Постепенно дурные предчувствия касаемо незавидной судьбы Ленор притупились. Через денёк-другой отпустило. Решив не искушать судьбу, я много времени стал проводить на крышах в компании чаек и голубей: те, несмотря на свою птичью болтливость, вряд ли б могли обо мне что-либо кому-либо разболтать. Да и люди нечасто сюда заглядывали. Даже даровитые маги. Особенно если речь шла о новостройках.

Будто выточенные резцом из монолитной породы скульптуры, статно замершие у высотных балюстрад, или же украшающие фронтоны зданий атланты и кариатиды, так и я с выправкой статуи стоял на крыше очередной многоэтажки, заложив руки за спину и вполне по-человечески перехватив локоть ладонью. Украшение из меня, конечно, выходило более чем сомнительное, да к тому же вовсе неуместное в канве современного минимализма, но что поделать. Мне нравилось смотреть на город с высоты, различая за нагроможденьем домов его ветвистый дорожный ландшафт, тёмные пятна скверов и аллей, недострои, брошенные на волю волн неумолимого времени, и восстающие в гуще строительных лесов и секвойях башенных кранов жилые массивы.

Хмарь вновь сгущалась, набирая иссиня-сизый тон, и рассеянный свет причудливо играл на барельефах темнеющих облаков. Отрешённо озирая окрест, я поймал себя на мысли, что не так уж и плох этот диковатый мир. Совсем неплох, несмотря на все свои очевидные минусы. Я упивался каждым оттенком чувства, переживаемого мной, каждой ненароком посетившей меня эмоцией. Поразительное дело. Почему нас этого лишили, напрочь выпотрошив нутро вплоть до звенящей пустоты? Зачем Ему потребовались ангелы, мало того, что без души, так ещё и без сердца? Вопрос был сугубо риторическим: ведь кому я мог его задать, кроме себя самого?

Вот и зима подкралась незаметно, робко ещё, несмело припорошив снежком пожухшие клумбы, будто украдкой развешивая по деревьям то тут, то там кружевную вязь.

Размышляя о всяком и разном, я стоял на самом краю, за парапетом, и слушал ветер. Ветер… Всего лишь градиент давления, казалось бы. Но ветра у нас не было тоже, что и не мудрено. А тут.. Ну что же, тут я больше не предвидел события наперёд, просчитывая их возможности с математической точностью, не различал чужих мыслей, не ведал много и, что самое странное, нисколько об этой утрате не сожалел. Интересно, свобода, она.. такая? А ещё.. я почти не вспоминал свою покинутую обитель. Вот так. Разве что.. острый, как лезвие бритвы, взгляд. Его лицо. Думаю, люди бы назвали этот гнетущий эффект «зловещей долиной»: в том своём образе.. Он не был похож ни на нас, ни на них. И был. Жутко.

С чего Ему вообще взбрело в голову явиться мне именно таким? А не бесплотным, многокрылым, сияющим нечто, например? Я б поди тогда так не переживал… Специально что ли испытывал Он меня?.. И, конечно же, испытание я успешно провалил.

А что, если Он побывал здесь?

Абсурдное умозаключение заставило меня широко распахнуть глаза. Какие глупости! Зачем Ему? Вселенная так обширна, а эта планета – лишь крохотный закуток бытия, к тому же Он никогда не покидал пределы Цитадели, не было необходимости: ведь мы были кончиками Его пальцев, осязающих мир. Его глазами и ушами. Его.. ангелами.

Всё больше гнетущих вопросов… Разве ж мог я понять, для чего боги затевают все эти опасные игры, будучи в них непревзойдённо изобретательными игроками и ревниво соревнуясь в собственной изощрённости друг с другом? Создают формы, а потом.. обрекают их. Я вспомнил Ленор и что-то внутри болезненно сжалось. В чём она провинилась, в неразборчивости? Неужто и впрямь заслужила такую участь?

