– Какая-то тёмная история с тихим Занзимиром, не находишь? – спросил редактор, сделав глоток. – Какой-то он лишний в свете софитов.

– Недостаточно фактов, чтобы делать какие-то выводы. Утверждают, что у него произошло помешательство, но кто его связывал и куда спрятал, остается невыясненным.

– Ну, значит, какое-то очень стремительное помешательство. Когда я с ним говорил, он был абсолютно нормален. А вот настоящих психов я встретил на улице.

И редактор между употреблением чудесного напитка с иронией поведал о своей прогулке под молчаливым конвоем. После чего пересказал инцидент в «Глянце» и разговор с бородатым гуру, волонтёром фонда «Реальная жизнь».

– Целый час заливал мне про проседание нервных импульсов, деградацию памяти и риск утраты самоопределения. Я уже запоминать начал. И тут он давай кричать – почему вдруг меня это интересует? И агрессивно так, прям до драки дело. Здесь я догадался, что передо мной хорошо замаскированный сумасшедший. Собрался уходить, так он ко мне с предложением употребить какую-то гадость, которая быстро решит все проблемы. А его сподвижники за такое дело готовы хорошо заплатить. И не отстаёт, главное. В результате вышли на крыльцо, так там он эту гадость сам и выпил. И что ты думаешь?

Полковник ответил внимательным взглядом.

– Упал навзничь, а пока я за помощью ходил – уполз. Вот такие пошли продавцы наркотиков – не могут переварить собственный товар.

– Почему наркотиков?

– Ну а какие ещё варианты? Раньше первая порция была бесплатно, теперь с доплатой. И философскими размышлениями в качестве презентации. Кстати, и с остальным понятно – видимо, эту дрянь они в группах распространяют, вот участники и заклеивают рот, чтобы назад не полезло. Или что-то наподобие этого. Но респектабельный продавец, совершенно не таится. Видимо, в список запрещённых эта моча ещё не попала.

– Чем он тебя так испугал? – внезапно спросил полковник. Разуто перестал улыбаться. Видимо, перестарался, делая повествование весёлым.

– Не то чтобы испугал… – задумчиво протянул он. – Вчерашний попутчик был намного неприятнее. Но участвовать ещё раз в такой презентации мне бы точно не понравилось. Тем более в качестве потенциального наркомана.

– Если это наркотик, – кивнул Пол.

– Считаешь, что я выгляжу как самоубийца? – хмыкнул Разуто. – Ну так продавать яд с доплатой тоже как-то бессмысленно. И тем более для рекламы пить его самому.

– Своих координат этот волонтёр не оставил? – без намёка на улыбку спросил Пол.

– Я знакомство продолжать не планировал, – покачал головой редактор. – Мне рекламы одной пробирки хватило. Попросил сотрудника узнать, куда он пополз, чтобы в оставлении без помощи не обвинили. И запрос утром разместил, но его вставил так, до кучи. Меня больше интересовало, чего ждать от заклеенных молчунов.

– А ничего хорошего! – вклинился в разговор взъерошенный Вальзоват. Он внезапно возник у столика, склонился и, приплясывая от распиравших его новостей, зачастил: – Вы же об этих ненормальных? Вчера они напали на Чуллера! Прикиньте?! На Чуллера!

Редактор переглянулся с полковником. Гном Чуллер меньше всего подходил под объект нападения. Двухметровый дядька с татуированной лысой головой, переломанными ушами и огромной кучерявой бородой, теряющейся на фоне мощного тела. Рот дяди украшали два бриллиант-зуба, свирепо сверкающие при редкой улыбке. То есть одним своим видом Гном внушал уважение любому, даже хорошо употребившему дебоширу.

Но внешней свирепостью дело не ограничивалось. Чуллер, в прошлом профессиональный борец, сейчас возглавлял охранное агентство «Гомо сапиенс протекция, мы лучше роботов» и поддерживал форму постоянными тренировками. Свирепая пластика чувствовалась в каждом его движении, заставляя окружающих угадывать его маршрут и уступать дорогу. Он часто заходил в «Матовый глянец» и всегда удивлял редактора сильнейшим диссонансом внешнего образа и внутреннего содержания – на самом деле Гном был очень рассудительным и достаточно добрым дядькой, немного прямолинейным и не склонным к юмору. Что, впрочем, было понятно уже по названию его фирмы.

И вот такого персонажа «молчуны» выбрали для своего непонятного преследования. Вальзоват только что не подпрыгивал от обуревающих его эмоций.

