мне известно, кто моя родственная душа, но заявление еще не было подано, я имею право увидеть его в присутствии сотрудников больницы для гарантии его безопасности. Я также могу показать сообщения о видениях, где фигурировал именно он, которые отправляла на официальные сайты поиска, – протараторила она. Сердце в груди билось так быстро, что ей было почти больно.

– Да, вы можете. Если кто-то из врачей свободен. – Тон медсестры подразумевал, что у всех врачей много других важных дел. Эля использовала главный козырь.

– Речь о сыне Софьи Монаховой, главы «Мариона». Вы должны ее знать. Она приезжает навещать его в будни, и я уверена, что в выходные тоже. Я ее секретарь, можете проверить мой пропуск. Вот он, посмотрите. Здесь логотип компании.

– Она ничего не сообщала о вас – ни как о секретаре, ни как о родственной душе пациента.

– Потому что я сама поняла это всего несколько минут назад! Просто дайте мне увидеть его, – взмолилась Эля. Мысль о том, что ей придется вернуться домой ни с чем, была невыносимой. – Вы поймете, что я говорю правду. Я могу описать вам его лицо…

– Вы могли увидеть его где угодно. Но путь друг к другу через кровного родственника одного из пары – нередкий случай, – вдруг задумчиво протянула медсестра. – Моя дочь встретила свою родственную душу, когда пришла в гости к двоюродной сестре. Это оказалась ее подруга.

– Да, видите! Вот. – Эля протянула ей телефон с открытой историей обращений на сайт поиска. – Его портреты, а это – описания видений. И фото. – Передвинув пакет на локоть, она вытащила фоторамку. – Я рассказываю об этом самом моменте.

Взгляд женщины скользнул с ее телефона на фотографию.

– Я бы не причинила ему вреда, – нетерпеливо добавила она. – Наоборот, я читала, что пробуждение связи ускоряет процесс выздоровления. Врачи со всего мира уже давно говорят об этом. Позовите санитаров, если нужно, пусть они меня сопровождают…

– Оксана, привезли пакет в шестьсот первую? – перебил ее мужской голос.

К стойке подошел невысокий мужчина с оливковой кожей и мелкими темными кудрями, в которых проглядывали седые пряди. К его медицинской форме под белым халатом был приколот красный деревянный значок в форме человеческого сердца.

– Соня написала, волнуется. Она отправила сюда помощницу, давно должны были приехать.

– Это я! – воскликнула Эля, не дав медсестре открыть рот. Она была уверена, что речь шла о ней. – Вот его подарок, но я обязана сама увидеть Александра.

– Ох ты, – врач смерил ее изумленным взглядом и беззлобно поинтересовался: – Так уж и обязана?

– Он моя родственная душа, – твердо сказала она, осознавая, что мечтала произнести эти слова с самого детства, с того дня, как узнала о существовании любви предназначенной. Но ей и в голову не могло прийти, что это придется делать в одной из тех больниц, куда привозили людей с самыми серьезными травмами. – Видите мои рисунки? Если я коснусь его, это станет ясно всем.

Мужчина растерянно моргнул и опустил взгляд на телефон, а затем всмотрелся в ее лицо, словно оценивая степень искренности.

– В последний раз такое у нас случалось несколько месяцев назад. Ангелина, верно? Соня произносила ваше имя пару раз.

Эля кивнула в ответ, слишком возбужденная, чтобы говорить, и спрятала телефон и фотографию.

– Оксана, дай-ка термометр. – Он приставил его к лбу Эли и удовлетворенно кивнул, услышав короткий писк. – Жалобы на самочувствие есть? Насморк, кашель? Горло? Слабость?

– Нет.

Он отвел ее в сторону от стойки регистратуры и сказал, понизив голос:

– Если хотите попасть к Саше, то должны поклясться, не меньше, что абсолютно здоровы и в последние несколько дней не контактировали с больными.

– Да, конечно. Так вы мне поможете?

Ответом ей был еще один внимательный взгляд.

– Сперва я хотел бы узнать еще кое-что. Когда-то Саша занес в базу электронных документов несколько видений.

Эля понимала, куда он клонит. Среди одиночек это была распространенная практика как раз на случай подобных происшествий.

– При поступлении пациента без родственной души мы можем получить к ним доступ. Не помните случайно, какого цвета у вас был школьный рюкзак примерно десять лет назад?

Выбор видения, равно и как отличная память врача, у которого наверняка были десятки пациентов, удивляли, но она ответила не задумываясь.

– С седьмого по одиннадцатый класс рюкзак у меня был один. Лиловый с узором из звездочек, с металлическим брелоком на переднем кармане.

– А на музыкальных инструментах играть умеете?

– Да, на фортепиано.

– Бывали ли на катке на Красной площади?

– Я не умею кататься, так что всегда прихожу туда только за горячим шоколадом.

Судя по впечатленному кивку, проверку она прошла. Но облегчение длилось всего несколько мгновений, пока ее собеседник снова не открыл рот.