Я прикрыл глаза. На секунду перед взором полыхнуло ослепительное сияние, и я увидел её. Поймал волну. Повезло. Увы, в своих догадках я не ошибся. Разлагающееся тело, с отходящим от костей мясом, было приковано к стене за руки, застыв в неестественной позе. Вокруг царил полумрак. В мёртвой плоти копошились опарыши. Но она.. она была там: присутствие фантома выдавало лёгкое зеленоватое свечение, окутывавшее труп. Запертая в гниющем склепе. Обречённая на страшную пытку. Так вот что они с нею сделали. Знать бы ещё кто это, «они»?

«Говори, тварь, пока я тут с тобой по-человечески, а! – Мужчина почти что рычал. – Я ведь могу и по-другому».

Голос, раздавшийся так внезапно, заставил меня вздрогнуть. Я не мог видеть говорящего: сумрак, затягивавший помещение, был ничем иным, как завесой. Защитой. Такой плотной и такой.. надо же, люди вон как, оказывается, умеют: комар носа не подточит. Только я – не комар.

Труп тем временем что-то нечленораздельно промычал в ответ: слипшиеся, скатавшиеся волосы занавешивали лицо, взгляд девушки был устремлён в пол, и я даже рад был, что не вижу того, что на этом самом лице написано. В нос ударил едкий сигаретный дым. И тлен.

«Какой на хрен пришелец?! Тебя заклинило, что ли, курва? Который день одна и та же ересь, а!.. Я тебе ща башку отрежу, будешь мало того, что активно участвовать, так ещё и смотреть, как тебя черви жрут, гадина такая!»

Внезапно Ленор расплакалась. Тихие-тихие содрогания и всхлипы в звенящей тишине звучали особенно болезненно. Только вместо слёз по щекам из пустых глазниц текла чёрная жижа. И всё равно это было так пронзительно, до того невыносимо…

«За что ты со мной так?.. Я тебе всё сказала! Всё!.. Я ведь.. тебя.. какой же ты мерзкий ублюдок!» – последние слова она выкрикнула б, если б только могла, но голос и без того хриплый и вовсе сорвался на шёпот.

«Нет, ну что за сука, а?» – Говорящий хлопнул себя по коленям, явно раздосадованный. Видно, это был уже не первый его разговор с несчастной покойницей, с одинаковым результатом. Я не видел его, но слышал прекрасно.

«Ты давай тут на жалость-то не дави, упырья душа? А башку я тебе всё-таки отрежу, бля, чтоб тебя в черепушку черти сношали».

Где-то вдали раздался скрип ржавых дверных петель.

«Ну чего ещё? Да иду уже, чтоб вас всех…» – недовольно прошипел мужчина. Шаги. Скрежет металла. Хлопок. Тишина.

«Ленор…» – тихонько позвал её я.

До сих пор всхлипывающая покойница встрепенулась, подняв глаза: алый огонёк на дне чёрных провалов почти померк. Зато печать на плече прожгла плоть до кости, впившись в надкостницу багровым эстампом.

«Кто.. кто здесь?» – с усилием прошептала она. Язык распух, речь девушке давалась с трудом. Тут я понял, что нематериален: протащить тело сквозь такую-то сеть из заклятий.. это как надо расстараться. Я был не уверен, что смогу. Точнее, что смогу быстро. Время и энергия дорогого стоили в этом мире. И с расценками так или иначе приходилось считаться.

«Это я…» – прошептал я, хотя нас и вряд ли бы услышали.

«Уходи, слышишь, скорее!» – испуганно выдавила она.

Тут из тёмного угла раздался угрожающий утробный рык. Страж. Надо же, предусмотрительно.

Вероятно, раньше это было собакой, точнее, несколькими собаками сразу. И даже.. в какой-то степени волком. Существо, в общем и целом, напоминало неказистую поделку, какие ребятишки лепят из папье-маше в младших классах. Только эта поделка была.. если уж не живой, то.. вполне себе… Я никак не мог подобрать подходящего слова.