– Нет, вы можете себе представить?! Значит, так, рассказываю. Сидит себе Чуллер, в приличном месте, кстати, на бульварах, дела решает. К нему подходит хлыщ и начинает рядом тусовать, в кружку заглядывать. Гном ему по-хорошему: «Сгинь», – тот ни гу-гу. Гном встает и вежливо его так в сторону отодвигает, ну вы знаете Гнома, даже не порвал ничего! Только отвернулся, а хлыщ ему взял и на спину плюнул! А…

– Подожди, – перебил Разуто. – Как плюнул?

– Слюной, как! – на мгновение сбился Вальза и взахлёб продолжил: – Смачно так харкнул! А Гном, значит, был весь при параде, пиджак новый, из химчистки, он же дела решать прибыл…

– Вальза, подожди, не части! – потребовал Разуто. – Так у него рот не заклеен был?

– У кого? У Гнома? На хрена? Он же на переговорах!

– У парня! У того, кто к нему подошёл.

– Не, но молчал как немой! И когда Гном им спину вытирал, ни звука не курлыкнул! И пока, значит, Гном его так воспитывал, такой же клоун, наверно друг егойный, на собеседника Гнома выливает кувшин сидра! И не убегает, понял?! Гном к нему! Пока второго ронял, первый ещё один кувшин берет и на этого же мужика – на! А мужик серьёзный, Гном с ним по охране тёр, у того склады за городом! И тут два литра на плешь – и сидит обтекает. Гном, конечно, гадов уложил, но договор с ним так и не подписали! Какая тут охрана, когда два кувшина на плешь! Вот правильно мы с тобой, редактор, этих сволочей завалили, я Шокулям уже объяснил – мало мы им вломили!

Редактор усмехнулся этому «мы».

– Стеш! – снова подпрыгнул Вальзоват, заметив вновь прибывшего Стеша Сотникова. – Ты за Чуллера слышал?!

И он побежал удивлять своим рассказом нового слушателя.

Редактор посмотрел на полковника:

– Вот тебе и молчуны.

– Не факт, что это те же самые, – пожал плечами Пол. – Может, это конкуренты Чуллера подставили?

– Так по-дурацки?

– Ну, своего-то они добились. Многим метод не важен, если результат устраивает.

– Ну не знаю… – покачал головой редактор. – Уж слишком как-то… Ты сегодня какой-то чересчур задумчивый. У тебя-то всё нормально?

– В целом да.

– А в частностях?

– В частностях… – протянул Грач. – У тебя никогда доступ к счетам не перекрывали?

– У тебя неприятности с налоговой?

– Да нет, – покачал головой полковник. – Я исчез из базы данных банка.

– То есть? – не понял Разуто.

– Какой-то информационный сбой. Как усугубление – смена операторского коллектива. Неприятное совпадение.

– Подожди, подожди. То есть ты пришёл в банк, а тебя спрашивают: «А ты, собственно, кто?»

– Сначала обнулили доступ. А затем уже спросили.

Разуто примерил ситуацию на себя, и ему немедленно захотелось проверить доступ к счетам. Но он сдержался и сделал несколько глотков из кружки.

– Это какой же банк такое исполняет?! Подожди, это филиал «Лепрекона»? Я слышал, у них проблемы…

– Если бы. У этого всё в порядке. Если, конечно, меня не считать.

Он задумчиво посмотрел на редактора и внезапно продолжил:

– Помнишь наш спор о свободе?

– О какой свободе? – не смог переключиться Разуто.

– Пару лет назад, на тезоименитство. Ты утверждал, что свобода и ограничения несовместимы, а мои доводы о дисциплинарных рамках относил к профессиональной деформации личности.

– Сдать анализ на ветерана я тебе постоянно предлагаю. И что?

– Тогда ты утверждал, что свобода человека ограничена только его фантазией. То есть если человечество может что-нибудь придумать, то вполне вероятно, что когда-нибудь сможет необходимость этой фантазии обосновать, меняя правила и изменяя границы морали. Пусть в момент фантазии это смотрится диким и противоестественным. Меняющиеся правила и дают как раз толчок прогрессу. А дисциплина, мол, отменяет прогресс.

– Ну, в твоём изложении это слегка банально, но на меня похоже. Особенно накануне праздника. Так к чему ты это?