– Полагаю, подробностями с вами Соня не делилась, но теперь я имею право говорить более открыто. Саша перенес тяжелую операцию, на какое-то время впал в кому. Мы смогли его вытащить, но пока что ситуация непростая. Ваше появление способно помочь ему быстрее восстановиться, однако любая инфекция может стать серьезной угрозой.

«Врачи пока не могут сказать точно, какие будут последствия», – вспомнились Эле слова Софьи, и осознание, в какой опасности он находился, обрушилось на нее с новой силой. Она сглотнула, ничем не выдавая страха, и ответила так же уверенно:

– Я здорова.

В ее части офиса на последнем этаже бывало одиноко, но сейчас это было лишь преимуществом. Взгляд врача оставался таким же пристальным.

– Честно? Или это говорит желание скорее сделать ваши видения явью?

– Абсолютно честно. – Эля невольно повысила голос, и он отразился от устилавшего пол мрамора. Проходившие мимо посетители покосились на нее с любопытством. – Я клянусь, что не стала бы так рисковать.

– И вы готовы провести ночь здесь, никуда не отлучаясь? Особых удобств мы предоставить не сможем, сразу предупреждаю. В сериалах палаты для новообразованных пар выглядят лучше, чем на самом деле.

– Я останусь, раз это может ему помочь.

Она смотрела на собеседника открыто и без стеснения, не опуская глаз. Спустя несколько секунд уголок его рта дернулся, и он качнул головой.

– Оставляйте вещи в гардеробе, и идем. У вас и так осталось минут десять от силы. Будем делать все по правилам.

Эля поспешила к гардеробу, на ходу сбрасывая с плеч пуховик. Она не верила, что все оказалось так просто. Медсестра в регистратуре, судя по округлившимся глазам, тоже.

– Но, Михаил Леонович, она же не кровная родственница. Даже не жена. Стоит ли рисковать? Мы имеем право отказать, пока они не зарегистрированы. И нужно согласие заведующего…

Он поднял руку, успокаивая ее.

– Под мою ответственность. С заведующим я поговорю. Соня говорила об этой девушке много хорошего, так что у нее есть определенный кредит доверия. А когда связь пробудится, то она тем более не сможет навредить ему.

Тут он печально улыбнулся и посмотрел на подарочный пакет, который оставила Эля.

– Интересно, вспомнит ли потом Саша, как уверял меня, что Гюго был прав насчет красоты черных глаз.

– Это был Гюго? – подняла брови медсестра.

– Виктор Гюго, Оксана. Очень советую.

– Спасибо вам, – тихо произнесла Эля, следуя за Михаилом Леоновичем к лифтам. Чуть раньше медсестра выдала ей бланк, где были перечислены правила пребывания в реанимации, и она подписала его, не углубляясь в содержание. – Я уже боялась, что меня выгонят отсюда.

– Повезло, что коллеги решили не идти сегодня в кино и я задержался, – ответил он, нажимая на кнопку. Они вошли в тесную кабину, и двери тут же сомкнулись. – Когда речь идет о реанимации, то, как вы понимаете, ситуация со связью родственных душ осложняется. Безопасность пациентов стоит на первом месте, но что тогда делать с естественным правом на пробуждение связи? Бывает так, что она спасает жизнь, но в то же время может представлять угрозу. Врачей ставят перед непростым выбором, и не все, как вы, готовы идти на уступки, а не брать больницу штурмом. Я слышал конец вашего разговора.

Эля снова вытащила фоторамку, с которой все началось.

– Я увидела его лицо в тот день, когда сделали это фото. А спустя несколько часов и сам момент фотографии.

Он усмехнулся.

– Два видения за день? Вот это да, нечасто услышишь такое. Я тоже помню это фото. У них выдалась свободная неделя, и они поехали отдыхать. Соня, Гена и Саша.

– Саша, – повторила она, разглядывая парня на фото, и улыбнулась. Внизу она произнесла его полное имя машинально, но теперь понимала, что оно ей нравилось. И очень подходило ему.

– Саша Левицкий. До того, как случилась авария, я не видел его почти год. Он занят в «Иниго», я здесь. Все никак не получалось выкроить время, – с сожалением отметил Михаил Леонович.

«Иниго» была известной IT-компанией, которая занималась нейросетями и разработкой программного обеспечения и выпустила собственного голосового помощника Альду. Теперь было понятно, почему в видениях Эли часто появлялись компьютерные мониторы со строчками кода, понять которые ей не представлялось возможным. Пытаться воспроизвести код и отправить в чаты поиска она не пыталась, боясь, что случайно подставит свою родственную душу. Попасть на работу в «Иниго» она как-то раз пыталась, но не получила отклик на резюме.

Лифт остановился на десятом этаже. Свет желтых ламп на потолке был приглушенным, сильно пахло чистящими средствами и чуть слабее – мокрой тканью.