Нежить. Живая нежить. Собранная из кусков.

Тварь в свою очередь приблизилась к Ленор, отчего девушка страдальчески застонала. И только тут я заметил, что кости на её ногах были не просто оголены, а обглоданы, испещрены следами множества зубов. В свою очередь монстр-Франкенштейн из мира псов, устроившись поудобнее, принялся за привычную, как я уже сообразил, трапезу, с упоением вгрызаясь в ноги девушки то одной, то другой своими головами, споря с самим же собой за особо лакомый кусок. Если б я мог, то от ужаса и жалости зажал бы рот руками. Остальное тело несчастной, однако, чудовище не трогало: видимо, в планы его хозяина это не входило.

Некоторое время я раздумывал, что могу поделать. И не придумал ничего лучше, как невесомой дланью взять пса за загривок. Хотя тут я и оказался в довольно странной степени расщепленья, однако шерсть пса стала дыбом, а сам он, ощерившись, замотал головами по сторонам, ища наглеца, которого стоило бы порвать на куски. Я же, коснувшись затем его сознанья, заставил нежить, скуля, отползти в тёмный угол, и оставить терзаемую им жертву в покое.

«Спасибо…» – из последних сил выдохнула Ленор. И, с лёгкой страдальческой усмешкой добавила: «А ведь я даже имени-то твоего не знаю, герой».

Я хотел было наконец-то представиться, но она меня оборвала: «И не говори мне его! Тем более здесь! Ты разве не в курсе, чем это чревато?»

Имя было не моим, но я не стал обременять и без того настрадавшуюся девушку подробностями и просто промолчал. Как вытащить её отсюда? В теле – никак. А вот без него… Хм… Слишком уж плотная текстура у заклятий, сам еле протиснулся. И то не весь. Но не бросать же её здесь! Разве что…

Я вспомнил компактный клубочек, оставшийся от покойника, который я отдал жнецу. Вся человеческая жизнь уместилась на ладони, а на самом то деле в объёме куда меньшем. Но в таком случае…

«Ленор… – начал я неуверенно. – Ты.. готова расстаться с этим миром?»

Глава

XXIV

. В замке Снежной Королевы.

Девушка еле слышно рассмеялась. И произнесла: «Всегда готова, как пионер. Только… – Она вдруг нахмурилась, от чего кожа у неё на лбу лопнула и лоскутом свесилась на глаз. – Помнишь, ты говорил про листья?»

Конечно, я помнил.

«Послушай, – как можно мягче заговорил я, прекрасно понимая, как ей, должно быть, страшно уходить в неизвестность, куда я собирался её отправить. – Это ничего…»

«И пусть, – вдруг выдохнула она. – Всё равно лучше, чем здесь. Давай. Делай».

Я покорно протянул к ней свои бестелесные руки, бережно развязывая тугие узелки заклятий один за другим. Во второй раз у меня получилось куда быстрее. Почти машинально.

Передо мною возник увечный фантом и тяжко выдохнул. Прикованное к стене тело булькнуло и сдулось, извергнув чёрную жижу и клубки опарышей. «Франкенштейн» в углу зло заурчал. Но двинуться не решился.

«Ничего ты собаченьку запугал», – рассмеялась Ленор. Но я был серьёзен.

«Когда я возьму.. – замялся я. – .. архив.. от тебя мало что останется. Всё будет там, но… Я не знаю, что ты будешь чувствовать при этом».

Девушка в ответ нарочито-беззаботно пожала худенькими плечиками, привычным движеньем отряхнув подол.

«Ну что буду то и буду. Главное, не это», – она обвела рукой мрачное подвальное помещение. Я кивнул и потянулся к центру её груди тонкими пальцами.

«Что за херня, а?!» Дверь позади внезапно распахнулась.