– Просто вспомнилось. Эти молчуны, твой сумасшедший продавец, банк… Любой сбой – это последствие дисциплинарного нарушения. Так вот, похоже, побеждает фантазия.

– Да-а, – протянул Карл и похлопал полковника по плечу. – Банк – это серьёзно, куда уж здесь молчунам… Это же основа нашей цивилизации. Пол, если нужно перехватиться средствами, я помогу.

Полковник поблагодарил, но отказался. После чего посмотрел на часы и, пообещав зайти среди недели, попрощался. Как только он скрылся из виду, редактор достал коммуникатор и открыл банк-клиент. Все счета отображались и были доступны. К пиву вернулся вкус. Для того чтобы его закрепить, редактор заказал ещё одну кружку.

Он посидел ещё какое-то время, пообщался с компанией преподавателей, после чего расплатился за себя и уже «тёплого» Лорка. Механик исполнил свой коронный фокус – субсидируемые напитки он поглощал с космической скоростью.

– Аттракцион закрывается, – похлопал он механика по плечу. – Я ухожу.

– Это правильно, – закивал Лорк, – Что же, я, особь ты щедрая, берегов не вижу? Лорк человек порядочный: угостил – получай спасибо. Бывай, редактор, провожать не буду.

– Договорились, – кивнул Разуто и, попрощавшись с компанией, покинул уютное заведение.

* * *

Вечер был хорош для неторопливой прогулки. Опьянение было минимальным – опытный Разуто пива выпил в самую меру и остановился, когда напиток все ещё нравился. Самое время насладиться размерностью субботы и не срезать углы через унылые переулки, а совершить променад по длинному кругу, шевеля листвой на набережной, любуясь с моста стылым течением и слушая скудный поток автотранспорта на федеральном проспекте.

Настроение, подлая штука, было хорошим. Разуто не переживал о полковнике, он был уверен – Пол разберётся. Этот не жертва. Карл неторопливо вспоминал художественные постановки об обиженных когда-то и кем-то ветеранах и не мог вспомнить ни одного сюжета, в котором правильный ветеран утёрся, всхлипнул и поковылял в сумрак забвения. Весь тиражируемый медиаряд не позволял ветерану это сделать – это оскорбило бы взращённого на шаблонах зрителя. Что ждут зрители от правильного ветерана? Как минимум вздёрнуть обидчика на сосну, разнести дома вторично ответственных, а затем отстреливаться с какой-нибудь крыши. Как максимум – заехать на гусеничном ходу в президентский дворец, вздёрнуть кого-нибудь там (вздёрнуть – это обязательно), а затем хунта, диктат и самому быстренько стать самым отрицательным. В пределах искусства у ветеранов не было альтернатив.

А вот если бы из базы данных вычеркнули Разуто, ему бы стрелять было непозволительно – этого бы не оценили. Неправильный метод решения для гражданского образа. Правда, стоны о несправедливости и жалобные письма по инстанциям тоже бы освистали. Не та фактура. И на фига же такой тут такой седой и высокий? Пожилой редактор должен был оправдать надменную внешность и достать из-за пазухи ещё одну кубышку. Или, усмехнувшись, замутить такую медиасуматоху, что банк сам дописал бы к его восстановленному счёту пару нулей.

– Жертва собственного клише, – вздохнул Разуто и улыбнулся.

За этими рассуждениями Карл незаметно для себя прошел набережную, пересёк мост и, следуя изгибам освещённой аллеи, вышел к Федеральному проспекту. Проспект нависал над старыми кварталами бетонной эстакадой и шумел над головой малочисленным трафиком. На углу аллеи была одна из любимых скамеек редактора – сразу за ней за небольшим заборчиком размещалась маленькая кондитерская, работающая допоздна. В кондитерской всегда можно было прикупить что-нибудь горячее и терпкое в картонном термостакане, разместиться на скамейке и неторопливо выкурить сигару, запивая аромат хорошего табака. А ещё Карлу нравился вид, открывающийся со скамейки, – калейдоскоп, составленный из остатков аллеи, возвышающихся над деревьями крыш старых кварталов, и нависающий над ними монолит эстакады.

Карл, по рекомендации и не вникая в ингредиенты, купил большую порцию «Альтернативы осени», устроился на скамейке и достал «бейби кинга», маленькую, но толстую сигару любимого им сорта «Каравелос-дукс». Раскурив малыша, он с удовольствием сделал несколько затяжек, потянулся за стаканом и замер.

Под скамейкой лежал саквояж банковской инкассации. И явно не пустой.