– Теперь идем одеваться, – сообщил Михаил Леонович, выходя в пустынный коридор. Направо и налево от них, насколько хватало глаз, протянулись ряды закрытых стеклянных дверей. Эле не нужно было смотреть на указатели, чтобы выяснить, что Саша находился в левой части коридора. Теперь, когда они были так близко, ноги сами несли ее туда, но сперва пришлось последовать за врачом в другую сторону. – Бахилы не потеряли? Отлично.

Дежурная медсестра выдала ей одноразовый халат, маску и шапочку. У Эли дрожали руки, пока она старательно прятала под нее иссиня-черные кудри; все внутри нее стремилось как можно быстрее оказаться рядом с Сашей. Маску она натянула до самых глаз и на всякий случай протерла руки антисептиком.

– Молодец, – похвалил ее Михаил Леонович, одевшийся так же. Эле было интересно, какое отношение он имеет к семье Монаховых, но она решила, что это может подождать.

В сопровождении двух санитаров они направились к шестьсот первой палате. Медсестра, забравшая у нее подарок, не сводила с врача прищуренных глаз.

– Изменений не было? – спросил он.

– С тех пор, как мы мерили температуру в последний раз, прошло минут десять. Нет. Решил опять проверить свою гипотезу?

– Положительными эмоциями никого не вылечить, но это не значит, что они не могут помочь. Ты же видела статистику из реанимации в Склифе.

– Видела и знаю, кем он тебе приходится. Только ты же понимаешь, как сложно оценить степень влияния душевной близости на фоне медикаментозного лечения. Или ты все еще не отошел после новости из Мурманска? – Пару дней назад к парализованной после аварии девушке вернулась чувствительность в ногах, потому что новый врач оказался ее родственной душой. Эля читала, что, пока одни хвалили талант хирургов, давших ей шанс на выздоровление, другие настаивали, что главной причиной стал мощный выброс эндорфинов после пробуждения связи. – Такие чудеса не каждый день случаются. Сентиментальный ты стал на старости лет.

– Я всегда таким был, Надежда Ильинична. За это меня тут и любят.

– Повезло, что никакую заразу сюда до сих пор не принесли, – последовал ответ, и Эля ощутила на себе подозрительный взгляд. – А то ведь некоторые считают, что никого заразить не могут. И не умеют закрывать рот, когда кашляют или чихают.

– Я умею, – на всякий случай сообщила она. Михаил Леонович фыркнул.

– Видишь? Не с теми людьми ты ездишь в метро.

Они остановились перед закрытой дверью, за которой виднелся край кровати и монитор. Сердце Эли дернулось так, что перехватило дыхание, и она машинально прижала руку к груди. Врач и медсестра повернулись к ней.

– Значит, так, Ангелина. Напомню, какой документ вы только что подписали внизу. В палате смотрим под ноги. Маску не снимать, обнимать, будить, сдвинуть с места или целовать пациента не пытаться. Прикасаться только к его руке, ни в коем случае не трогая катетеры или простыни. Вообще больше ничего не трогая. Слушаться нас, иначе вы больше не переступите порог палаты, а нам придется лечить симптомы сепарации у Саши. Все понятно? – спросил Михаил Леонович. – И, пожалуйста, ради его благополучия воздержитесь пока от публикаций в социальных сетях. Мы бы не хотели привлекать лишнее внимание к тому, что с ним случилось.

Эля кивнула, и санитар открыл дверь. В погруженной в полумрак маленькой палате, пахнувшей йодом и чем-то терпким, была всего одна кровать. Ее взгляд метнулся от прямоугольных мониторов и стойки с капельницами к бледным рукам с длинными тонкими пальцами, лежавшим поверх простыней, и выше, к плотно сжатым губам и острой линии челюсти. Там, где врачам нужен был доступ к мозгу, виднелся шрам, обработанный чем-то темным.

Этот мужчина, с обритой головой и лишенным эмоций лицом, был ее родственной душой.

– Он поранил шею? – спросила Эля, заметив повязку под его подбородком. Ее рука сама потянулась ощупать горло.

– Мы сделали трахеостомию, потому что у него были проблемы с дыханием. Но сейчас он дышит сам, так что одной проблемой меньше, – ответил Михаил Леонович. – Вы боитесь? Голова не кружится?

– Нет.

Хотя ее голос был твердым, тело прошиб озноб. Эле еще не приходилось бывать в реанимации. Она осторожно пошла вперед, пока не остановилась рядом с кроватью. В мягком свете лампы над головой Саши были заметны бороздки морщин на его лбу и между бровями, а еще затягивавшиеся царапины на локтях и плечах, оставшиеся после аварии. Ключицы выпирали сквозь кожу, такую тонкую, что она могла разглядеть линии вен. Несмотря на широкие плечи, мужчина перед ней выглядел хрупким и уязвимым.

– Вы сказали, что ситуация непростая, – напомнила она, не оборачиваясь.