Осознав, что времени в обрез, я вцепился в грудную клетку фантома и буквально вырвал оттуда заветный клубочек. А после без оглядки нырнул с ним в хитросплетенья паутины заклятий и печатей, краем глаза зацепив, как обращается в прах и осыпается зелёными бликами бесплотный образ Ленор.

…

Всё та же крыша. Ветер свистит в ушах. В окоченевшей руке что-то слабо мерцает. Я медленно разжал когтистые пальцы: на ладони лежал тот самый заветный клубок. Значит, получилось. Не к месту я подумал, что вот она, путеводная нить Ариадны. Что ещё это могло быть? Не на пустом же месте легенда возникла.

А после, выдохнув и неуверенно качнувшись над бездной, чувствуя, как неизбежно теряю контроль, я рухнул куда-то в пропасть. Всё-таки даром мне это приключение не обошлось. Я не терял сознания, но и в сознании не находился точно. Земля просто ушла из-под ног, будто там её никогда в общем и не было. Мне не удавалось ни припомнить, ни даже вообразить, как я пролетел двадцать три этажа, и пролетел ли. Да и сам момент встречи с поверхностью, несмотря на всю знаменательность происшествия, не запомнился мне абсолютно. Помню только, и то довольно смутно, что я упал лицом вниз, на асфальт, точно голубь, сбитый на лету из рогатки, нелепо шлёпнувшийся ничком и распластавший увечные крылья.

Первая связная мысль, посетившая меня, была следующей: Ленор… Клубок.. где он?! Рука была сжата, да так, что я её почти не чувствовал и всё никак не мог заставить смёрзшиеся пальцы подчиниться. Тем временем кто-то неустанно и довольно настойчиво тряс меня за плечо – вот следующее из ощущений, явившихся в мой разум, рассыпанный изломанными бликами.

Я тяжело приподнялся и огляделся, чтоб выяснить, кто так неравнодушен к моей непростой судьбе. Этим «кем-то» оказался Михаил. Бледный как мертвец. Это же крыша его дома. Точно. Просто песня.. было ведь что-то такое, про крышу… Но как он…

Невнятные раздумья упорядочить упорно не получалось, и я не вполне соображал, что вообще творится вокруг. Вдруг между пальцев пробилось тусклое мерцание. Архив на месте. Хорошо. Сам же я до сих пор то и дело видел мир Нави, а вкупе парочку-другую сосуществующих с этим пространств, сбивками эфира идущей телепередачи, рябью кинохроники, паразитными кадрами.

Кое-как справившись с расслоеньем действительности, я обвёл взглядом тихо галдящую толпу немногочисленных зевак. Тут что, ролик снимают? – покосился я на парня с смартфоном в руке, направившего на меня чернеющий глазок объектива, и по-человечески сощурился от проблесков навязчивой фотовспышки другого очевидца, счастливого обладателя Nikon.

Однако скоро вынужденная фотосессия прекратилась так же внезапно, как и началась: аппарат, пару раз нервно щёлкнув, затих, а незадачливый фотограф вслед за тем нескладно выругался. Ну, о собственной не фотогеничности я как-то не шибко тревожился. К тому же я ведь представлял собой ходячую электромагнитную аномалию, выводящую из строя технику невинно и непринуждённо – зачастую это происходило со мной без злого умысла, – человеческий глаз не мог заприметить легчайшую пространственно-временную рябь, а вот техника вопреки тому нередко реагировала, не имея компенсаторных механизмов, присущих живому.

Наконец, собравшись с мыслями, я решил всё же встать на ноги, что-то невнятно подумав притом про рождённого ползать. Мигель осторожно поддерживал меня под руку, так, будто я упал не с крыши высотки, а просто поскользнулся на заиндевевшем тротуаре и ушиб колено. К чему эта смешная забота? Скорее всего, простое и вполне человеческое желанье помочь нуждающемуся.

Отрешённым взором я смотрел куда-то сквозь: окружающее было расплывчатым, словно потёкшая акварель. Частично я до сих пор пребывал вовне и частично внутри. Я видел ни то людей, ни то иных существ. Живых, и зачастую неотличимую от них нежить. Непроявленное и явное – всё перед моим взором смешалось в одну пёструю круговерть, словно я катаюсь на детской карусели с цветными зверушками, несущимися по кругу, то поднимаясь вверх, то снова опускаясь вниз. Тысячи радужных мостов, эшелоны бредущих в никуда паломников. По телу прокатилась волна неприятной дрожи.

Вдруг Михаил резко взмахнул рукой и мир.. будто бы застыл, обратившись огромной ледяной глыбой, внутри которой то тут, то там чернели неподвижные фигурки. Я медленно моргнул и поглядел на него. Он, кажется, шептал что-то на латыни.. или на санскрите.. мантры или заклинанья, и что-то ещё.. что нам нужно бы уходить отсюда подобру-поздорову. Я рассеянно ответил ему, на удивление, вслух, а не про себя, но мой ученик, похоже, меня не понял. Язык, спонтанно выбранный мной для обращенья, был слишком древним, давным-давно смытым океаном со страниц истории, и он попросту ну, никак не мог знать его. Только вот.. это болезненное изумление в глазах… Да что же такое-то… Я вновь уставился перед собой.

Вот так и стоял с минуту, не шелохнувшись, вглядываясь в переливающийся лёд, окруживший меня. Будто я – Кай в ледяном замке Снежной Королевы, имя которой.. Смерть. И если раздробить этот смёрзшийся мир на стекляшки, то из них наверняка получится сложить долгожданное слово Вечность.

«Учитель!»

Назидательное обращение заставило меня встрепенуться.

«Пожалуйся, посмотрите на меня!»

Я нехотя, но послушно, перевёл взгляд на своего ученика. И, в конце концов, опомнился окончательно, уцепившись за выражение его внимательных светлых глаз как за единственный более-менее надёжный ориентир. Где-то я их уже видел.. или очень и очень похожие.

Тем временем мир потихоньку начал «оттаивать»: фигурки в толще айсберга стали судорожно подёргиваться, некоторые заморгали. Что-то заторможено припоминая про дружелюбную мимику, виновато и немного растерянно я растянул губы в подобие улыбки, что тотчас заставило стоящих рядом ещё не опомнившихся зрителей неуклюже отшатнуться прочь, а особо впечатлительных вскрикнуть от неожиданности. В следующий миг я из поля их видения исчез, рассеявшись, будто болотный морок, заодно прихватив с собой и Мигеля: мало разве ему проблем?

Да, что-что, а дружелюбную мимику стоит порепетировать ещё – никуда не годится, – сделал я беглую отметку в своём ежедневнике.

Глава

XXV

. С чего начинается Родина.

Как-то попался мне на глаза один парк на окраине города, безлюдный и почти что дикий. Это, по сути так, был настоящий лес. С аккуратным, будто нарисованным, озерцом в самом центре. Туда я и направился. Мне нравилась вода с её переменчивым живым характером. Ведь на моей родной планете водоёмов, как и многого другого, не было: ни тебе атмосферы, красиво рассеивающей ультрафиолет и мелодично посвистывающей ветерком; ни деревьев, отбрасывающих причудливые тени; ни любых других жизнеформ, кроме, разве что, нас самих. Такая вот мрачная и молчаливая каменистая пустыня: людям бы и в голову не пришло искать даже примитивную одноклеточную жизнь на таком-то неуютном космическом теле, попадись оно в прицел их телескопов, буравящих космос жадными взглядами в поиске соседей под стать наблюдателям. Ну, на роль двойника Земли в обширном перечне экзопланет моя историческая родина не годилась уж точно. Пускай в ином измерении она сияла, невыразимо прекрасная и невыносимо правильная. Да и не нашли б они её и при всём тщании. Далеко да высоко.